Novela - Его строптивая девочка

Понятно, мне его не выпроводить.

– Ну, ладно! Тогда дай мне пульт от телека, пока ты не ушел. Он вон там.

Я указываю на тумбочку, и Мейсон приносит мне пуль. Затем уходит на кухню – очевидно, готовить для меня и не дать мне умереть с голоду. Боже, это так мило! Мои глаза слезятся. Очевидно, от болезни. От чего же еще?

Может, не так и плохо, что есть кто-то, кто позаботится обо мне. Даже если это Мейсон.

Странно так. Меньше недели назад мы были чуть ли не врагами, а теперь он готовит мне куриный суп!

«Оох, блин!»

Выключив звук на телеке, я прислушиваюсь. До меня доносится шум кастрюль. Хотела бы я это увидеть, но так слаба, что ни за что не заставлю себя встать с кровати.

Если, конечно, не случится очередной приступ рвоты.

ЛИСА

– Где ты научился готовить? – спрашиваю я, осилив половину порции. Суп, приготовленный Мейсоном – великолепный, и не будь я больна, съела бы все подчистую.

– Я с одиннадцати лет жил с отцом, который не знал, как варить яйца. – Он хмыкает: это не похоже на жалобу, скорее факт, который он вспоминает с теплотой. – Вариантов, на самом деле было немного: либо ты берешь и готовишь, даже если сначала это похоже на дерьмо, либо питаешься исключительно макаронами с сыром из пачки.

Мейсон жмет плечами. Он сидит в кресле напротив кровати и мне совсем не хочется, чтобы он уходил, даже если ему и пора.

Последние несколько дней были отстойными. Я болела, рядом со мной никого не было и мне казалось, что все на свете меня бросили. Так одиноко я себя давно не чувствовала.

– Значит, ты сам учился готовить?

Я невольно улыбаюсь, представляя его ребенком в попытке приготовить ужин для себя и отца.

– В свое время я пересмотрел много кулинарных шоу. А еще помогали мамины поваренные книги.

Он откидывается в кресле, вытянув свои длинные ноги. Сейчас он кажется таким расслабленным и спокойным. Атмосфера в комнате сдержано-уютная и мы не обсуждаем нашу последнюю ссору.

Боже, не хочу этого!

– Я тоже готовила, когда маме было плохо, – испытывая смущение, признаюсь я. – Иногда она целыми днями ничего не ела, и мне приходилось буквально заставлять ее. Но это не была настоящая готовка, – быстро трясу головой я. – Я всего лишь брала замороженные обеды и разогревала их в микроволновке.

– Нам обоим пришлось научиться заботиться о себе довольно рано, да? – замечает Мейсон, склонив голову набок.

Я издаю невеселый смешок.

– Похоже на то.

Некоторое время мы молчим и просто обмениваемся взглядами, которые – я надеюсь – знаменуют пока еще хрупкий мир между нами.

Мейсон первым нарушает тишину. Он поднимается, а я испытываю разочарование, беспокоясь, что он уйдет.

– Тебе надо поспать, – забирая подставку с остатками еды, говорит Мейсон.

– Ты уже уходишь? – Это звучит не так невозмутимо, как мне бы хотелось. Разочарование в моем голосе слишком очевидно, поэтому я просто смиряюсь с тем, что так спалилась.

Он улыбается:

– Нет. Я побуду здесь на случай, если тебе что-то понадобится или вдруг станет плохо. И кто-то должен давать тебе лекарства, верно?

– Ты не должен быть моей сиделкой, – бормочу я, поморщившись. – Уверена, у тебя много дел, поэтому ты можешь идти. Я не пропаду.

Мейсон смотрит на меня достаточно долго, о чем-то раздумывая. Держа спину ровно, я готовлю себя к тому, что он уйдет, и я снова останусь одна. Это вовсе не так ужасно, как кажется.

Внезапно он усмехается и, очевидно, придя для себя к какому-то решению, подходит к двери.

– Отдыхай, Лиса. Я остаюсь.

* * *

Проснувшись на следующее утро, я чувствую, что наконец-то пошла на поправку. О полном выздоровлении говорить пока рано, но и чувство, что вот-вот отброшу коньки, исчезло.

В теле все еще сохраняется слабость, но я смогла без чрезмерных усилий подняться с кровати, сходить в туалет и умыться. Вид у меня тот еще. Глядя на свое отражение, я скривилась. Мне нужен душ и чистые волосы.

Плохо, что Мейсон видел меня в таком плачевном состоянии. Но он позаботился обо мне, и, зная, что он за стенкой, мой сон был спокойным.

