Карен Рэнни - Его единственная любовь

– И возьмем с собой сестру Мэри?

– И дочь Доры, – согласился он, кивая. – Мы выберем самых лучших и отважных и возьмем их с собой.

– И старых и беспомощных? – поинтересовалась она.

– И малых и слабых, – подтвердил он.

– В таком случае вперед, – сказала Лейтис. – Я буду твоей сподвижницей!

Она последовала за ним на середину часовни ко входу на лестницу в подземелье. Он молча отодвинул камень, прикрывавший отверстие в полу и ряд ступеней, темных и крутых. Но на этот раз спуск для обоих был гораздо легче. Возможно, помогала уже приобретенная сноровка.

Внизу у лестницы он зажег фонарь. Они остановились у входа в пещеру, глядя на ярость разыгравшейся стихии. Бухта откликалась эхом, поэтому звук дождя, обрушивавшегося на озеро, казался оглушительным. Черное небо пронзали серебряные молнии, а рокотание грома слышалось очень близко. Его раскаты звучали как некое одобрение разбушевавшейся грозы.

– Похоже, что сердится английский Бог, – сказала Лей-тис, – он гневается на нас за то, что мы собираемся сделать.

Он только улыбнулся, продолжая любоваться разгулом стихии.

– В такую непогоду не очень-то разумно спускать лодку на воду, – заметила Лейтис. Она протянула руку и коснулась его плеча, ощутив упругие мышцы под тканью рубашки.

– А разве есть другой способ добраться до долины? – спросил ее Йен. – Который не вызвал бы тревоги у солдат форта Уильям?

Она кивнула.

– Есть, но сегодня я бы им не воспользовалась, – призналась Лейтис.

Йен, удивленный, воззрился на нее. Она указала рукой куда-то вверх.

– Есть тропинка, огибающая весь остров, – пояснила она. – Однажды я по ней сбежала от Мясника.

– Тропинка? Где?

– Она идет по карнизу скалы, – сказала Лейтис и улыбнулась при виде выражения его лица. – Она довольно широка и не опасна, если быть осторожным.

Он покачал головой, бормоча что-то, чего она не расслышала, но это явно не было знаком одобрения.

Лейтис слегка отстранилась и прислонилась спиной к стене пещеры. Как раз над ее головой висел портрет возлюбленной Иониса.

– Я только хотела сказать, – заметила она с улыбкой, глядя на женщину, запечатленную на полотне силой любви мужчины, который ее обессмертил, – что мы могли бы здесь переждать грозу и позже воспользоваться этим путем. – Она закрыла глаза. Одно дело было осмелиться предложить такое в темноте, и совсем другое – когда он смотрел на нее с таким интересом. Она почувствовала, как кровь прихлынула к ее щекам. – Дональд научил меня карточным играм, но у меня нет с собой карт.

– Я не в настроении тешиться детскими играми, – возразил Йен.

Она посмотрела на него. Он улыбался, но выражение его глаз показалось ей недобрым.

– Возможно, мы можем заняться чем-нибудь другим, – ответила она, разглядывая портреты над головой. – Конечно, только для того, чтобы убить время.

Она почувствовала, что ведет себя нелепо, ей не хватало воздуха, она задыхалась, словно пробежалась по всей долине. Ее щеки пылали, сердце лихорадочно билось и, казалось, стучало громче, чем неистовые капли дождя.

Он наклонился и погасил фонарь. Все вокруг погрузилось в темноту.

– У меня идея, как убить время, – сказал он. – Я предпочел бы иную игру. В ней победителями выходят оба.

– Оба? – поддразнила она. – И ты можешь быть в этом уверен?

– Я уж постараюсь, чтобы это было так, – пообещал он ласково.

– Разве для этого не требуется прежде всего подойти поближе?

– Минутку, – заверил ее Йен. Но по звуку его голоса она определила, что он не двинулся с места. – Что тебя привлекает в сегодняшней ночи, Лейтис? Что тебе понравится больше всего?

Она почувствовала, как все ее тело обдало жаром. Ее охватили смущение и замешательство.

– Разве ты не знаешь? – спросила она смущенно.

– Хочу услышать это от тебя, – ответил он твердо.

– Есть множество вещей, – сказала Лейтис, шаря дрожащими руками по воздуху.

– Скажи мне только об одном своем желании.

– Мне нравится, когда ты меня целуешь, – призналась Лейтис и добавила: – Есть еще кое-что. Мне нравится лежать в твоих объятиях, – прошептала она. Ей трудно было это выговорить. Одно дело мечтать и думать о нем, вспоминать его ласки в уединении и тишине своей комнаты, и совсем другое – признаться ему в этом.

