Однако Макс выбрал оружие, рассчитанное на то, чтобы причинить еще большую травму сердцу Эша.

— Ты единственный человек из всех, кого я знаю, кто обладает как физической силой, так и мозгами, чтобы выполнить эту задачу. Я хочу, чтобы Кларинда была спасена, а не убита. Если я отправлю полк своих людей с заряженными мушкетами, то первое, что сделают ее похитители, — это перережут ей горло. Так ты поможешь мне спасти ее?

Эш отвернулся от стола и запустил пальцы в уже взъерошенные волосы. Он отчаянно пытался не представлять себе Кларинду во власти какого-то похотливого султана с садистскими замашками и особой склонностью к красивым зеленоглазым блондинкам. Учитывая, что ни одному мужчине еще не удалось заставить ее держать за зубами свой острый язычок, было удивительно, что ее хорошенькая головка уже не поджаривалась на солнцепеке, наколотая на пику рядом с какой-нибудь крепостью.

Когда Эш с мрачным видом снова повернулся к брату, далеко не все узнали бы в нем прежнего бесшабашного искателя приключений.

— Подумал ли ты обо всех последствиях того, что ты просишь меня сделать? Ведь даже если мне удастся освободить мисс Клар… мисс Кардью, ее репутация будет подмочена. Она может оставаться чистой, как первый снег. Только кто этому поверит после того, как она проведет несколько месяцев в таком месте, которое большинство представителей светского общества считают чуть ли не борделем? Даже твоя незапятнанная репутация и твое положение в компании не защитят ее от пересудов и ядовитых замечаний завзятых сплетников. Если ты настоишь на браке с ней, ты станешь посмешищем для всего Лондона. Даже мои приключения бледнеют по сравнению с этим.

Макс поднялся с кресла и, сделав несколько шагов, остановился перед пейзажем Констебля, свисавшим с потолка палатки. Эш впервые осознал, насколько сильно он напоминает сельскую местность вокруг Драйден-Холла. Даже не сосчитать, сколько раз он видел, как Кларинда бегом пересекает такой же луг с озорной улыбкой на испачканной мордашке и длинными белокурыми косами за спиной.

— С обществом я все улажу, когда придет время, — сказал наконец Макс. — Просто привези ее ко мне.

— Боже милосердный! — воскликнул Эш, потрясенный словами брата. — Ты действительно любишь ее, не так ли?

Когда Макс повернулся, в его глазах Эш увидел такую беспомощность, что отвечать на этот вопрос не было необходимости.

Эш покачал головой:

— В таком случае помоги тебе Господь.

Чувствуя на себе тяжелый взгляд брата, Эш снова взял со стола чек и сунул его в карман. Он почти дошел до выхода из палатки, когда понял, что их сделка еще не заключена.

Он взглянул через плечо на Макса.

— Ты один из самых завидных холостяков во всей Англии. Почему изо всех женщин в мире ты выбрал ее?

Поскольку тот же самый вопрос преследовал его в течение десятилетия, Эш ничуть не удивился, когда его брат не нашел что ему ответить.

Глава 3

— Что, черт возьми, делает этот придурок? — Прятавшийся за обломком скалы Эш поднес к глазам бронзовую подзорную трубу, чтобы получше разглядеть человека, которого собирался похитить.

В течение почти сорока пяти минут он наблюдал, как аль-Фарук, нынешний султан Эль-Джадиды, гоняет взад-вперед по дороге своего коня, как будто его подстегивает какой-то невидимый дьявол.

— Почему бы тебе не спуститься туда и не спросить его самого, капитан? — предложил его приятель, бросая в рот виноградину и шумно запивая ее содержимым фляги, которую держал в руке.

Чуть опустив вниз подзорную трубу, Эш искоса взглянул на Люка. Его соратник удобно расположился за соседним камнем, как будто решил на досуге принять утреннюю воздушную ванну под беспощадными лучами марокканского солнца. Рожденный в результате короткой, но страстной связи между итальянским графом и красавицей цыганкой, Люк обладал не только ангельски красивой внешностью, но и склонностью к праздности. Пустяковое усилие, потребовавшееся для подъема сюда, чтобы осмотреть дорогу внизу, как видно, лишило его даже того минимума энергии, который у него имелся. Если они не начнут действовать как можно скорее, Люк, наверное, свернется клубочком где-нибудь за камнем, чтобы вздремнуть.

Эш повернулся, чтобы взять у приятеля флягу, и обнаружил, что она почти пуста.