Мейсон. Надо выяснить, он все еще здесь или уже уехал.

Я выхожу из комнаты и замираю, встретившись взглядом с Обри. Подруга делает себе завтрак, но когда видит меня, выражение ее лица становится настороженным.

Эта наша первая встреча за неделю и я не хочу с ней ссориться, хотя обида из-за ее лжи никуда не делась. Нам обоим неловко.

– Привет. – Обри первая прерывает молчание, сделав попытку улыбнуться.

– Привет. – Я коротко киваю и, взглянув в сторону двери, что ведет во дворик, вижу Мейсона. Он стоит спиной к дому, прислонившись к деревянной подпорке крыши.

– Он провел здесь всю ночь, – проследив за моим взглядом, негромко говорит Обри.

Ничего не ответив, я выхожу из дома и прикрываю за собой дверь. Мейсон оборачивается и его брови неодобрительно хмурятся при виде меня.

– Зря встала. Тебе нужно сохранять постельный режим.

– Мне нужен душ и кофе, – ворчу я. – Меня уже тошнит от собственной постели. Хотя в последние дни меня от всего тошнит.

Я выразительно смотрю на Мейсона, вызвав его улыбку.

Боже, люблю его улыбку!

– Вы поговорили?

Он кивает в сторону дома и мое лицо мрачнеет.

– Ты знаешь?

– Обри рассказала мне вчера вечером, когда вернулась домой, – отзывается он, наблюдая за мной.

– Мы не разговаривали. – Я обхватываю плечи руками, глядя себе под ноги. – Не знаю, что ей сказать.

Мейсон ничего не отвечает, и я поднимаю голову, убеждаясь, что он меня слушает.

– Почему тебя так расстроило, что твой брат с Обри? – в замешательстве спрашивает Мейсон.

Я фыркаю:

– Они не встречаются или что-то в этом роде. Они тайно спят друг с другом. Или спали – я не уверена.

– И все же? – Он выгибает брови, ожидая ответа.

– Я несколько раз спрашивала и у Кори, и у Обри, не происходит ли чего-то между ними? И они утверждали, что перестали делать то дерьмо, которое я наблюдала в течение последних трех лет! – От эмоций мой голос становится громким. Опомнившись, что Обри может услышать, я продолжаю чуть тише: – Нет более неподходящих людей, чем эти двое. Единственное, в чем они ладят, это, очевидно, постель. И меня бы это не парило, если бы они не желали временами убить друг друга. В такие моменты я чувствую, будто меня разрывает пополам! А еще ложь! Я не понимаю, как они могли лгать мне в глаза, когда я изливала им душу, потому что верила, что они – самые близкие люди для меня!

Поджав губы, я сурово смотрю вдаль, вновь разволновавшись из-за Кори и Обри. По всей очевидности, меня не скоро отпустит.

– Близкие люди иногда нас подводят, – пожав плечами, замечает Мейсон.

Покосившись на него, я жду, что он продолжит, потому что он к чему-то ведет.

– И это ранит, потому что мы любим тех, кто обижает нас. Чужому человеку такое не под силу.

Я дергаю плечом, молча соглашаясь с ним.

– Но, возможно, мы не просто так любим кого-то? Возможно, иногда, даже тот, кто обидел нас, заслуживает второй шанс?

Вздохнув, я смотрю на Мейсона и замечаю, сколько тепла в его глазах. Я не уверена, что сейчас он говорит исключительно о Кори и Обри, не имея в виду нас с ним.

Но с чего он взял, что я люблю его? Как бы он узнал? Мы ведь никогда не признавались друг другу в наших чувствах.

Когда через несколько минут Мейсон уезжает, я возвращаюсь в дом и иду прямиком к Обри.

– Я очень зла на тебя и обижена, – заявляю я, глядя ей в глаза.

– Я знаю! – с сожалением выдыхает Обри. – Извини меня! Знаю, что мы не должны были врать тебе.

– Но я тебя люблю. И если это то, чего ты хочешь, я тебя поддержку, – твердым голосом продолжаю я. – Но не лги мне. Это все, о чем я прошу.

Обри быстро кивает, а затем начинает плакать. И видя, как она мучается, я больше не могу злиться на нее.

– Прости! Я повела себя, как отвратительная подруга, – шмыгает носом Обри.

Я пытаюсь сдержать улыбку.

– Точно не как подруга года.

Она смеется сквозь слезы, затем признается:

– Я боялась, что ты больше никогда не захочешь говорить со мной.

– Вообще-то, всю эту неделю мне было не до разговоров. – Я изображаю приступ рвоты.