– Скажи только об одном, – подал он голос, приближаясь к ней. – Когда я прикасался к тебе, ты была потрясена, смущена этим?

Она кивнула:

– Да, для меня это было потрясением.

– А когда я овладел тобой?

Она почувствовала, что задыхается.

– Надо ли говорить об этом вслух, Йен?

– Позволь мне в эту ночь остаться Вороном, – перебил он. – Человеком, окутанным тайной. Я могу быть кем угодно.

Он протянул руку и нежно коснулся ею ее лица, нашел ее губы и провел по ним пальцем.

– Я могу оказаться твоим злейшим врагом, самым ненавистным из всех, или просто незнакомцем, – прошептал он.

Она повернулась к его едва вырисовывавшейся в темноте фигуре. Вокруг бушевала буря. Но вопреки всему, вопреки собственной воле Лейтис почувствовала трепет предвкушения, нечто такое, что до поры до времени лежало, уютно свернувшись, на дне ее души, а теперь распрямилось, пробудившись к жизни.

– Должна ли я прикоснуться к тебе? – спросила она, задыхаясь.

– Ты не можешь не сделать этого, – ответил он, и его пальцы погладили ее шею и спустились ниже, к ямочке под горлом.

– Мне неприятно чувствовать себя слабой, – сказала она.

Он хмыкнул.

– Ты никогда не будешь слабой, Лейтис. Ты любишь, как живешь, – яростно, с радостью и с полным самозабвением.

– Это плохо? – спросила она шепотом.

– Это опасно, – ответил он, и его голос показался ей глубоким и низким. – Ты вызываешь в мужчине страсть, и он хочет почувствовать тебя, вкусить от твоего жизнелюбия, испытать его.

– Это возбуждает тебя? Даже если ты мне совсем чужой? Или мой враг?

– Да, враг, который ничего не может поделать с собой, – прошептал он, и его шепот коснулся ее губ.

– Должно быть, в том случае, если бы ты действительно был моим врагом, я могла бы каким-то образом сделать тебя слабее, – сказала она.

– Дотронься до меня, – попросил он, – и твоя цель будет достигнута.

Очарованная, заинтригованная и несколько смущенная предлагаемой ей игрой, она улыбнулась. Но никогда еще в жизни она не могла не ответить на вызов. Она протянула к нему руку, ее ладонь легла ему на грудь и медленно поползла вниз, пока не остановилась на талии. В это мгновение все осветилось ярко вспыхнувшей молнией. Стоящий в пещере Йен не улыбался. В его глазах не плясали смешинки. Ей показалось, что его взгляд приковал ее к месту, будто он и впрямь был незнакомцем, врагом или Вороном.

Она отдернула руку, но он заставил вернуть ее на прежнее место, себе на грудь.

– Сказать тебе, что мне понравилось?

Она не ответила. Согласие выслушать его означало бы, что она очертя голову ринется куда-то, во что-то незнакомое и враждебное ей, но она была слишком заинтригована, чтобы возражать ему.

– Когда ты вскрикнула от наслаждения, – сказал он. – Я услышал прошлой ночью этот звук во сне и проснулся с мыслью о тебе, уже полный желания.

Она отступила к стене, но ее рука все еще лежала у него на груди.

– Я хочу тебя, Лейтис, как и любой другой, кем бы ты ни предпочла меня видеть – другом, врагом, любовником или незнакомцем.

Она почувствовала, что вся дрожит, но не от страха. Это чувство было ей доселе не знакомо. Возможно, страх был бы в этом случае предпочтительнее, потому что в чувстве, охватившем ее, было нечто темное, опасное и запретное.

– В таком случае я выиграла, – сказала она, и ее голос прозвучал непривычно хрипло.

– Пока еще нет, – сказал он и прижался к ней. Она ощутила все его тело, его силу и твердость его мускулов.

Лейтис снова закрыла глаза, и это было знаком, что она полностью сдается на милость победителя.

– Я помню, что я чувствовала, – сказала она и положила на грудь Йена другую руку, скользнувшую ему под рубашку. Когда она ощутила его обнаженную кожу, у нее вырвался вздох, будто она только этого и ждала. – Когда ты овладел мной, это было самое прекрасное, – призналась она шепотом, приподнимаясь на цыпочки и легко касаясь губами его губ. Его рот был горячим и жадным. Внезапно его руки стали вездесущими. Они принялись расшнуровывать ее платье, проникли под ее юбки и освободили ее от одежды в считанные секунды.

Лейтис не узнавала себя. Она превратилась в незнакомку, горящую неутолимой страстью. Ей хотелось прикасаться к Йену, чувствовать его, держать и сжимать в объятиях, целовать так крепко, чтобы у него перехватило дыхание. Она хотела принадлежать ему, и ничего больше.

