Они оставили экипаж возле протестантской части кладбища, отгороженной от католической и от места, предназначенного для погребения черных. Кэтрин и ее первый муж приобрели большой участок кладбищенской земли, и с тех пор она здесь хоронила своих мужей.

– Рядом еще есть место и для моей могилы, хотя я не скоро еще собираюсь на покой, – пошутила Кэтрин.

Они стояли перед надгробиями. Пока Кэтрин украшала их цветами, Энни и Реджи читали эпитафии. Внимание Реджи привлекла эпитафия на могиле ее первого мужа, он вдруг стал серьезным и задумчивым. Энни подошла к нему ближе и прочитала, заглянув ему через плечо: «Здесь покоятся мой любимый муж Натаниэль и наш сын Дэвид. Да возрадуются ангелы двум прекрасным, нежным душам, которые сделали мою жизнь несказанно счастливой».

– Тетя Кэтрин, я не знала, что у тебя был сын, – вздрогнув, сказала Энни. Они с Реджи переглянулись и вопросительно посмотрели на Кэтрин, которая продолжала заниматься, цветами, повернувшись к ним спиной.

– Да, я не очень люблю говорить об этом. Я рассказала твоим родителям о нем много лет назад, сразу после того, как это произошло.

– Они никогда ничего мне не говорили.

– Это было очень давно, наверное, они просто позабыли. И потом, они знают, что я не люблю разговоров на эту тему.

– Прости, тетя Кэтрин, я не хотела напоминать тебе о том, что причиняет такую боль, – огорчилась Энни.

– Я могла бы догадаться, что вы прочтете надпись, и подготовиться к возможным расспросам. – Она обернулась с улыбкой, но в ее глазах Энни заметила слезы. – Натаниэль погиб во время аварии на речном пароходе. Я была на восьмом месяце беременности, и роды случились преждевременно из-за шока. Ребенок – я назвала его Дэвидом в честь деда со стороны отца – не выжил. – Она попыталась вновь улыбнуться, и уголки ее губ задрожали, когда она продолжала вспоминать: – Он был бы прекрасен, как и его отец. Мы с Натаниэлем хотели иметь несколько детей, но жизнь не всегда считается с нашими планами. После неудачных родов я больше не могла забеременеть, и мне просто посчастливилось встретить двух чудесных мужчин, которые любили меня, несмотря на то что я не могла родить ребенка.

– Прости меня, тетя Кэтрин, – повторила Энни, чувствуя себя глупо и неловко. Она никогда не видела свою тетю настолько близкой к тому, чтобы расплакаться.

– Ничего страшного, дитя мое. Мне полезно время от времени говорить об этом, хотя бы раз в год, когда я украшаю цветами их могилы в День всех святых. – Ее голос снова стал звучать как обычно. – Видишь ли, я по натуре борец. Жизнь слишком богата и полна, чтобы тратить время на пустые сожаления.

Однако сердце Энни разрывалось от сочувствия тому горю, которое довелось в молодости пережить ее тете, и хотя время затянуло рану, она все еще причиняла ей боль. Кэтрин вернулась к своему занятию, а Реджи молча стоял рядом, плотно сжав губы и уставившись в землю перед собой.

Энни погрузилась в глубокое уныние, и в это время на солнце наползла черная туча. Она огляделась и увидела, что, как это часто бывает в Новом Орлеане, погода резко изменилась и надвигается гроза. Энни не особенно встревожилась, потому что внезапные дожди, как правило, длились недолго.

– Можно, я немного погуляю, тетя Кэтрин? – спросила Энни, чувствуя, что хочет подумать наедине.

– Конечно, Энни! – через плечо ответила Кэтрин, не глядя ни на племянницу, ни на Реджи. – Кладбище очень красиво в это время года. Почему бы тебе тоже не пройтись, Реджинальд?

– Ну, – Реджи откашлялся, – если ты не против, Кэтрин… Я заметил несколько сорняков с подветренной стороны… на могиле Натаниэля. Я мог бы их вырвать.

Руки Кэтрин на мгновение замерли, но она так и не обернулась. Это было очень кстати, потому что Реджи стал красным, как спелый помидор, и в этот момент лучше было на него не смотреть.

– Как хочешь, Реджинальд. Я вчера так долго возилась с побелкой, что закончила уже в потемках. Наверное, когда убирала, я кое-что пропустила.

