Вероника Касс - Его ребенок

Когда я почувствовала, что со мной происходит что-то странное, было уже слишком поздно. Прислонившись к барной стойке на огромной кухне загородного дома Скольникова, я залпом выпила стакан ледяной воды. Но жажда не прошла, так же как и удушающий жар. У меня даже горло не заболело, словно кто-то залил его лидокаином и оно совершенно ничего не ощущало.

Лучше бы я шум перестала слышать! Поставила стакан и заткнула уши ладонями. Слишком сильно била по голове громкая музыка.

— Кари-и-иша! — окрик, пробивающийся сквозь шум очередной увеселительной песни со стороны коридора, заставил меня перестать рефлексировать, и я не придумала ничего более умного, чем поднырнуть под стойку и спрятаться за двумя барными стульями, они как раз были очень интересного дизайна, с накидками, прикрывающими их ножки.

Вот и меня прикроют.

Присев на корточки, я начала обмахивать лицо ладонями. Проку от этого было мало. Рома меня чем-то опоил. Других вариантов причин такого странного жара не оставалось. А еще в голове все было настолько мутным, словно я с утра налегала на бутылку, хотя я вообще не пью. Спасибо родному папочке, его генам, а также его постоянным запоям, которые я помнила до сих пор, несмотря на то, что мама от него сбежала, когда мне было пять, а моей младшей сестре три.

— Карин? — Послышались шаги, за ними еще одни и цокот женских каблуков.

— Рома-Ромка-Ромочка, — рассмеялась Василиса, наша общая одногруппница, — пойдем быстрее танцевать. У тебя такой крутой дом! Такая крутая выпивка и такие крутые друзья, — восторженно завизжала она, и, кажется, у нее действительно получилось его увести.

Я осторожно выглянула из своего укрытия, но все же не удержала равновесия и завалилась на колени. Слава богу, на кухне и правда никого не оказалось. Ноги затекли от слишком долгого сидения на корточках. Я, слегка пошатываясь, поднялась и осторожно побрела к выходу.

Мне нужно было спрятаться и переждать. Да! Идеально. А еще бы под холодный душ.

Романа Скольникова в коридоре не было, так же как и Василисы. Были парни с нашего потока, они как раз направлялись в мою сторону, я вскинула руку, словно приветствуя их, и беззаботно улыбнулась. В таком состоянии, в котором я сейчас находилась, мне не пришлось даже ничего из себя строить и выдавливать дурацкую улыбку. Она появилась как-то сама.

Парни оценивающе меня обсмотрели, а я постаралась идти ровнее и по минимуму вилять бедрами, в моем коротком сером комбинезоне это смотрелось бы слишком вызывающе.

Чем ближе я подходила к центральной части дома, тем громче била по ушам музыка и тем больше знакомых лиц мелькало передо мной. Все будет хорошо. Ну не набросится же Рома на меня у них на виду?

По лестнице начали подниматься два парня с блондинкой, и я поспешила за ними, надеясь, что они меня не заметят, а другие решат, что мы парочками решили уединиться. Думать о том, что староста параллельной группы действительно решила уединиться, да еще и не с одним парнем, а сразу двумя, я не хотела.

Они завернули в первую же дверь у лестницы, я же пошла дальше.

— Главное, чтобы запиралась, — прошипела я себе под нос, начав открывать все двери, попадающиеся мне на пути.

Добредя до самого конца коридора, я распахнула последнюю дверь и увидела механизм запирания изнутри, оглянулась и, не заметив ничего подросткового в комнате, решила остаться здесь. Хотя какой из Ромы подросток? Двадцатилетний лоб, который не давал мне прохода с тех пор, как перевелся в наш институт в начале года. Избалованный мажор.

Прислонившись спиной к двери, я выдохнула, чувствуя облегчение, но ненадолго, меня начало потряхивать от жара, растекающегося буквально под кожей. Низ живота начало скручивать, и я свела ноги, часто задышав. Не оставалось никаких сомнений, что Рома подсыпал мне что-то, вызывающее желание. Кретин. Недоумок. Я стукнула ладонью по дверному косяку и оглядела комнату еще раз. На мое счастье, в ней было целых две двери, и первая же из них вела в ванную комнату.

Расстегнув сбоку комбинезон, я избавилась от него и от нижнего белья с такой скоростью, словно все мои проблемы были именно от него, босоножки полетели в ту же кучу, что и вся моя одежда.

