Жасмин Майер - Эгоист

Я задышала глубоко и часто. Поняла, что все равно опять возбуждаюсь. Мы два чертовых лингвиста-эротомана, точно нашли друг друга. Если его заводил русский, то я растекалась лужицей от его английского. И развратной речи, в которой он себя никак не сдерживал.

Я охнула, все еще лежа с закрытыми глазами, когда почувствовала его руку поверх своей. Пальцы скользнули по нежной коже бедер, погладили ягодицы, и я подалась к нему, еще шире разводя ноги.

— Хочешь еще раз? На этот раз вместе со мной? — прошептал он, облизывая мочку моего уха.

Боже. Я думала, что порочнее варианта, чем оказаться застуканной за самоудовлетворением уже быть не может. А оказалось — еще как может! Сделать это еще раз, вместе с ним.

— Двигай своими пальчиками выше, Элен, а я… Буду трахать тебя своими.

На этот раз я застонала в голос. Он тут же без труда ввел в меня, кажется, сразу два пальца. Еще бы. Я была слишком влажной, но мои пальцы меня не слушались.

— Давай. Ты же делала это секундой раньше. Что изменилось?

Ну, теперь он смотрел на меня. Я была уверена в этом, хоть и лежала, по-прежнему зажмурившись.

— Будь собой, — прошептал он. — Ты со мной… Никто тебя не видит, а я никогда не буду осуждать твои желания. Отпусти себя, Элен… Дай мне сделать тебе хорошо, раз я пока не могу иначе.

И я позволила ему это.

Второй оргазм накрыл меня с головой, очень быстро, а хотелось, чтобы это порочное действо длилось бесконечно. Джек и сам хрипло застонал, когда я стиснула бедрами его руку, а после целомудренно вернул мои шорты на место и обнял левой рукой, пока я лежала, пытаясь выровнять дыхание и вообще прийти в себя.

Все еще отыгрываете роль хорошего парня, капитан Картер? Может, хватит уже.

Отдышавшись, я сама поднялась на коленях и откинула одеяло в сторону. Полумрака в комнате хватило, чтобы увидеть его стояк. Джек напряженно ждал, не подталкивая, ни на что не намекая. Отдавая себя целиком в мою власть. Будет так, как я решу.

И я решилась.

Стянула с себя шорты, перекинула ногу через его живот и потерлась о член через боксеры.

— Ты довел меня до ручки своими поцелуями, прикидываясь хорошим парнем, Джек Картер, — прошептала я в его губы. — С меня достаточно. Пусть возвращается тот плохой парень, каким ты всегда был.

Я не теряла голову, пока нависала над ним на вытянутых руках. Если рухну на его ребра, то секса мне еще месяц не видать. Джек только начал сидеть нормально.

Я стала целовать и облизывать его грудь, спускаясь все ниже.

Как он говорил в тот раз, когда я попыталась в первый раз сделать ему минет? «Когда-нибудь потом, но не сейчас»? Что ж, думаю наступило самое лучшее время, чтобы попытаться сделать это снова.

Я провела носом по ткани боксеров, и его член дернулся мне навстречу. Ткань была влажной. Тянуть с прелюдией сейчас было бы равносильно пыткам.

Стянув с него боксеры, я и сама не сдержала стона. Боже, это лучший и самый идеальный член, который я когда-либо видела. Ему так шло быть обрезанным, ровным и быть не таким, как все привычные до него в моей жизни.

Особенный. Только мой.

И я могла делать с ним все, что захочу.

Впервые в жизни я совсем не парилась насчет правильной техники, или о том, что будет, когда Джек поймет, что уровень моих способностей равняется практически нулю. Я просто отдалась этому процессу, растворяясь в его глухих стонах и в своей власти над ним, превосходстве… И своей любви к нему.

Да, черт возьми. Я любила этого мужчину так сильно, как никого в целом свете. И с самого начала он был прав, что рядом с ним мне будет охрененно.

Я обязательно скажу ему об этом, как только смогу. Как только придет время не только стонать и наслаждаться им. А пока буду только рада подарить ему всю себя. И принять его целиком таким, какой он есть.

От первого и до последнего дня, что нам отведены.

И до самой последней капли.

Достигнув дна, я смог не захлебнуться. Оттолкнулся из последних сил ради той, что была для меня светом и теплом там, за пределами стылого дна, и поднялся на поверхность.

