Александр Гордиенко - Эффект женщины

– Двенадцать. Я имею в виду мои внутренние споры-диалоги с тобой. В голове. Железнов! Ну, пожалуйста! – глаза у Кати стали абсолютно голубыми, по-видимому, ее внутреннее напряжение достигло максимальной точки.

– Нам с тобой не о чем спорить.

– Железнов!

– Ладно. Токмо исключительно из-за того, чтобы избежать раздвоения моей личности в твоей голове, – Железнов вяло улыбнулся. – И контрамоции.

– Контра… чего? – на лице Екатерины обозначилось явное непонимание.

– Контрамоции. Развитие личности в двух противоположных временных потоках. Почитай «Понедельник…» Стругацких, узнаешь.

– Какой понедельник?

Железнов несколько жалостливо посмотрел на Строеву.

– Ладно, проехали, не заморачивайся.

– Спасибо тебе, Железнов! – Строева радостно улыбалась. Глаза приобрели исходный изумрудный цвет. – Ты не пожалеешь!

– Это не означает, что я взял тебя в команду.

– Сейчас это не важно, – Строева выглядела счастливой. – Пойду, схожу к Рокотову – предложу себя в качестве пресс-секретаря телеканала.

– Ты думаешь, что он ждет тебя? И что для этого достаточно только внешней привлекательности? Еще говорить уметь нужно.

– В каком смысле? Английский у меня свободный…

– Четко и правильно, – перебил Железнов, – не путая ударения. И понимая, о чем идет речь. Большой вопрос – возьмет ли тебя Рокотов.

– Я попробую. В любом случае я что-нибудь придумаю: я покупаю этаж двумя этажами выше.

– Ни-че-го себе, – растянул по слогам Железнов. – Хотя… да. Я как-то не сразу сообразил, что тебе все равно, что покупать: что чашку кофе, что этаж… или остров, – Железнов достал пачку сигарет. – А зачем?

– Буду создавать кинокомпанию.

– Что?! Извини, я не оригинален – а зачем? Ты же не представляешь, что это такое – кино снимать!

– Мне нужно чем-то заниматься, я не хочу валяться месяцами на средиземноморье или тихоокеанье… А потом… Я рассчитываю на вашу с Наумом помощь, двух самых бескорыстных людей, которых я знаю…

– Всего-то. И не надейся.

– …и единственных людей, которые говорят мне все, что они обо мне думают.

– Ага, – Железнов усмехнулся каким-то своим мыслям. – Ну, разве что только ради этого. В виде психологической разрядки.

(3)(1) Апрель 45-го

Квартира Железнова

Через пять дней после точки отсчета. Вторник. 22.17

Сидя перед «чистым листом», в данном случае – перед пустым экраном компьютера, Железнов размышлял, с чего начать: с плана сценария, с изучения исторической эпохи или – с изложения тезисов основной идеи…

Железнову было немного не по себе: пообещал Науму написать сценарий, от которого тот не сможет отказаться. И это при условии, что сценариев-то он, Железнов, никогда и не писал. «Да-а, несколько самоуверенное заявление. Но что сказано, то сказано. Обратного пути нет. И Наума подвести не имею права – вон как у него загорелись глаза. Да и себя уважать перестану, если не получится».

Почему-то вспомнилось, как в незапамятные времена он, молодой и дьявольски талантливый ученый, так же сидел за столом перед чистым листом бумаги и готовился написать свою первую фразу в диссертацию. Фразу Железнов сейчас не вспомнил бы и под страхом казни, а вот ощущение благоговения перед наукой, ощущение ответственности не более и не менее как перед всем человечеством, которому он хотел предложить новые решения в достижении значимых результатов на мировом уровне новизны, это ощущение осталось. Как и осталось воспоминание, что тогда от нахлынувших на него чувств первую фразу он выписывал каллиграфическим почерком дрожащей от волнения рукой.

Железнов усмехнулся: уже через полгода с него слетела вся (!) пафосность процесса – уверенной рукой он черкал и правил все, что ему не нравилось из уже написанного им, замазывал формулы и поверх небрежно рисовал более точные и совершенные, распечатки ЭВМ доказывали ему «Да, такого еще не было», а он воспринимал это как само собой разумеющееся, для того и голова «дадена».

