— Но Огастес ненавидит нас.

— У тебя нет подтверждений этому.

— Его молчание служит подтверждением, — сказала Мери. — Как и отказ принимать нас, как и нежелание сделать Найтхед нашим в полном смысле слова.

— Он не выбросит нас из поместья. Все остальное неважно. Мы получим нужную сумму от Летчуиза и найдем сокровища. Я знаю это. Я чувствую это. И тогда мы будем свободны.

Он, Дариус, будет свободным. Он освободится от нее, избавится от всех тягостных преград, что стоят на пути к той жизни, какую он заслуживает.

— Иногда на меня нападает страх, что Френсис вернется.

— Он не вернется никогда, — сказал Дариус, уверенный в своей правоте. — Если бы существовала возможность для примирения между нынешним маркизом и его братом после смерти их отца, это произошло бы давным-давно. Но этого не случилось и никогда не случится. Почти наверняка Огастес ничего не знает о событиях, предшествовавших изгнанию Френсиса. Их отец, должно быть, потребовал, чтобы с младшим братом больше не было контакта.

— Я слежу за газетами — не появится ли сообщение, что он вернулся, — сказала встревоженно Мери.

— Меня это не беспокоит, — ответил Дариус, выпячивая грудь. — Он всегда будет верить тому, чему поверил, и никогда не осмелится вернуться в Англию. Никогда он не посмеет рискнуть тем, чтобы София услышала о его якобы имевшем место распутстве.

— София любила этот дом. — Мери задумчиво усмехнулась, ее взгляд затуманился. — Вот было бы у нее лицо, если бы она узнала, что я — причина ее несчастий, что ее муж, соблазнив и бросив меня, заставил ее страдать в безвестности все эти годы.

Дариус взглянул из-под полуопущенных век.

— Не будем забывать истину — хотя бы между собой. Френсис тебя не соблазнял. Он тебя пальцем не тронул. Благодаря этому ты и стала главным моим союзником: не могла перенести, что он не захотел тебя. И не было такой хитрости или подлости, на которую ты не пошла бы, чтобы отомстить ему и его семье.

Мери вздернула голову.

— Он был дураком. Где бы он ни был, я уверена, он думает обо мне, о том, что мы могли бы пережить вместе. Я надеюсь, они с Софией оба сильно страдают. И желаю им безвременно умереть.

Глава десятая

Милый сердцу Найтхед! Милые стены из желтого камня, обвитые плющом, и изящные террасы, и оконные витражи, вспыхивающие в лучах утреннего солнца. Милые нежно-зеленые поляны и заросли рододендронов — розовых, белых и пурпурных. Милые мягкие холмы Дорсета, тянущиеся до самого моря…

— Ты в порядке? — Голос Летти прервал мысли Селины. — У тебя измученный вид.

— Нет, нет! — Девушка попыталась улыбнуться, но ей это не удалось. — Вернее, да… О, Летти, пожалуй, мне не по себе. Может быть, напишем папе и маме и попросим устроить мой отъезд домой немедленно?

Селина вздохнула, посмотрела на свои руки, безвольно лежавшие на мягких юбках желтого муслинового платья, полученного от Изабел Прентергаст. Карета, в которой они ехали на раут к миссис Арбутнотт, протащилась еще немного и остановилась вновь.

— Ты хорошо себя чувствовала, пока мы не встретили в полдень мистера Иглтона. — Летти наклонилась, чтобы ласково похлопать Селину по руке.

— При чем здесь мистер Иглтон? — резко сказала Селина, выдернув руку. — В самом деле, Летти, ты иногда изобретаешь странные связи.

— Разве?

— Да, ты сочиняешь, а я этого терпеть не могу. — Селина махнула рукой в сторону карет, в гуще которых они застряли. — Это абсолютная глупость.

— Глупость?

— Именно.

Летти прикрыла глаза и спрятала подбородок в тонкую полоску темного меха у воротника своей длинной коричневой мантильи.

— Что случилось? — сердито спросила Селина. — Ты устала?

— Я не устала. Я думаю, — ответила Летти.

Селина не выносила, когда Летти замыкалась в себе. Ведь ни на кого больше в целом мире Селина не могла положиться.

— О чем ты думаешь?

— О том, что мне хотелось бы иметь волшебное средство, способное сделать тебя счастливой.

Немедленно раскаявшись, Селина подвинулась на сиденье вперед и взяла Летти за руку.

— Я счастлива, когда я с тобой.

— Хотела бы я побольше узнать о нем, — пробормотала Летти.

