Я смотрю в пол, борясь со слезами: какого черта?! Даже его оскорбления не ранили так, как то, что он не может быть со мной, потому что я отвлекаю его от дочки.

Самое печальное, что я понимаю его и не злюсь на него за это, но мне бесконечно грустно.

– Это неважно, наверное, но я правда не спала с тем парнем. – Я обхватываю себя руками, чтобы не рассыпаться и заставляю себя посмотреть на Мейсона, который не сводит с меня внимательного взгляда.

«Мне кроме тебя никто не был нужен», – добавляю про себя.

Мейсон коротко кивает.

– Я не хотел обижать тебя своими словами, – с раскаяньем признается он.

Помедлив, я киваю, принимая его извинения. Все равно это больше не имеет значения, потому что он принял решение не быть со мной и его причина не оставляет мне надежду, что он передумает.

Мне просто надо смириться с тем, что все закончилось.

– А мать Ханны… Вы все еще… – Я не знаю, как закончить предложение, но я должна узнать. Я просто надеюсь, что он не был со мной за спиной этой женщины, иначе… Ситуация и без того паршивая.

– Мы развелись шесть лет назад, – быстро говорит Мейсон, даруя мне небольшое облегчение.

Мне хочется узнать причину, но я не спрашиваю. Он может ответить, что это не мое дело и будет прав. Это не мое дело.

– Сегодня, когда тот парень подсел к тебе в баре, мне хотелось встать и дать ему в морду, – внезапно признается Мейсон. Кажется, ему некомфортно от этого признания. Возможно, его откровенности способствует алкоголь – обычно он не так словоохотлив. – Мысль о тебе и других мужчинах съедает меня.

– Так нечестно, – шепчу я, прикрыв глаза. – Ты не должен говорить ничего, что может дать мне надежду, когда тут же предупреждаешь, что не можешь быть со мной!

– Знаю, знаю. Прости! – Мейсон с шумом выдыхает и, поставив локти на колени, обхватывает голову руками. – Я справлюсь с этим. Это моя проблема. Мне не следовало говорить тебе этого, – сокрушается он.

Мне хочется сказать, что уже слишком поздно. Он уже нанес непоправимый вред, когда позволил мне влюбиться в себя, зная, что у нас нет никакого будущего.

– Тебе надо пойти и немного поспать, – поднявшись, говорю я, держа свои эмоции под жестким контролем.

Мейсон смотрит на меня долгим взглядом, от которого мне хочется скрыться, затем поднимается.

– Да, тебе тоже надо отдохнуть.

Прикрыв за ним дверь, я сдаюсь, позволяя слезам беспрепятственно течь по моему лицу. Сползаю по двери и, обхватив колени руками, беззвучно плачу, оплакивая всю несправедливость этого проклятого мира.

* * *

Мейсон благодарит присутствующих в зале за внимание и спускается со сцены под многочисленные аплодисменты. Как для того, кто не любит шумиху вокруг себя и повышенное внимание, он выглядит довольным.

Я оглядываюсь, отмечая, что его речь об изучении красных гейзеров на базе университета была принята очень благосклонно, и, скорее всего, можно будет рассчитывать на существенное финансирование со стороны спонсоров.

Я начинаю пробираться к Мейсону, но меня опережает какая-то женщина, окликнувшая его. Улыбаясь, она что-то говорит ему, на что он кивает и отвечает что-то, что делает ее улыбку еще шире. У них завязывается разговор. Судя по всему, ему интересно то, что говорит эта женщина. На его лице живой интерес, а не так часто присущее ему выражение вежливой скуки.

Окидываю незнакомку оценивающим взглядом: ей лет тридцать пять или чуть больше. Довольно привлекательная блондинка в брючном костюме, который подчеркивает ее стройную, высокую фигуру.

Я ревную к ней Мейсона. Она просто стоит рядом, а я ревную его. Это ненормально. Этот мужчина сказал мне, чтобы я ни на что с ним не рассчитывала, а я стою здесь, пялюсь на него с другой женщиной и хочу как следует оттаскать ее за волосы, потому что мне не нравится, что она стоит к нему так близко.

«Лиса, ты идиотка!»

Отвернувшись, я направляюсь в другую сторону, подальше от Мейсона и этой дамочки. Беру себе бокал шампанского у официанта. Здесь, на конференции столько успешных каждый в своей области людей. Среди них я чувствую себя не в своей тарелке.

Я всего-навсего студентка, год назад достигнувшая возраста, позволяющего покупку алкоголя, а здесь оказалась только лишь благодаря тому, что трахаюсь со своим профессором.