Ее руки уже срывали с него одежду, будто она уже делала так прежде. Она ощутила твердость его плоти, набрякшей и горячей. У него вырвался не то стон, не то вздох, и от этого звука ее возбуждение перешло все границы. Она была захвачена чувством, которого никогда не испытывала прежде.

Под градом его поцелуев Лейтис корчилась и извивалась от страсти, а он ласкал бугорок ее лона, подводя к вершине наслаждения.

Ее сердце билось бешено и так громко, что его удары вполне могли соперничать с ударами грома. Она почувствовала, что опускается на песчаное дно пещеры, на могучую грудь Ворона, на его твердое сильное тело.

Он снова и снова целовал ее, пока ее губы не запомнили его настолько, что, казалось, его дыхание стало ее дыханием.

Она наклонилась и прошептала совсем близко от его губ:

– Неужели враг мог бы дать мне такое наслаждение?

– Только если бы полюбил тебя, – ответил он нежно.

Он притянул ее к себе и прижал еще крепче, а потом легко и плавно скользнул в нее. Каждое его движение у нее внутри доставляло ей такое наслаждение, что ей хотелось растянуть эти мгновения до бесконечности.

– Мой враг! – прошептала она, когда что-то будто взорвалось у нее внутри.

– Моя любовь! – прошептал он.

Радость, которую она испытала в это мгновение, сопровождалась отчаянными раскатами грома, перемежавшимися вспышками молнии, осветившими на мгновение пещеру. Буря и поцелуи заглушили выкрики восторга, вырвавшиеся у нее против воли.

Прошло довольно много времени, прежде чем она приподнялась, опираясь на локти. Ей хотелось увидеть его, но молния сверкнула и погасла. Гроза ушла куда-то за дальние холмы.

– У тебя большой опыт в любви, Йен, – сказала она. Он долго молчал.

– Знаешь, ты была первой девушкой, которую я поцеловал, Лейтис Макрей, – сказал он наконец. – С тех пор я кое-чему научился.

Она наклонилась и нежно поцеловала его.

– Мне было бы приятно, – сказала она тихо, – если бы ты перестал учиться.

– Я еще не показал тебе, Лейтис, всего, что знаю и умею, – поддразнил он ее.

Она вздохнула и сказала полушутя-полусерьезно:

– Вне всякого сомнения, тогда я умру от счастья.

– Это лучше, чем быть повешенной за участие в бунте, – сказал он трезво и сел.

В полной темноте он помог ей зашнуровать корсаж. Он делает это отлично, кисло подумала она и пожалела, что его опыт в любви столь обширен.

– Ты заметила, что мы оба питаем особую склонность к пещерам?

– Я никогда ничего не замечаю, – ответила она простодушно, – ничего не замечаю, когда ты рядом.

Он наклонился и легко коснулся губами ее рта.

– Нам пора, – сказал он. – Буря миновала. И снаружи, и в пещере.

Она улыбнулась и протянула к нему руки, заключила его лицо в ладони и нежно принялась его гладить.

– Ах, Ворон, бурям в горах никогда нельзя доверять. Они скоро снова обрушатся на нас.

К сожалению, ее слова оказались пророческими. Буря не прекратилась. Она только на время ослабела. Йен греб к берегу, туда, где под деревом стоял его конь, терпеливо дожидаясь хозяина под моросящим дождем.

Йен взобрался в седло и протянул руку Лейтис, но на этот раз он усадил ее позади себя. Она обхватила его талию обеими руками и прижалась щекой к его спине.

Сначала они отправились в самое отдаленное место, где жила сестра Мэри. Это была миловидная женщина, мать троих малолетних мальчуганов. Когда Йен и Лейтис ей объяснили, что люди Гилмура его покидают, она задала только один вопрос:

– Это правда, что Мэри отправляется с вами?

– Правда, – сказала Лейтис.

При этих словах женщина принялась собирать свои пожитки и покинула свой дом, не сказав ни слова и даже не оглянувшись. Двоих младших ребятишек посадили на жеребца, а старший зашагал рядом с матерью, Йеном и Лейтис. К тому времени как они добрались до Гилмура, их процессия значительно увеличилась.

Длительное путешествие не было тяжелым для молодых и здоровых, но Лейтис думала о том, как его перенесут старые и немощные. Йен ответил на ее вопрос, взобравшись на вершину самого высокого холма, и вырвал кустик вереска. Через минуту он уже поджег его и принялся махать этим дымящимся факелом с такой силой, что была видна пылающая и дымящаяся арка. Потом он бросил куст на землю, затоптал его и вернулся к своим спутникам, ожидавшим его возвращения.