Взгляд Обри становится укоризненным.

– Тебе следовало сказать мне, что ты заболела. Я бы о тебе позаботилась. Даже если бы ты кричала на меня! – торопливо говорит она, когда я закатываю глаза. – Так что теперь? Я про вас с Мейсоном.

– Он помог мне и накормил супом, когда мне было слишком плохо. Просто протянул руку помощи. Не думаю, что будет что-то дальше.

Уныние в собственном голосе меня раздражает. Неужели после всего я еще продолжаю на что-то надеяться?

– Постой – он приготовил для тебя суп? – уточняет Обри, заулыбавшись.

Я киваю, не понимая, отчего такая реакция.

– Но ты же понимаешь, что это значит, да?

Я мотаю головой:

– Нет, на самом деле нет.

– Он влюблен в тебя!

– И ты так решила на основании приготовленного супа? – недоверчиво уточняю я. Может Обри тоже заболела?

– Лиса, этот мужчина приехал сюда, потому что переживал за тебя! Он приготовил тебе суп, чтобы не дать тебе умереть от голода, а затем провел тут всю ночь, хотя я была дома, и в этом не было нужды! – Обри, кажется, готова взорваться. – Это любовь, глупая! Он влюблен в тебя!

Я не знаю, что сказать. Она вроде как немного спятила, но… Разве мне бы этого не хотелось? Чтобы он чувствовал ко мне тоже, что и я к нему?

– А если и любит, Обс? Что с того? – Я взмахиваю рукой, погрустнев. – Это не меняет того, что он не хочет быть со мной. Его дочка по-прежнему больна, а я мешаю ему проводить с ней время. Я его отвлекаю! Это… паршиво! Я не хочу вредить ему или Ханне! Поэтому мне придется засунуть свои чувства подальше и притвориться, что это не делает каждый мой день несчастным. Это не сложно.

– Это сложнее, чем ты думаешь – притворятся, – тихо отзывается Обри, слабо улыбнувшись.

Я внимательно смотрю на нее, и тут до меня доходит.

– Ох, Обс! Я бы обняла тебя, но подозреваю, что я все еще заразная.

Мы смеемся через силу, но затем ее лицо вновь становится печальным.

– Он думает, что все нормально; что меня все устраивает, – смущенно взглянув на меня, с болью в голосе признается она. – И я сама виновата в этом, потому что продолжаю притворяться из-за страха, что если он вдруг поймет, что на самом деле меня ничего не устраивает – я его потеряю. И это так глупо! – Она издает резкий смешок, всплеснув руками. – Он ведь даже не принадлежит мне! Это так жалко и стыдно, Лиса! Вот почему я боялась сказать тебе! Мне просто было стыдно!

Я знаю, что сейчас могу только выслушать ее и дать ее боли немного утихнуть. Она не хочет слышать то, что я думаю об этом. Она и без меня это знает. Знает, что их отношения с Кори токсичны и приносят страдания. Но порой мы все немного мазохисты, разве нет? Мы знаем, что огонь может ранить, но позволяем ему обжечь нас.

А иногда мы просто сгораем в нем.

* * *

– Мне показалось, или между вами с Кори присутствует какое-то напряжение?

В карих глазах Мередит читается беспокойство, хотя она и пытается скрыть это за осторожной улыбкой.

Я не разговаривала со своим братом уже пару недель. То, что было злостью, обернулось печалью. Уже много раз я успела пожалеть о том, что наговорила ему. Мне его не хватает. Очень сильно. Но я не могу перешагнуть через горькую обиду и заговорить с ним первая.

Сегодня, на празднике по случаю годовщины свадьбы отца и Мередит, мы с Кори оказались под одной крышей и всячески стараемся избегать друг друга.

– Мы немного повздорили, ничего серьезного. – Я с легкомысленным видом дергаю плечом, не желая расстраивать Мередит.

– Обычно вы не ссоритесь, – чуть нахмурившись, замечает мачеха. – На самом деле удивительно, как хорошо вы ладите. Мы с Джаспером беспокоились, не зная, как Кори отреагирует, когда ты к нам переехала, – робко признается Мередит. Я об этом не знала. – Но вы подружились с первого дня, и я поняла, что все страхи были напрасны.

Мередит дарит мне теплую улыбку и, взяв за руку, сжимает мои пальцы в своей ладони. Я восхищаюсь силой и мудростью этой женщины; ее чуткости. Не думаю, что смогу однажды стать такой же великодушной.

– Я люблю тебя. Ты же это знаешь? – У меня ком в горле. Я должна чаще говорить ей это, потому что я так многим обязана ей!