Точнее, трахалась.

– Ну, как?

Мейсон касается моей руки, и я оборачиваюсь к нему, игнорируя легкое волнение в животе от того, что он меня коснулся.

– Все было замечательно.

Я заставляю себя улыбнуться. Он был великолепен, хотя у меня и тени сомнения не было на его счет.

Мейсон смотрит на меня и хочет что-то сказать, но нас прерывают.

– Доктор Эверет, прекрасный доклад!

Мужчина с густой, выбеленной сединой шевелюрой и галстуке-бабочке энергично трясет руку Мейсона.

– Спасибо, профессор Штайнбер.

– Я совсем недавно прочел вашу книгу и у меня есть к вам несколько вопросов. Не будете ли вы…

Профессор Штайнбер, похожий на фокусника, уводит Мейсона. Я снова остаюсь в одиночестве.

Конечно, сейчас много желающих поговорить с ним. Не могу же я ожидать, что он весь вечер проведет рядом со мной.

Как оказалось, быть со мной вообще не входит в планы этого мужчины.

* * *

Убедившись, что больше не понадоблюсь Мейсону – на самом деле он прекрасно обошелся бы без меня – не было никакой необходимости брать меня в эту поездку – я поднялась в свой номер, сменила платье на отельный халат и стала готовиться ко сну. Прошлая бессонная ночь давала о себе знать: я чувствовала, что устала и планировала наконец-то выспаться.

Мы с Мейсоном не обсуждали, как все будет, когда мы вернемся в Итаку. На данный момент у нас вроде как установилось перемирие, но сможем ли мы работать как раньше, когда нас больше не будут связывать личные отношения?

Я споласкиваю зубную щетку и возвращаю ее обратно в держатель, а затем долго смотрю на свое отражение в зеркале, пытаясь определить, что я чувствую из-за всей этой ситуации.

Грусть? Разочарование? Бессилие?

Знаю только одно – мне плохо. Очень. Весь день я делала вид, что все нормально. Насколько это вообще возможно в данных обстоятельствах. Но я не в порядке. Я буду, совершенно точно буду. Когда-нибудь.

Я выключаю свет в ванной и начинаю разбирать постель, когда слышу стук в дверь. Мне даже не надо спрашивать, чтобы понять, кого увижу за дверью.

– Просто зашел убедиться, что все в порядке, – поспешно объясняет Мейсон, когда я открываю дверь. Он выглядит слегка смущенным. Я думаю, что он, возможно, жалеет из-за своей вчерашней откровенности.

Сегодня между нами чувствовалась неловкость, и это было странно. То есть, этого обычно не ожидаешь в том случае, когда ваши отношения с парнем дошли до стадии орального секса. Но мы с Мейсоном, по всей очевидности, начали не в том порядке.

– Я не заметил, как ты ушла.

– Просто решила лечь пораньше. – Я делаю слабую попытку улыбнуться. Мне тяжело стоять перед ним и делать вид, что все хорошо, когда на душе кошки скребут. – Убедилась, что у тебя все под контролем и ушла.

– Да, несколько человек готовы были выписать чеки прямо на месте, – с усмешкой говорит Мейсон. Он тоже нервничает из-за нашей ситуации.

– Класс. Отец будет в восторге, – бормочу я.

Я неосознанно сжимаю ручку двери, желая поскорее закончить этот дурацкий разговор, на который уменя просто не осталось сил.

Мейсон кладет руку на стену и немного подается вперед, но остается за пределами моего номера. Мы смотрим друг на друга, и никто из нас не решается закончить это первым.

– Спасибо тебе. – Его голос становится чуть ниже. – За то, что поехала со мной и… вообще.

Я только киваю. Горло сдавливает спазм. Знаю, он не специально, но он заставляет меня чувствовать себя очень плохо. Хуже, чем когда мы ругались.

– Спокойной ночи, Мейсон.

Я закрываю дверь перед его лицом прежде чем поддамся слабости и сделаю что-то, за что стану ругать себя в последствии.

«Ты все делаешь правильно. Тебе надо спасти себя. Это вопрос самосохранения».

Не успеваю дойти до постели, как в дверь вновь раздается стук. Я замираю, поморщившись. Этот мужчина переоценивает мой самоконтроль.

Возвращаюсь к двери. Тянусь к ручке и тут же одергиваю руку.

«Что мне делать? Что мне, блин, делать?!»

– Уходи, Мейсон, – через дверь строго велю я.

Мой голос проседает на последних нотках. Прежде мне не приходилось проявлять такую выдержку. Потом станет только хуже. Потом я пожалею.

