Сабрина Пейдж - Его девственница

- Сколько времени мне понадобится на то, чтобы понять это?

- Все в твоей голове, куколка, - отвечает она. – В любом случае, просто иди на пару в этой одежде, и если ты почувствуешь себя неуверенно, ты всегда сможешь вернуться и переодеться. У тебя ведь нет ничего после пары по письму, да?

- Нет. У меня перерыв перед занятиями по политике.

- Тогда отлично.

Луна хватается за ремешок сумки и забрасывает ее на плечо. – Мне тоже нужно идти на пары. Бери свою сумку, я провожу тебя из общежития. Ты хорошо выглядишь, не переодевайся.

Я глубоко вздыхаю.

Я не маленькая девочка, напоминаю я себе. Профессор Райан может и настаивает на том, что это так, но пришло время показать ему (и себе), что я изменилась.

Пришло время перестать одеваться как серая мышь и перестать вести себя как какая-то сиротка.

Пока я иду через кампус, моя решимость и моя уверенность только растут. Ведь на меня никто не показывает пальцем и не кричит: «Самозванка! Деревенщина пытается показаться крутой в своей супер-короткой юбке!»

Никто даже не оборачивается, что странно обнадеживает. В конце концов, похоже, я даже не выделяюсь, словно белая ворона. На самом деле, кажется, что на меня пялилось больше людей, когда я была одета в свои длинные платья, чем в этот наряд.

Моя уверенность вновь начинает колебаться, когда я добираюсь до аудитории профессора Райана. У меня не было занятий с ним после инцидента в его кабинете.

Инцидента.

Как бы мне ни хотелось думать, будто это не имеет большого значения, это определенно инцидент. Я никогда ранее не была так близко наедине с мужчиной. Я в принципе никогда не находилась так близко к мужчине.

Хуже того, он отверг меня, выгнал из своего кабинета и велел идти домой.

Мне не следует давать ему второй шанс.

Мне не хочется тех бабочке в животе, которых я ощущаю, заходя в аудиторию. Или сотни мыслей, которые у меня появились с тех пор, когда я видела его в последний раз.

Глубоко вздохнув, и избегая зрительного контакта с ним или с кем-нибудь еще, я пробираюсь к своему месту. Я проскальзываю в кресло, достаю блокнот и ручку из сумки, притворяясь, что занята. Я быстро понимаю, что мне не нужно было даже пытаться избежать зрительного контакта с мистером Райаном, поскольку он находится в передней части класса и что-то пишет на сухой доске, спиной к классу.

Я стараюсь не смотреть на него. Старюсь, чтобы мои глаза не задерживались на его спине, пока он пишет. Проблема в том, что на нем эти серые брюки, которые, должно быть, сшиты на заказ, потому что ткань прямо-таки обхватывает его идеальную накаченную задницу.

Я слишком сильно на него пялюсь.

Так сильно, что даже не замечаю, что со мной кто-то разговаривает.

- Пьюрити?

- А, что? Да? – я перевожу свой взгляд от профессора Райана к парню, который, по-видимому, сел в кресло рядом со мной. Я узнаю его, обычно он сидит на другом конце аудитории рядом с одним из его друзей. Я не могу вспомнить их имен, потому что я никогда ранее не говорила с ними, и меня никогда не ставили ни с одним из них в пару во время наших классных упражнений. Они старшеклассники, скорее всего, второкурсники. Этот курс открыт для всех, и он, определенно, популярен.

От парня веет той уверенностью, которая свойственна всем богатым и красивым. И, само собой, на нем шорты цвета хаки, рубашка с воротником и закатанными рукавами, а также сандалии.

Я понятия не имею, почему он сидит рядом со мной и почему знает мое имя.

- Меня зовут Рэндольф. Я хотел сказать, что мне понравилось то, что ты написала на прошлой неделе во время занятий.

На секунду мое сердце перестает биться, потому что я понимаю: он говорит о моем сочинении про похоть. Почти бездумно я ляпаю.

- Как ты узнал, что это я написала?

Затем я понимаю, что он говорит не об этом. Он имеет в виду все наши задания.

- О, - выдыхаю я. – Эм… спасибо.

Возможно, он не знает, что то задание на тему похоти было моим, но это смущает не меньше. У меня ведь нет практики ведения разговоров с мальчиками.