— Я нанял тебя для того, чтобы ты помог мне похитить султана, а не для того, чтобы ты еще до полудня опустошил все наши запасы провианта.

— Слово «нанял» дает основания ожидать, что мне и впрямь заплатят за услуги? — томно растягивая слова, уточнил Люк. — Неужели я увижу хотя бы один золотой соверен в своей ладони?

Эш сунул флягу в кожаный футляр, подвешенный на груди, избегая проницательного взгляда приятеля.

— Я заплачу тебе, как только доберусь до надежного банка и обналичу чек. Я уже говорил тебе, что у меня в последнее время возникли финансовые затруднения.

— А не было ли, случайно, у финансовых затруднений больших карих глаз, длинных черных волос и парочки самых привлекательных…

— Заткнись! — огрызнулся Эш, снова наводя подзорную трубу на дорогу в тот момент, когда султан развернул коня в дальнем конце нижней дороги и направился назад, поднимая при каждом ударе лошадиных копыт об землю золотистые струйки песка. — Вот он снова едет сюда.

На сей раз Люк заставил себя пошевелиться и выглянул из-за камня. Со своими черными глазами, обрамленными темными ресницами, в развевающихся белых одеждах и с непокорной гривой черных кудрей, сдерживаемых традиционной повязкой, Люк мог без труда сойти за настоящего марокканца.

Поскольку у Эша с его золотистыми глазами и светло-русыми волосами такого шанса не было, предполагалось, что его бриджи для верховой езды и батистовая сорочка цвета слоновой кости не будут бросаться в глаза среди песка и солнца. Внимательно рассматривая намеченную жертву сквозь подзорную трубу, Эш с рассеянным видом провел рукой по челюсти, с удовольствием ощутив под ладонью привычную щетину. По крайней мере он больше не чувствовал себя стриженой овцой.

— Хотелось бы знать, почему этот человек ездит без телохранителя? — пробормотал он. — Похоже, он просто напрашивается на то, чтобы попасть в засаду.

Даже без телохранителя султан казался впечатляющим противником. Его темно-красный плащ собирался складками на боках огромного вороного жеребца, напоминавшего скорее дракона, чем лошадь. Эш не удивился бы, если бы из раздувавшихся ноздрей этого зверя вдруг вырвались клубы дыма. Всадник восседал на украшенном серебром седле, словно какой-нибудь император древних времен. Под плащом на нем были надеты только широкие шаровары и черный жилет, открывавший взгляду мощную грудь и предплечья.

Взгляд Эша скользнул по этим предплечьям и остановился на мощных руках, державших кожаные поводья. Он представил себе эти бронзовые от загара руки на белоснежной плоти, воспоминание о которой, промелькнув в мозгу, заставило солнечный свет стать кроваво-красным.

Словно издалека он услышал голос Люка:

— С тобой все в порядке, капитан? Ты выглядишь малость… не в себе.

— Не говори глупостей. Это, должно быть, от жары. — Сняв с головы широкополую шляпу, Эш вытер лоб. Однако Люк продолжал глядеть на него с явным беспокойством. Они оба знали, что Эш не был подвержен солнечным ударам, от которых в этом регионе страдали многие англичане.

Эш снова нахлобучил шляпу на голову. Если он продолжит думать в этом опасном направлении, то вместо того, чтобы похитить султана, всадит ему пулю промеж глаз.

— Интересно знать, что нам делать с белокурой красоткой, когда спасем ее? — спросил Люк.

— Если все пойдет в соответствии с планом, — мрачно сказал Эш, мысленно моля Всевышнего, чтобы именно так оно и было, — мы ее даже никогда и не увидим. Мы просто похитим султана, потом отправим в его крепость записку о том, что согласны обменять его… на девушку. — В Англии его план сочли бы варварским, но Эш был достаточно хорошо знаком с местными порядками и знал, что здесь и султан, и его придворные с уважением отнесутся к такому предложению. Такие похищения и переговоры часто случались в отношениях между наследными вождями племен и военачальниками, постоянно соперничавшими за превосходство. — Как только они согласятся выполнить наше требование, мы отправим ее к моему брату, который ждет ее с распростертыми объятиями.

Пока эти слова не были произнесены вслух и он не услышал намек на рычание в своем голосе, Эш мог сделать вид, будто Макс является просто одним из клиентов, нанявшим его спасти какую-то незнакомку. Но теперь он мысленно представил себе, как руки его брата гладят шелковистую кожу Кларинды, как губы брата прикасаются к ее щеке и бормочут те самые нежные слова, произнести которые Эшу не позволяла гордость… а может быть, глупость.