«Это того не стоит. Не стоит разбитого сердца».

– Я не знаю, как. Черт, Лиса, не знаю, как!

Даже не видя его, даже через дверь между нами я слышу растерянность в его голосе. В каждом его слове смятение и борьба с самим собой. Он не хочет, чтобы его тянуло ко мне. Противится этому. Я не хочу любить мужчину, который так борется со своими чувствами ко мне.

– Я не хочу быть помехой для тебя. – Мое горло душат слезы. – Не хочу быть тем, на кого ты будешь смотреть, и сгрызать себя от чувства вины.

Мейсон не отвечает. Что, если он не слышал меня? Я сказала это слишком тихо?

– Открой дверь, Лиса, – просит Мейсон, нарушая затянувшуюся тишину.

Он все слышал.

«Не делай этого! Не открывай дверь!»

Мейсон шагает ко мне, как только я отворяю дверь. И когда его руки оказываются на моем лице, а губы на моих губах, у меня не остается сил думать о том, как это неправильно.

Я больше не могу ни о чем думать. Только чувствовать.

– Ты непоследователен, – бормочу я, сдаваясь под натиском мужчины. Он захлопывает ногой дверь моего номера, оттесняя меня на середину комнаты.

– Это все ты, – быстро отвечает Мейсон, отрывисто целуя меня. – Я слишком много о тебе думаю.

Мне слышится упрек в его голосе, но у меня нет шанса притормозить и решить, что это значит.

Плохо? Хорошо?

Да черт его знает!

«Потом. Все потом».

Нетерпение Мейсона передается мне. Мы будто соревнуемся, кто кого быстрее оставит без одежды. Но у меня здесь без шансов: на мне лишь халат и трусики, когда Мейсон в костюме. Я успеваю стащить с него пиджак, а он тем временем оставляет меня без халата.

Я тянусь к рубашке Мейсона, но он перехватывает мои руки и подталкивает меня к кровати, ловко уложив на постель. Его глаза, горящие бесконечным желанием, скользят по моему телу. Я лежу на спине и от нетерпения кусаю губы. Как завороженная слежу за Мейсоном: он выдергивает полы рубашки из брюк и, не теряя контакта с моими глазами, расстегивает пуговицы. Его грудная клетка движется в такт его тяжелому дыханию.

Ожидание кажется мне вечным. Я сглатываю, опуская взгляд туда, где его брюки натягиваются от эрекции.

Скинув рубашку, Мейсон становится одним коленом на покрывало, обхватывает мои лодыжки и подтягивает меня к себе. Он нависает надо мной, наклоняется и проникает языком в мой рот, одновременно с тем, как его рука оказывается в моих трусиках.

Я стону, выгибаясь ему навстречу, и прижимаюсь к его ладони.

Мейсон вводит в меня палец, и тут же следом второй – я задерживаю дыхание и напрягаю живот, пропуская сквозь себя нарастающее удовольствие. Он медленно двигает пальцами туда и обратно, глуша мои стоны своими поцелуями. Кусает меня за губу и тут же всасывает мой язык в свой рот.

– Черт, детка, ты такая мокрая, – бормочет Мейсон, прислоняясь лбом к моему лбу. Его большой палец принимается ласкать мой клитор, ближе подталкивая к желанному оргазму.

Я зажимаю покрывало в кулаках и просто хнычу и поскуливаю, больше не способная отвечать на его поцелуи. Зажмурившись, я жду, что меня накроет волной оргазма, но Мейсон вдруг убирает свою руку, спускается ниже и сдернув с меня трусики, прижимается ко мне горячим ртом.

– Ах!

Я вскрикиваю. Оргазм омывает все мое тело; растекается по венам, проникает в каждую клетку.

У меня есть всего несколько секунд, а затем все повторяется. Мейсон быстро снимает с себя брюки и боксеры, ложится сверху и входит в меня одним сильным толчком. Я сомневаюсь, что мое тело способно так быстро повторно кончить, но оно отзывается, готовое разделить с ним удовольствие.

Мышцы Мейсона под моими ладонями словно раскаленный камень. Я скольжу руками по его коже, подстраиваясь под его нарастающий ритм. Каждый его толчок сильнее предыдущего, он сжимает меня в своих руках и утыкается лицом мне в шею. От его горячего дыхания мне становится жарко, но я не хочу, чтобы он отпускал меня.

Наша кожа покрывается потом, липнет друг к другу. Это безумие. Мы в горячке. Это грубый секс. В нем голая похоть и животное желание.