Селина встрепенулась, прижала ладонь к горлу. Ей не нужно было спрашивать, о ком шла речь. Если бы она могла объяснить, насколько ошеломлена, сбита с толку, начиная с самой первой встречи с Джеймсом Иглтоном!

— Есть кое-что… — Летти покачала головой.

— Что? — спросила Селина настойчиво.

— Нет, ничего. Прошу только: будь осторожна. Он — красавец. Этого нельзя отрицать. Красив, обворожителен и явно пользуется успехом. Заветная добыча для удачливой девушки. И думаю, он, вероятно, хороший человек. Но есть кое-что…

— О, не тверди одно и то же! Мое знакомство с ним носит случайный характер, уверяю тебя. Он проявляет вежливость, потому… потому что…

— Почему? — мягко вставила слово Летти, убрав локон с щеки Селины.

— Потому что он вежливый человек, — сказала она, вскинув голову. — И хватит об этом. Взгляни лучше на эту пустую суету. На целую милю стоят кареты, едва двигаясь дюйм за дюймом, спеша на встречу, где большинство гостей не знают друг друга. Дикая глупость!

— Откуда такие познания о раутах, мисс? Это первый в вашей жизни.

— Фреда мне рассказывала. Между прочим, я не знакома с семейством Арбутнотт и не представляю, почему она меня пригласила. Гости будут ходить из зала в зал, говоря о пустяках с кем попало. — Селина перевела дух. — Еда, если вообще что-нибудь подадут, будет ужасной. И там будет нестерпимо жарко. А весь смысл этого действа лишь в том, чтобы тебя видели.

— Платье тебе очень идет, — сказала Летти с радостной улыбкой. — Лишь бы только никто его не узнал.

— Я мечтаю о том же, — ответила Селина. — Надеюсь также, что в темноте не заметят эту замызганную карету.

— Когда ты войдешь в дом, никто не сможет узнать, в какой карете ты приехала, — утешила Летти, но Селина выглядела несчастной. — Кстати, я ведь тебе уже говорила, что миссис Арбутнотт была знакома с твоей матерью в юности. Видимо, миссис Годвин написала, что ты прибыла к сезону нынешнего года, но она, твоя матушка, не сможет присоединиться к тебе сразу. Миссис Арбутнотт, ты очевидно помнишь, сделала очень любезную приписку приватным образом на пригласительном билете. Она будет рада встретить тебя как свою гостью.

Селина дотронулась до узкой черно-золотистой ленты, которую Летти с Фредой ухитрились вплести в ее локоны.

— Следует ли мне постоять возле миссис Арбутнотт?

— Да, — ответила Летти без колебаний. — Хоть с минуту. Конечно, совершенно естественно, ты можешь поговорить со всеми, с кем знакома.

— Я ни с кем не знакома.

— Возможно, ты познакомишься с восхитительным мужчиной.

— Я уже познакомилась…

— О чем я и говорю, — сказала Летти с мягкой усмешкой. — Ты уже познакомилась с мужчиной, который приводит тебя в восхищение, верно?

У Селины набежали на глаза слезы. Она никогда не плакала. Почти никогда.

— О, моя любимая зверушка! — Летти, несмотря на тряску в экипаже, пересела на сиденье к Селине. — Так это правда? Ты… Думаешь, мистер Иглтон становится тебе небезразличным?

Селина всхлипнула и посмотрела сквозь слезы на Летти:

— Но я же ничего не знаю об этих вещах.

Щеки девушки горели. Она хотела сказать, что за исключением ее опыта — слишком даже богатого — с Джеймсом Иглтоном, она не имела ни малейшего представления о взаимоотношениях между мужчинами и женщинами.

Летти похлопала по руке Селины:

— Как твоя компаньонка в отсутствие твоих матушки и отца я могу сказать мистеру Иглтону, что его интерес останется без взаимности и…

— Нет, пожалуйста, Летти, не делай этого!

— Ты неравнодушна к нему?

— Прошу тебя, не дави на свою Селину. Хватит с меня беспокойства при мысли о мистере Летчуизе.

— Хорошо, — согласилась Летти. — А ты знаешь, я думаю, что мистер Иглтон нисколько не стеснен в средствах.

— Какое это имеет отношение к мистеру Летчуизу?

— Просто думаю вслух. Я имела в виду, что твои родители предпочли бы иного поклонника для тебя, нежели Летчуиз, если бы у другого джентльмена было приличное состояние.

— Я думаю, ты слишком спешишь, — сказала Селина. — Мистер Иглтон очень мил. Но это совсем не значит, что он готов сделать мне предложение.