Здесь не было душевой кабины, была просто перегородка, отделяющая половину огромного помещения, за которой был слив, от белых, явно дизайнерских смесителя, шланга и лейки для душа.

— Дизайнерская лейка, — фыркнула я, задвигая за собой перегородку.

Лейка – она и в Африке будет называться лейкой, даже баснословно дорогая. Ну или я просто не знала альтернативных названий.

— Господи-боже, да о чем же я думаю? — Я врубила холодную воду и почувствовала облегчение. Буквально на пару минут.

Когда зубы застучали, я прибавила теплой воды и, расслабившись, совершила самую большую ошибку в своей жизни – провела пальцами по ключицам и, застонав от удовольствия, смазанными движениями начала спускать руки все ниже и ниже, стремясь погладить себя в самых чувствительных местах.

Возможно, не сделай я этого, я смогла бы перетерпеть. Проспаться и вовремя сбежать, но я пошла на поводу у своего одурманенного тела. И как только я получила разрядку, меня начало лихорадить еще сильнее. Моему телу нужно было еще, а мозг просто ушел в прострацию и перестал соображать.

Это была настоящая агония, длившаяся бесконечность. Когда отъехала душевая перегородка, я не могла воспринимать этот мир адекватно. Лишь на уровне инстинктов, которые, казалось, убивали меня. И эти чертовы инстинкты просто всполошились, стоило мне увидеть голого, высокого, мускулистого и, кажется, даже красивого мужчину. Мозг лишь пискнул в последний раз, словно сигнальная лампочка: «Не Скольников», – и дал мне этим зеленый свет, полностью меня покидая.

— Морковочка моя, радость моя. Тетя Карина спасет тебя от этих нудных взрослых, — ласково щебеча над ухом у своей крестницы и прижимая малышку к груди, я понесла ее к матери, иногда путаясь в подоле собственного платья. — И маму твою тоже спасу, — улыбнулась я и чмокнула Маришу в сладкую щечку.

— Мама, мама, — восторженно вторила мне крестница.

Олеся с Глебом принимали поздравления. Поздравления от знакомых Глеба, потому что со стороны Олеси на этой шикарной свадьбе были лишь я, моя сестра, моя мама и моя крестница — дочь самой Леси. Всего приглашенных было человек двести, может и того больше, потому что огромный участок у дома был полностью заполнен людьми и круглыми столами, за которыми гости почему-то не особо-то и сидели.

— Мариша очень хотела к маме, — бодро соврала я, подойдя к молодоженам со спины, Олеся тут же обернулась и, с благодарностью посмотрев на меня, забрала морковочку.

— О, Марина Глебовна, — проговорил мужчина, стоящий рядом с Глебом и боком ко мне, его лицо мне загораживала Леся своей красивой высокой прической.

Голос показался очень знакомым. Похожим на тот, что я слышала пару дней назад. По открытой спине побежали неприятные мурашки страха, и я поспешила сравняться с Лесей, чтобы развеять все свои сомнения, увидев мужчину, но тот уже сам ближе подошел к Олесе, точнее к Морковочке, и протянул малышке палец.

— Привет, красавица, давно не виделись, — ласково улыбнулся высокий брюнет, а я почувствовала, как ослабели ноги. Невысокие каблуки в этот момент показались мне ходулями, на которых я просто никак не могла устоять.

— Марк, познакомься с крестной моей дочери, — заговорил муж моей лучшей подруги и не отец Маришки, фактически он был ей родным дядей, — Кариной. Карина, это мой деловой партнер Марк Скольников.

Скольников! Он сказал Скольников. Твою же бабушку!

Я вежливо улыбнулась и для надежности пару раз моргнула. Марк Скольников никуда не пропал.

Мужчина оторвал полный теплоты взгляд от Маришки и лениво перевел его на меня. На узнавание ему потребовалась лишь пара секунд, я хорошо заметила эту перемену, потому что сама наблюдала за ним, затаив дыхание. Высокий гладковыбритый брюнет с широким разворотом плеч, в безумно дорогом костюме, качество ткани которого ощущалось на расстоянии. Хотелось потереться о нее щекой. Стоп! Вот это меня понесло…

— Очень приятно, — хрипло произнес Марк низким голосом, от которого напряглась каждая моя клеточка, словно мне опять подсыпали непонятные таблетки. Мужчина протянул ладонь, и мне ничего не оставалось, как ответить ему рукопожатием.