Перед мысленным взором, словно мираж, возникла картинка из прошлого. Он уже не прятался за камнем в раскаленной пустыне, а стоял под развесистой кроной старого дуба на лугу, где окончательно попрощался с Клариндой. Узнав, что он уезжает, она накинула плащ прямо на ночную сорочку и выскользнула из отцовского дома, чтобы перехватить его. Она примчалась по росистой траве босоногая, с распущенными белокурыми волосами.

Остановившись перед ним, она с укоризной взглянула на него большими зелеными глазами и пробормотала тот самый вопрос, который не давал ему покоя с того момента, как он принял решение уехать: «Как ты можешь покинуть меня?»

Эш стоял, держа за поводья лошадь и собираясь с духом, чтобы выдержать горькие упреки.

— Ты хорошо знаешь, что я уезжаю потому, что мне нечего предложить тебе.

— Это ложь! — воскликнула Кларинда. — У тебя есть все, что можно предложить мне. Все, чего я могла бы пожелать!

Эш беспомощно покачал головой:

— Мои предки за несколько поколений растранжирили семейное состояние. У меня нет ни гроша. А поскольку я всего лишь второй сын, у меня не будет даже титула.

— Но в моих жилах нет ни капли благородной крови. Я такая же простолюдинка, как любая доярка с молочной фермы!

Зная, что он будет еще очень долго сожалеть об этом, но не в силах остановиться, Эш протянул руку и погладил прядку льняных волос, поражаясь их мягкости.

— В тебе нет ничего грубого, вульгарного. — Его ладонь скользнула по округлой щеке, причем подушечка большого пальца оказалась в опасной близости от ее губ. — Как только я заработаю себе состояние, я вернусь за тобой. Клянусь тебе.

Она ужасно обрадовалась.

— Неужели ты не понимаешь? Тебе нет необходимости сколачивать состояние. У меня оно уже есть! Папины капиталовложения в морские перевозки сделали меня одной из самых богатых наследниц во всей Англии.

— У твоего отца будет веская причина искать для тебя более приемлемого жениха, если я окажусь неудачником.

Кларинда упрямо вздернула подбородок. Он отлично знал эту ее манеру.

— Если папа откажется нас благословить, тогда мы убежим. Тебе уже двадцать один год, а мне в следующем месяце исполнится восемнадцать, и я стану достаточно взрослой, чтобы самой решать, за кого мне выходить замуж. Мы могли бы бежать в Лондон или Париж и жить в какой-нибудь мансарде. Я даже могла бы зарабатывать глаженьем белья!

— Ты умеешь гладить?

Ее гладкий лобик сердито нахмурился.

— Нет. Но если я могу играть на клавикордах «Фантазию» Баха и спрягать латинские глаголы, то наверняка сумею научиться и этому. Мы бы каждый вечер ужинали хлебом с сыром и читали вместе при свете свечи Байрона и Мольера. — В ее голосе послышалась хрипотца, и ему посчастливилось на мгновение увидеть женщину, какой она станет со временем. — А когда свеча догорит, ты сможешь до рассвета заниматься со мной страстной любовью.

Произнося эту пылкую речь, Кларинда ухватила его за предплечье и приподнялась на цыпочки, так что ее губы оказались совсем рядом с его губами. Раскрывшиеся розовые лепестки губ были так соблазнительны, так мучительно притягательны и так хорошо вписывались в ее идиллическое понимание жизни, которую они никогда не проживут вместе, что он чуть было не поддался безумному соблазну сию же минуту заняться с ней любовью. Однако Эш знал, что если бы он поддался соблазну, если бы опустил ее на влажную траву и овладел ею на ее подбитом горностаем плаще, он никогда не нашел бы сил вырваться из ее объятий. Он презирал бы себя всю оставшуюся жизнь за то, что оказался эгоистичным мерзавцем, который испортил ей жизнь.

Эш схватил ее за плечи, и в ее глазах вспыхнула надежда. Однако его дальнейшие слова ее погасили.

— Много ли пройдет времени до того момента, как ты возненавидишь меня? За то, что увез тебя, — он жестом указал на ухоженные земли ее отца, на изящные колонны и трубы помещичьего дома в стиле греческого ренессанса, видневшегося на вершине холма, — от всей этой красоты?