— Нет, не готов. — Мысли Летти были заняты, видимо, чем-то другим. — Еще не готов. Но это не значит, что так будет и впредь.

— Тебя беспокоит мистер Летчуиз, — сказала Селина. — Меня тоже. Но ведь мама и папа не стали бы тратить деньги на мои выезды в свет, если бы дела с мистером Летчуизом уже были решены… Как ты считаешь?

— Не знаю, что и думать. Но хочется верить, что ты права. Твои родители никогда не потратили ни одного пенни на… — Летти запнулась. А Селина продолжила:

— …на что-либо или на кого-либо, помимо самих себя, если можно было увильнуть. Это уж точно. — Селина не питала на счет родителей ни малейших иллюзий. — Знаю, что неправильно делаю, критикуя их. Тем более что совершенно очевидно, мама и папа ищут для меня наиболее подходящую партию.

— Наиболее подходящую для того, чтобы самим разбогатеть. Ты это имеешь в виду? — буркнула Летти.

— Возможно, — согласилась Селина. — Ах, если бы только встретить или хотя бы напасть на след подходящего приятного человека, который удовлетворял бы требованиям папы и мамы! И это несправедливо — девушки практически должны идти с молотка, как лошади… Столько-то фунтов стерлингов — раз! Столько-то фунтов — два, три! Продано! И никому нет дела, любят ли они своих…

— Любить, Селина, считается не столь уж важным.

Селина промолчала. Даже если мне для этого придется бежать из дому, я никогда, никогда не выйду замуж за отвратительного Бертрама Летчуиза!..

Карета остановилась, кучер спрыгнул с козел и распахнул дверцу.

— Минуточку, леди, — сказал он, откидывая ступеньки. Как положено, он поднялся на крыльцо огромного особняка из серого камня и громко постучал в дверь.

— Безумие, — шепнула Селина. — Как и говорила Фреда, всюду полно огней. Посмотри на окна. И они прекрасно знают, что гости прибывают. Почему же каждый обязан стучать?

— Так принято, — сказала Летти, и Селина с чувством вины поняла, что ее компаньонка тоже нервничает. — Пора входить.

С некоторой — впрочем вполне простительной для новичка — поспешностью Селина вступила в холл гармоничных пропорций. Ее внимание привлекла изящная белая лепнина карнизов, но гнетущие темно-красные обои на стенах вызвали подавленное настроение. Летти быстро сняла мантилью и занялась Селиной — поправила ей прическу, взбила оборки на обшитом золотой каймой лифе.

— Ты выглядишь прелестно, — наконец сказала Летти. В ее голосе слышалось волнение. — Нам надо подняться в пурпурный салон на втором этаже. — Она пошла впереди, почти бесцеремонно расталкивая окружающих, что было совсем непросто в такой толпе.

— Бессмысленно, — прошептала на ухо компаньонке Селина. — Мы сейчас можем уйти, и никто не узнает, что мы вообще были здесь.

— Тише. Миссис Арбутнотт специально просила, чтобы ты подошла прямо к ней. Если ты этого не сделаешь, она сочтет себя обязанной связаться с твоей матушкой и выяснить, что с тобой стряслось.

— О, как мне все это противно, — потихоньку простонала Селина. — Между прочим, как мы узнаем миссис Арбутнотт?

В этот момент знакомый женский голос почти перекрыл весь шум:

— Селина Годвин! Что ты здесь делаешь?

Овладев собой, Селина обернулась и увидела бледно-голубые глаза Изабел Прентергаст.

— Присутствую на рауте, — процедила Селина сквозь стиснутые зубы. — А что ты делаешь здесь, Изабел?

Изабел уставилась на нее, потом рассмеялась и слегка ударила ее по руке веером с отделкой из белого кружева и с алой лентой:

— Ты очень забавна. Такое чувство юмора.

Голубенькие глазки обшарили платье Селины, и изумление, охватившее Изабел, вылилось в приторную кислую улыбку:

— У тебя такое… впечатляющее платье.

— Спасибо, — поблагодарила Селина с наигранной скромностью. — Твое платье тоже очаровательно. Алая кайма — довольно смелое решение, драматичное.

— И благодаря этому платье запоминается, не так ли? — глаза Изабел стали совсем жестокими.

— Конечно, — согласилась Селина. — Собственно говоря, без каймы платье уже невозможно вспомнить, опознать.

— Ясно. — В голосе Изабел послышались лукавые нотки. Она понизила тон: — Может быть, мы сможем… э…

— Может быть, — бросила Селина свысока. — Я буду дома завтра, если ты собираешься заглянуть.