Теперь я знаю, что шанс есть всегда. Просто не всем хватает сил его разглядеть.

Сколько таких, кто успевает отчаяться и больше не хочет лезть наверх? Кто сдается в борьбе? Много. Теперь я знаю, что тех, кто только начал жить, а уж сдался, — очень и очень много.

Я встречаюсь с ними по четвергам на территории Бринсфордской тюрьмы — одной из восьми других тюрем Англии и Уэльса, где содержат несовершеннолетних в возрасте от пятнадцати от семнадцати лет. Среди кирпичных стен и ухоженных газонов, выстриженных, как по линейке, я впервые без прикрас рассказывал этим бритым под ноль пацанам, чем занимался в своей жизни.

И что не было в этом ни черта хорошего. И крутым меня это тоже не сделало.

В Бринсфорде я оказался по отработке условного срока, который вынес суд Туниса за нелегальные полеты, во время которых я был за штурвалом. И только. Меньшее из всего, что светило мне за то, в чем я участвовал.

После экстрадиции домой, в Британию, мне предложили этот срок даже сократить, если я соглашусь на отработку на добровольных началах в тюрьмах для малолетних преступников.

Поначалу я эту повинность действительно только отрабатывал, но после нескольких визитов решил, что хочу приезжать в Бринсфорд и дальше, уже просто так, каждый четверг, ведь слушателей у меня только прибавлялось с каждой неделей.

Забитые, склочные, обозленные, бледные мальчишки. Кто-то уже накаченный настолько, что не каждый коп рискнет подойди к нему на улице. Кто-то до сих пор не умеет ни читать, ни писать, зато может определить соотношение кокаина и мела в пакете с наркотой только на вкус.

Дети, у которых год жизни идет за пять.

— Расскажите нам про небо, мистер Картер, — однажды услышал я.

Отведенное мне для визита время было закончено, но я остался. Небо? Это я могу. О нем я готов говорить часами.

За все нужно платить цену. И это была моя — если раньше я пожертвовал собственной жизнью в угоду небу, то теперь сделал ровно наоборот. Лишившись неба, получил второй шанс на земле.

Моя жизнь была ярким и убедительным примером для этих оступившихся пацанов, что рано или поздно все равно приходится платить. Можно ярко взлететь, но быстро сгореть, как Икар, и рухнуть, размазав мозги по земле. А можно стать чертовым Фениксом, который даже сдохнув, все-таки восстает из пепла.

По сути, я говорил им все то же самое, что и пастор в церкви, куда их обязательно водили каждое воскресенье, только при этом я говорил с ними на языке улиц.

После я садился в машину и возвращался домой.

Дом, милый дом, где меня ждала Элен.

Когда дядя Фил впервые привез нас в особняк, я вообще не разделил его восторгов по поводу того, что как замечательно, что он не продал дом еще с десяток лет тому назад, как я и советовал ему перед тем, как покинул Англию. Это оказался заброшенный особняк с заросшим садом и вековым слоем пыли, скрипящими половицами и он напоминал скорее жуткий дом призраков, чем уютное место, куда я мечтал привезти и жить со своей женщиной.

Но Элен почему-то осталась от этого дома в полном восторге.

Первое время она просто ходила по комнатам, рассматривая каждую безделушку с глазами впечатлительной туристки. Дом был древним, он принадлежал еще моему отцу, последнему из какого-то аристократичного рода, затухшему с годами, не считая меня самого. Последнего из последних. Кровь и честь рода Картеров, которые уже давно ни для кого и ничего не значили.

Все эти статуэтки, чайные сервизы, ковры, гобелены, картины, подсвечники и многие другие пылесборники были настоящим раритетом в глазах Элен. Для меня же этот дом всегда был связан с потерянным детством, и поначалу я был против того, чтобы вообще начинать в нем совместную жизнь. Знаю, глупо, но мне казалось, что над домом висело проклятие или что-то вроде того. Антураж особенно располагал к этому.

Элен же с восторгом рассказывала о восковых куклах, найденных на чердаке. Шляпах и платьях, побитых молью, веерах и прочих аксессуарах, которые уже не представляли никакой ценности, поскольку плесень, сырость и годы практически уничтожили их. Но эта русская женщина была неутомима.

Тогда я решил, что ей будет полезно выбраться в Лондон. Элен стоило увидеть настоящую британскую аристократию, чтобы осознать, что наши выгоревшие чучела этому и в подметки не годятся.