«Ну, что ж, для того чтобы что-то сделать, нужно делать, а не думать, как это сделать», – Железнов принял решение использовать один из основных своих тезисов «по жизни». Он немного подтянул компьютер к себе, чтобы было удобнее печатать, и набрал первую строку: «Австрия. В 30-ти километрах от восточной границы. 15 апреля 45-го года…»

Австрия. В 30-ти километрах от восточной границы

15 апреля 1945 года. 15.30 по местному времени

Штурмбанфюрер СС Линц аккуратно пригнул ветку ели и в очередной раз поднес бинокль к глазам. Отличная цейссовская оптика моментально приблизила стены монастыря. То, что предстало перед глазами – ожесточенный бой между русскими и немцами, штурмбанфюрер видел десятки и сотни раз. Более того, в большинстве случаев он сам был участником подобных смертельных схваток.

Опытный глаз сразу выхватил главное: в монастыре было окружено до взвода соотечественников (по интенсивности огня со стен Линцу достаточно быстро стало ясно – человек двадцать, не больше), атакуемых русскими. Странными русскими. То, что это не боевые подразделения – было видно и не вооруженным взглядом: глупая, бессмысленная атака… неоправданные потери без артподдержки… хаотичная стрельба… хоть и интенсивная. Нет. Русские сейчас так не воюют. Научились. Или мы их заставили научиться.

– Генрих, – не опуская бинокля, Линц вполголоса обратился к находящемуся в трех метрах от него оберштурмфюреру СС Генриху Гартвигу, также из-за укрытия наблюдавшему за происходящим. – Генрих, у вас нет ощущения иррациональности происходящего?

Гартвиг, истинный стандарт офицера СС – высокий блондин с голубыми глазами, около тридцати, в ладно пригнанной форме, практически в начищенных сапогах и с массой других достоинств, наглядно демонстрирующих «превосходство» арийской нации над другими, аккуратно придержал ветку высокого кустарника, опуская бинокль, неспешно развернулся в сторону командира:

– Так точно, господин штурмбанфюрер. Очень странно.

– Что странно? Что какому-то тыловому русскому генералу захотелось поиграть в войну?

– Никак нет, господин штурмбанфюрер. Странно, что из монастыря стрельба ведется из русского оружия. Только из русского.

Офис телекомпании. Кабинет Железнова

Через неделю после точки отсчета. Четверг. 10.20 утра

– Ну, чего звал? – Железнов услышал за спиной голос Андрюхи Борисова, которому он пару минут назад позвонил и попросил его срочно зайти по неотложному делу.

Железнов оторвался от монитора компьютера, на котором изучал какие-то ярко-зеленые графики, и развернулся лицом к гостю. Андрюха – среднего роста, под сорок, коротко стрижен, волосы ежиком, взгляд умный, убежденный холостяк и гениальный программист по совместительству, с неизменным тетрадным листочком в руке для записи железновских предложений по совершенствованию программного обеспечения проекта «Она мне нравится».

– Если ты по поводу включения тембров голоса в обработку с точки зрения оценки мужских предпочтений, то мы еще не успели. Ты же знаешь, что на данном этапе мы формируем классификатор тембров и…

– Андрюха, ты миллионером быть хочешь? – неожиданно перебил его Железнов.

– Чего? – не сразу въехал Борисов. Коротко рассмеялся. – Вот за что я тебя люблю – умеешь ты вопросы задавать. Нет. Не хочу.

– Почему?

– Жениться не хочу, – Андрей усмехнулся, – а так найдется масса настойчивых, желающих его потратить.

– Его – это миллион?

– Ага. Он самый. А на пиво мне и так хватает.

– Я тебя понял, – Железнов улыбнулся, – но придется. Единственное, что могу предложить, так это быть подпольным миллионером. Как товарищ Корейко. Слыхал о таком?

– То есть ты предлагаешь мне стать «золотым теленком»?

– Слыхал, стало быть. Со своей стороны тайну вкладов я гарантирую, а дальше – сам.

Борисов смотрел в смеющиеся глаза Железнова и никак не мог понять, шутит он или нет. Вроде бы, и разговор несерьезный, а с другой стороны, раньше за Железновым не наблюдалось, чтобы он вел пустопорожние разговоры.

– Ты серьезно?

– Более чем. Ты о «Forex» что-нибудь слышал?

– Так. Бегущую строку по телеку пару раз видел. Что-то связанное с деньгами. Иностранными, кажется. Никогда не интересовался. А ты что, решил этим заняться?

– Да, решил.

– Сань, я же тебя знаю. Зачем тебе это?