- В субботу у нас будет вечеринка, - говорит он мне. – Ну, точнее, у нас всегда проходят домашние вечеринки по субботам, почти каждые выходные. Но в эту субботу будет особенная. Ты должна прийти.

- О… Эм, - заикаюсь я. Как вежливо отвечать, когда кто-то приглашает тебя на вечеринку? Это часть студенческой жизни, к которой я вообще не готова. Давайте взглянем правде в глаза, я никогда не думала, что меня пригласят на вечеринку. Не то, чтобы я собираюсь пойти, потому что разговоры с толпой людей, которых я не знаю, находится в списке моих самых больших кошмаров, но я не хочу грубить. – Ну… может быть, да.

Он вручает мне лист бумаги.

- Вот адрес и мой номер, если ты захочешь написать мне или что-то еще. Приводи подругу или типа того, окей? В любое время.

- Эм, да, конечно, хорошо, - я заикаюсь, вкладывая бумагу в свой блокнот, как только профессор Райан оборачивается. Рэндольф все еще что-то говорит, но я не могу сконцентрировать внимание на том, о чем он говорит, потому что меня отвлекает выражение лица профессора Райана. Думаю, вряд ли кто-то еще, кроме меня, заметил его, так как черты его лица почти не меняются. Но на мгновение он хмурит брови и сужает глаза, а его взгляд становится темным.

Чувство вины сразу же вспыхивает во мне, хотя я говорю себе, что мне не за что чувствовать себя виноватой. Рэндольф всего лишь парень из моего класса по письму, который был милым, пригласив меня на вечеринку.

Кроме того, у нас с профессором Райаном ничего не было. Ну, не совсем. Он выгнал меня из своего кабинета раньше, чем что-либо могло произойти.

Но чувство вины не единственное, что я чувствую. Его взгляд также посылает горячую волну сквозь меня, которая не имеет ничего общего со смущением, виной и всем, что связано с произошедшим в его кабинете.

В последний раз, когда я видела его, он был тверд из-за меня.

И я хочу, чтобы он возбудился снова.

В течение всего занятия, я – гребаная развалина: рассеянная, раздражительная, и в общем, пребывающая в дерьмовом настроении. Впрочем, никто из моих студентов не замечает этого. Полагаю, я хорошо притворяюсь, раз они не обращают внимания.

Все из-за нее.

Это ее чертова вина. Той, что пробралась в мой класс в этом гребаном наряде школьницы.

Из всех тех вещей, которые она могла надеть, Пьюрити выбрала это, чтобы напомнить мне о том, кто она, черт возьми. Чертова школьница.

Даже еще не женщина.

Едва ли совершеннолетняя.

Короткая плиссированная клетчатая юбка синего цвета едва прикрывает ее ягодицы, не говоря уж об идеальных бедрах. Когда в середине моей лекции она раздвигает ноги, я улавливаю под юбкой вспышку белого и полностью забываю о том, о чем говорил.

Белые хлопковые трусики.

Это то, что она носит под юбкой.

Этого достаточно, чтобы свести любого мужчину с ума, и она это знает.

Тем не менее, она сидит, держа блокнот на коленях и ручку в одной руке, пока другим локтем опирается на край своего стула, похоже, записывая каждое мое слово, словно примерная студентка колледжа. Она невинно моргает глазками, будто понятия не имея о том, что я заметил ее трусики.

Возможно, она не понимает, что делает. Возможно, девушка на самом деле наивна, невинна и чиста.

Или, быть может, она – это похоть, желание, искушение, яблоко в саду Эдема.

Черт, может она и есть змея.

Но, в чем я точно уверен, она – моя смерть.

Еще до начала занятия, я подумал об этом, когда повернулся к классу после того, как сделал запись на доске и увидел ее, разговаривающую с одним из других студентов; студентов мужского пола. Моя голова чуть ли не взорвалась. Я разрывался между желанием завернуть ее в одеяло, чтобы скрыть от всех посторонних глаз, и надрать задницу тому парню, который осмелился заговорить с ней. Каждая часть меня хотела схватить ее и унести прямо по коридору из класса в мой кабинет, чтобы нагнуть над столом и трахнуть ее, пока она бы не получила урок о том, как не смотреть на кого-либо другого, кроме меня.