– Конечно… это понятно, – пробормотал Реджи. – Только я сначала положу цветы…

Энни положила свои цветы рядом с букетом Реджи и, нежно поцеловав его в щеку, пошла прочь. Она знала, что, несмотря на постоянные споры и пререкания, тетя и дядя относились друг к другу с глубоким взаимным уважением. И сегодня их истинные отношения проявились в полной мере. Энни полагала, что спорить они не перестанут, но пропасть непонимания, которая лежала между ними до сих пор, преодолена. Возможно, теперь они смогут изредка позволить себе роскошь дружеского общения и станут получать удовольствие от этого. Или по крайней мере станут друг к другу терпимее!

Солнце то выходило из-за тучи, то снова скрывалось. Энни оказывалась то в тени, то жмурилась от яркого света. Она лениво брела по кладбищу, огибая район негритянских захоронений. Ей хотелось приблизиться к могилам и почитать надгробные надписи, но она боялась, что темнокожие люди, пришедшие навестить своих усопших родственников, сочтут ее вторжение неприличным и оскорбительным.

Наконец она оказалась в католической части кладбища. Надгробия здесь были массивнее, стояли ближе один к другому и утопали в море цветов. Но людей было немного; как справедливо предполагала Кэтрин, большинство из них присутствовали на мессе в церкви.

В старой части кладбища памятники были очень высокими и стояли почти вплотную, так что пробираться среди них было так же трудно, как по узкому проходу. Энни почти ничего не видела вокруг. Она слышала голоса, но не замечала людей, так что казалось, бесплотные духи дают о себе знать из потустороннего мира. Такая странная фантазия рассеялась, когда из-за камня неожиданно появился человек, вполне живой и реальный.

Энни подумала о том, что с наступлением темноты кладбище становится идеальным местом для ужасных преступлений или романтических свиданий. Даже при ярком свете солнца, а особенно когда оно заходило за тучу, ощущалась таинственная аура этого места. Она вспомнила, как тетя шутила по поводу привидений и колдунов, и холодок пробежал у нее по спине. Конечно, это глупость, но все же…

– О! – Энни чуть не налетела на массивного мужчину в сером жилете. Он быстрым шагом обогнул могильный камень, и они чудом избежали столкновения. Она сделала шаг назад и увидела перед собой очень красивого темнокожего мужчину.

– Прошу прощения, мадемуазель. – Он отступил в сторону и поднес руку к элегантной шляпе. На его лице сияла добродушная улыбка, а серо-зеленые глаза сверкали на солнце. – Вы в порядке?

– Да, спасибо, – улыбнулась в ответ Энни. – Просто я немножко испугалась. – Он отступил еще на шаг, не сводя с нее глаз, в которых она заметила искру восхищения, чем была очень польщена. – Похоже, вы спешите, так что не беспокойтесь обо мне. Не отвлекайтесь от своих дел. Я уверена, что они очень важные.

– Да, мадемуазель, это так. – Он снова улыбнулся, коснулся края шляпы и быстро пошел прочь. Его кожа была светло-медного оттенка, и, судя по одежде, он был цветным. Его отличали хорошие манеры и речь образованного человека. Энни смотрела ему вслед, пока он не скрылся за поворотом.

Она побрела дальше, но вдруг остановилась, когда заметила, как ей показалась, знакомый силуэт между надгробиями. Она спряталась за мраморную плиту и осторожно выглянула из-за нее.

Это был Делакруа. В элегантном костюме для верховой езды: черный сюртук, белые брюки, высокие черные ботинки. Белая сорочка и широкий галстук дополняли его наряд. Несколько крупных перстней на его руке ярко вспыхнули в лучах показавшегося из-за тучи солнца.

Но у Энни не было никакого желания покидать свое укрытие. Она находила, что Делакруа выглядит восхитительно, и могла наблюдать за ним отсюда, оставаясь незамеченной. Она много раз пыталась проанализировать свой интерес к Делакруа и понять, почему чувствует себя не в своей тарелке, когда он оказывается поблизости, но до сих пор не пришла ни к какому разумному выводу.

Восхищение, которое он вызывал в ней, казалось тем более странным, что она неодобрительно относилась к нему и ко всему, что было с ним связано. Она считала его безответственным повесой, лишенным всяких серьезных мыслей. Однако ему нельзя было отказать в уме. Но чем он был занят? Он не походил на мужчину, о котором она мечтала, отправляясь в Америку. Он был для нее… загадкой. Да, должно быть, ее влекло к нему простое любопытство. Вот почему она не могла отвести от него глаз.

Делакруа прислонился к надгробию, скрестив руки на груди. Он был без шляпы, его волосы трепал ветер, делая их похожими на водоворот черных волн, сверкающих на солнце. Он стоял запрокинув голову и упираясь затылком в каменную плиту, подставив лицо солнцу и закрыв глаза.