Ладонь Скольникова была широкой, но с изумительно красивыми удлиненными пальцами, аккуратными и ухоженными ногтевыми пластинами. А еще его рука была горячей, и, кажется, почувствовав ее тепло, я поплыла. С какого-то перепуга мое тело начало отзываться на мужчину, имени которого я даже не знала до этого мгновения. Взрослого мужчину. Очень-очень взрослого.

Сейчас, в белоснежной рубашке и сером пиджаке, он смотрелся старше, чем расслабленно спящий в постели. Хотя тогда он был сильно небрит…

Скольников выпустил мою руку из своей, все еще не отпуская взгляда, а я рефлекторно подняла ладонь к шее и щеке. Как же сильно вчера и позавчера саднило кожу.

Когда мужчина спал, не было видно его взгляда. А до утра я и вовсе не была в состоянии соображать и лишь потому решила, что он моложе. Сейчас же, когда я глядела в его темно-карие, но такие холодные глаза, казалось, что Марк на целую вечность старше меня. Старше и сильнее.

— Ну что ж, — Скольников улыбнулся краешком губ, заставляя меня вздрогнуть, и тут же отвернулся, — я тебя еще раз поздравляю, Глеб, с такой красавицей женой. Твой отец был бы рад за тебя. — Мужчина кивнул и ушел, а я чуть рот не раззявила.

Он говорил про отца Глеба, который умер лет пятнадцать назад? Да сколько этому Скольникову вообще лет?

— Он на десять лет старше меня, — приглушенно сказал Глеб, а я испуганно прижала ладонь к губам.

— Прости, — протянула я, виновато улыбнувшись.

Скольников хоть и не обернулся, но, должно быть, услышал глупость, которую я ляпнула. Что же он делал в доме у Ромки? Старший брат или дядя? Он явно не был гостем этого сумасшествия, так как перерос студенческие вечеринки лет двадцать назад. Глебу было тридцать три, значит Скольникову… Боже, ну не мог же он быть отцом Ромки?

— Карин, — позвал меня Глеб. Видимо, я опять слишком задумалась. — Идите посидите за моим столом. Леся устала от незнакомых лиц. — Он тепло улыбнулся, глянув на свою уже жену, которой сейчас что-то говорить было действительно бесполезно. Она все свое внимание сосредоточила на Морковочке и держала ту на руках уже, кажется, дольше положенного. Я кивнула и попыталась забрать Маришу.

— Пойдем, Олесь, посидим немного. А то я устала. — Лишь тогда подруга с благодарной улыбкой отдала мне дочь и, слегка потерев свою поясницу, пошла за мной.

Олеся была на пятом месяце беременности, и ее небольшой животик было уже заметно, а еще Леся только недавно пережила серьезную травму головы, и тяжести ей были противопоказаны. А десятикилограммовый девятимесячный ребенок — это еще та тяжесть, даже такая чудесно морковная.

Я опять чмокнула малышку в сладкую щечку и прижала ее к себе. Родной отец Мариши бросил их с Лесей сразу после того, как подруга забеременела, а так как у нее не было ни родственников, ни друзей, кроме меня, и жила она со мной через стенку, я принимала непосредственное участие в уходе за Маришкой с самого ее рождения, ну и за самой Лесей, любя ее и заботясь о ней не меньше, чем о своей младшей сестре, а то и больше. У Кристины же была наша мама, а у Леси не осталось никого. *

Ближе к семи часам няня забрала Маришку в дом, Олеся проводила дочь печальным взглядом, а я, стоя в отдалении в тени одного из многочисленных деревьев, внимательно наблюдала и за самой Лесей, и за их гостями. Особенно за одним из них. Марком Скольниковым.

Поджав губы, я приложила к ним краешек бокала, но так и не отпила сок, все еще выискивая Скольникова.

Я не собиралась за ним следить. Совершенно. Хотела скорее забыть как страшный сон. Только вот час назад увидела, как мама, тепло ему улыбнувшись, с ним поздоровалась. Именно поздоровалась! То есть их никто не представлял друг другу — или представлял, но в начале вечера. Тогда зачем же им здороваться опять? И вот сейчас я не могла никого из них найти. Ни мамы, ни Скольникова. И это пугало.

— Значит, Карина, — хрипло раздалось в полушаге от меня, и я, вздрогнув, обернулась. Хорошо, что я стояла, прислонившись к дереву, иначе упала бы.

— Вам же уже меня представили, — колко ответила я и сделала глоток апельсинового сока.

Он был слишком насыщенным на вкус, не таким, к какому я привыкла. Хотелось разбавить его наполовину водой. Потому-то я и цедила содержимое этого бокала уже несколько часов.