Но я ничего из этого не сделал. Вместо этого я напомнил себе, что я профессор, а она студентка. Восемнадцатилетняя студентка.

Я не имею права считать ее своей.

Должен сохранять свой разум. Я сказал себе: то, что произошло в моем кабинете, больше никогда не повторится. Я уже и так перешел черту, задав ей те вопросы. Я зашел слишком далеко, схватив ее за волосы и притянув к себе. Зашел слишком далеко, с трудом сдерживая себя, когда практически разрешил ей прикоснуться ко мне.

О чем, черт возьми, я думал? Что, если бы она прикоснулась ко мне?

Я предупреждал не только ее о том, что она играет с огнем, но и самого себя.

То, что она делает, сидя в задней части класса, просто пытка. Она сидит передо мной, в этом наряде, ее невероятно длинные ноги вытянуты и скрещены в лодыжках, а гладкие бедра выставлены напоказ для меня.

Это более чем достаточное мучение для любого мужчины.

Но тут она берет кончик своей ручки в рот, обхватывая его своими пухлыми, глянцевыми и манящими губками, смотря на меня своими большими глазами, и я не могу думать ни о чем другом, кроме того, как выкинуть ручку и заменить ее своим членом.

Мне казалось, мои фантазии о ней под контролем.

Я думал, что все под контролем. Если и есть одна вещь, которой меня научили в морской пехоте, так это взятие чего угодно под контроль. У меня это хорошо получается. Это просто еще одно упражнение по самодисциплине.

Вот что я должен сказать себе, чтобы пройти через этот семестр.

Проблема приходит в конце. Парень, сидящий рядом с ней, снова что-то говорит ей, его взгляд перемещается вверх и вниз по ее телу. Тот факт, что он осмелился даже взглянуть в ее сторону, заставляет меня захотеть задушить его.

Пьюрити смеется. Мне хочется верить, что это нервный смех, и то, как она откидывается от него и заправляет волосы за ухо лишь потому, что она нервничает из-за того, как он разговаривает с ней, а не потому, что она флиртует с ним.

Парень встает, когда класс начинает выходить, но Пьюрити все еще сидит, держа сумку на коленях.

- До встречи, профессор Райан, - говорит она мне.

- Увидимся в эти выходные, верно, Пьюрити?

Я отворачиваюсь от них обоих и не слышу, что она говорит ему в ответ, потому как мой пульс так громко стучит в моих ушах, что я вообще ничего не слышу. Когда я обратно поворачиваюсь, Пьюрити и я остаемся единственными людьми в комнате.

Она встает и закидывает ремень своей сумки на плечо, задирая при этом примерно на дюйм свою рубашку, давая мне представление о ее упругом животе. Когда ее глаза встречаются с моими, розовый румянец покрывает ее щеки, пока она дергает низ рубашки. Ее попытка вообще не помогает мне. Жест напоминает мне о том, как она сидела в моем кабинете, теребя подол своего сарафан, в то время как я думал о том, как сильно мне хочется, чтобы она потянула его в противоположном направлении.

Она быстро пробегается глазами по аудитории, как будто она не совсем уверена, что мы одни.

- Это… минуту назад с Рэндольфом ... ничего такого.

Услышав имя другого мужчины из ее уст, я иррационально злюсь. Мне все равно, чем она может заминаться с кем-то еще.

А еще я не должен делать того, что я делаю дальше.

Я подхожу к ней, и она резко вдыхает, приподнимая грудь. Я стою слишком близко, чтобы объяснить нашу близость, если кто-то сейчас войдет в класс.

Играю с огнем.

Дверь в класс широко раскрыта, и студенты ходят по коридору по пути к своим следующим парам. Любой может войти. Через пятнадцать минут здесь начнется пара. Студенты придут сюда в любой момент. Черт, профессор, ведущий пару, придет в любой момент.

Это выходит за рамки приличия.

Это самоубийство.

Но мне все равно.

Я полностью поглощен жаждой к ней.

- Иди в мой кабинет, - приказываю я. – Дверь уже открыта. Иди прямо туда, не останавливаясь, и ни с кем не разговаривая. Сядь в кресло у моего стола, сложив руки на колени, и жди меня.

- Мистер Гейб, я…

- Ни слова больше, Пьюрити, - говорю я ей, мой голос низок от возбуждения, которое я отчаянно пытаюсь скрыть в этой публичной обстановке.