Сказано — сделано, и на уикенд мы прогулялись по музеям и открытым для туристов комнатам королевской семьи. Это была бережно отмытая и хранимая история, не то, что наши вспухшие от сырости сундуки на чердаке. Я рассчитывал, что она сдастся. Согласится, что от дома проще избавиться, чем привести его в порядок.

— Значит, мы сделаем так, чтобы и наш дом так выглядел! — решила эта воинственная амазонка, лежа обнаженной после секса поперек гостиничной кровати.

— Женщина! Предполагалось, что после трех оргазмов ты будешь более сговорчивой!

Она с визгом попыталась увильнуть, но я был быстрее. Рывок и она снова подо мной, обездвижена моим телом. Я так устал от позы наездницы за то время, пока восстанавливался, что теперь был сверху при каждом удобном случае.

— Ну не знаю, — промурлыкала она, обнимая меня за шею и выгибаясь в пояснице так, чтобы я снова ожил, где нужно. — Может быть, тебе стоит попробовать убедить меня еще раз?

И это была хорошая попытка. Я снова был сверху, и мог закинуть себе на плечи любимые щиколотки, а на моем мифическом фюзеляже опять прибавилось звездочек от количества ее оргазмов.

Но это не помогло.

Я спорил с ней до хрипоты и почти победил, но когда у нее закончились аргументы, она опустилась передо мной на колени. Да, она играла не по правилам, но кто сказал, что мне это не нравилось?

После, окончательно вымотав друг друга, мы рухнули обратно в постель, и вот тогда-то я попросил Элен пообещать, что однажды она займемся со мной сексом в каждой комнате и на каждой горизонтальной поверхности, какую только можно будет найти в этом доме. Только в таком случае я согласен пойти у нее на поводу.

А для надежности и чтобы она никуда не сбежала, попросил выйти за меня.

После ее тихого «Да», уже в понедельник я привез ее в контору, где поставил свою подпись под контрактом о тотальной реставрации особняка.

А после, недолго думая, завез в мэрию, где нас и расписали. Ведь мисс Джонс была британкой, а мистер Ричмонд из Канады по счастливому стечению обстоятельств оказался холостым.

Это была такая же фальшивая свадьба, как и паспорта молодоженов, в которых нам проставили штампы. И только наша первая брачная ночь была самой, что ни на есть, настоящей.

Той ночью Элен впервые отвела мою руку, которой я потянулся за презервативом, и прошептала:

— Давай попробуем без него?

Я еще даже не вошел, а уже чуть не кончил от осознания, что любимая женщина хочет от меня детей. Сдержался, каким-то чудом. Даже смог побыть джентльменом, пропустив даму вперед.

Думаю, горячая русская кровь пойдет только на пользу холодной, как северное море, эгоистичной британской. Вы главное, головастики, не подведите! Может, благодаря вашей юркости, и не прервется на мне весь этот древний род.

И даже, если не получится с первого раза, Картеры, мать их, никогда так просто не сдаются.

Не зажигая на кухне света и стараясь не шуметь, я налила в чашку молока и достала печенье. Точно последнее, поклялась я самой себе, тяжело опускаясь за стол.

Я могла отказаться от соленых огурцов, малосольных арбузов и каперсов, как и советовала доктор Бриджуотерс, от картофеля фри и бургеров, от газировки и кофе, но не от умопомрачительного печенья, которое готовила Замира.

Я просто сходила с ума от медово-кунжутного вкуса с добавлением мелконарезанных сухофруктов, и Джек часто смеялся, что я могу убить каждого, кто встанет между мной и этим печеньем.

Низ живота напрягся, став каменным. У меня снова начались схватки, которые меня и разбудили.

Они ведь еще не так часто, чтобы перебудить весь дом и ехать в роддом? Нет, еще нет. Кажется, у меня еще есть шанс насладиться печеньями в тишине, а у Джека с Замирой — досмотреть свои сны.

Черт, а ведь Замира в конце лета снова вернется в Канаду. Я пробовала под ее руководством, но у меня эти печенья не получились такими же вкусными.

Это было нелегкое решение — отпустить девочку так далеко за океан, но в провинции Квебек уже жили остальные девочки, с которыми она сдружилась еще в Тунисе. А еще там говорили на французском, а его Замира знала лучше, чем английский, который ей пришлось учить чуть ли не с нуля.