– Надо Науму на кино заработать.

– Какое кино? На билет я могу ему и так дать.

– Андрюха, – Железнов тепло улыбнулся, – не тормози. На кино – в смысле – снимать кино. И не спрашивай, с кого или что снимать.

– Так это ж очень дорого, кино снимать, – Борисов характерно блымнул глазами.

– А я тебе о чем: нужно много денег. Очень много.

– И чего это Наум решил кино снимать? И о чем?

Железнов усмехнулся:

– О чем же кино снимают? О добре и зле. О любви и предательстве. Как и все. Только Наум у нас гений, и кино у него будет гениальное!

– Это он так решил?

– Нет, это я его уговорил.

– Ты? Вы что, уходите из программы?

– Андрюха! Мы пока никуда не уходим. А если засобираемся, предложим тебе идти с нами: куда ж мы без тебя, ты у нас – связь с новейшими компьютерными технологиями, а без связей, как ты понимаешь, регулярных, заглохнет нива жизни, – с этими словами Железнов открыл застекленный книжный шкаф, достал две достаточно толстые книги. – На, почитай пока.

– Это что?

– Это тебе для изучения терминологии, чтобы мы завтра…

– Как завтра?

В это время Оберст, мирно грызший орешки на низшей жердочке, экстренно прекратил процесс, и произвел «большой вертолет» (неимоверно быстро захлопал по телу крыльями, при этом шум от такой экспрессии очень напоминал звук зависшего вертолета), и выдал: «Бардак!»

– А ты что думал? Времени нет. Пока мы тут с тобой прохлаждаемся, они там наши деньги тратят. Бардак, – Железнов кивнул головой в сторону Оберста и улыбнулся, чувствовалось, что у него хорошее настроение.

– Какие наши деньги?

– Наши деньги на форексе. Те, которые мы оттуда должны забрать Науму на кино.

– А они дадут?

Железнов на секунду задумался.

– Видишь ли, Андрюха, на форексе иногда выигрывают удачливые, а зарабатывают, в основном, те, кто умнее и информированнее. Те, кто очень, подчеркиваю, очень много знает о движении финансовых инструментов.

– Каких инструментов?

– Молодец, уже включился. Вот в этих книжках и написано, что такое финансовый инструмент, сколько их и еще много-много непонятных слов. Пока непонятных. Разбирайся в терминологии, чтобы на одном языке разговаривать. А в теорию не лезь. Не трать время. Ни к чему это.

– То есть как это ни к чему? О чем там?

– Там изложена волновая теория Элиота, если тебя это интересует. Это вероятностная теория движения финансовых инструментов, то бишь валютных пар по-русски. Но мы ее использовать не будем. Почему? Объясню завтра. Иди, изучай термины.

Андрюха демонстративно «взвесил» на руках книги, скептически глянул на Железнова:

– Ты переоцениваешь мои способности. До завтра их пролистать невозможно, не то что изучить.

– У тебя ночь впереди, – Железнов широко улыбался.

– Тоже мне, студента нашел. Ладно, постараюсь.

Квартира Екатерины Строевой

Через 14 дней после точки отсчета. Пятница. 01.20

– Ну и что ты думаешь, подруга? – Катя и Валентина сидели в широких удобных креслах на громадной террасе Катиной квартиры, расположенной на самой верхотуре монолитного дома, стоящего на уключине Москвы-реки, откуда не открывался никакой прекрасный вид, потому как ночь. Лишь вдали периодически мигали проблесковые огоньки заходящих на посадку самолетов. Вот звездное небо было на загляденье – удивительно ярко-черное для Москвы – даже «звездный путь» просматривался.

Валя Полтавец поставила на столик, стоящий между креслами, высокий бокал с отличным испанским вином, развернула к себе ноутбук, давно заснувший тут же, на столике, разбудила его изящным касанием:

– Я тут кое-что посчитала: проект получается недешевым, на такую же квартирку потянет – Валя кивнула за спину, где, собственно, и располагалась двухэтажная Катина квартира с четырьмя спальнями, раздельными ванными, камином, финской баней, небольшим бассейном и даже (!) с техническим лифтом между этажами, скрытым в углу.

– Я думала – значительно больше: камеры, оптика, краны, осветительное оборудование, звук, монтажные станции… что там еще?

– Наум называл еще оборудование для… цветокоррекции, брр, очень дорогое, студия озвучивания, транспорт: как минимум два микроавтобуса… и еще, еще и еще…