Энни вспомнила, как он выглядел в тот вечер в опере, когда, вот так же запрокинув голову, смеялся над ее саркастическим заявлением о желании походить на креольский идеал женщины. Он излучал в тот момент такую мужскую силу и энергию, воспоминание о которой не раз возвращалось к ней на протяжении последних нескольких недель. Но это воспоминание имело привкус горечи. Он так грубо оставил ее, удалившись под руку с двумя дамами и еще с одной, которая ухватилась за фалды его сюртука.

Энни прищурилась и продолжала наблюдение. Солнце грело ей плечи, от чего по всему телу расползалась приятная лень и слабость, а отчасти и… чувственная нега. Аромат цветов наполнял влажный воздух. Она внимательно рассматривала Делакруа с головы до пят. Несправедливо, чтобы один человек обладал столькими физическими достоинствами одновременно…

Он пошевелился, и Энни нырнула за плиту и прижалась щекой к холодному камню. Ее дыхание странным образом участилось. Она закрыла глаза и постаралась успокоиться. Она просто смутилась от того, что поймала себя за неприличным любованием этим скандально известным типом…

– Мадемуазель Уэстон! Не ожидал встретить вас здесь.

Энни открыла глаза, отодвинулась от плиты и выпрямилась. Она быстро взглянула на него и тут же отвернулась, потому что ей показалось, что в глубине его глаз сверкнули веселые искорки. Она, опасаясь снова посмотреть ему в лицо, полагала, что он заметил, как она разглядывала его, и это его развеселило. Поэтому ее взгляд рассеянно блуждал вокруг.

– Я… я приехала сюда с дядей и тетей. Она привезла цветы на могилы своих мужей.

– Понятно. – Он помолчал. – Но разве они похоронены не в протестантской части?

– Да. Но я решила немного прогуляться.

Он подошел ближе, пристально глядя ей в лицо, и Энни почувствовала, что у нее начала подниматься температура.

– Похоже, вы переутомились?

– Что вы имеете в виду? – Ее ресницы удивленно взметнулись вверх.

– Вы стояли прислонившись к камню, с закрытыми глазами. – Он улыбнулся и провел кончиками пальцев по ее щеке. – У вас лицо горит, а глаза восхитительно блестят. Хотя сейчас уже ноябрь, осень в Новом Орлеане, вероятно, отличается от той, к которой вы привыкли, не так ли? У вас, должно быть, жар.

– Да, я немного утомилась от жары, – поспешно согласилась она, радуясь удачно найденному объяснению ее смущенного румянца и странной позы, в которой ее нашел Делакруа. Вся беда в том, что если он будет и дальше стоять так близко от нее и прикасаться к ней так ласково, она никогда не избавится от своего «жара». Почему он вдруг проявляет такую заботу о ней? Она огляделась, ожидая увидеть стаю его преданных поклонниц, скрывающихся за надгробиями.

– Вам нужно присесть. – Он взял ее под локоть: – Пойдемте со мной.

– Пойти с вами? Куда? – Сердце испуганно подпрыгнуло у нее в груди.

– Не тревожьтесь, ma petite. – Он рассмеялся. – Давайте просто свернем за угол. – Он осторожно поддерживал ее под руку, и Энни не могла узнать в этом учтивом джентльмене прежнего беззаботного нахала из оперы. – Здесь поблизости наш фамильный участок, и там есть скамья. Она стоит в тени, там вы сможете отдохнуть и прийти в себя.

– Тетя будет беспокоиться.

– А почему вы не говорите про дядю? Неудивительно, что мадам Гриммс очень волнуется из-за вас, но ваш дядя – совсем другое дело.

– Это правда! – нервно рассмеялась Энни. – Дядя Реджи всегда очень тревожится. Тем более мне пора возвращаться.

– Но если вы упадете в обморок по дороге, я никогда себе этого не прощу. Вот. Присядьте ненадолго, а потом я провожу вас в протестантскую часть кладбища.

– Вы очень добры, – ответила Энни с улыбкой.

Делакруа сел рядом, положил ногу на ногу и небрежно оперся локтем о колено. Энни снова поймала себя на том, что любуется его ногами и руками, пальцами в кольцах и вообще всей фигурой. На левой руке у него было кольцо с огромным изумрудом, который, несомненно, стоил не меньше половины всего ее приданого.

– Почему вы не на мессе? – спросила она, с трудом подыскав тему для беседы.

Он улыбнулся и принялся вертеть на пальце именно это кольцо. Такие действия оказались на удивление возбуждающими, и Энни поспешно отвела глаза.