Марина Агекян - Эгоист

«Что ты делаешь?»

Да, она должна была так сказать, потому что… Он не имел никакое права целовать Шарлотту Уинслоу. Господи, Шарлотту! Лидия пристрелит его, если узнает об этом. Он сам боялся обнаружить, что это правда.

Наутро он проснулся таким разбитым и опустошенным, что не мог двигаться. Еще и потому, что тело сковало такое давящее желание, что он действительно боялся пошевелиться. Черт бы побрал всё на свете! Как он теперь будет жить, если во сне видел губы Шарлотты? Губы, которые целовал так долго, что они оба едва не задохнулись.

«Не бойся меня!»

Вздрогнув, Уильям присел, сознавая, что должен с этим что-то сделать. Рассеянно проведя рукой по лицу, он обнаружил под пальцами густую многодневную щетину, которая напоминала ему о том, сколь долго он проходил жуткий этап выздоровления.

Когда в спальню вошел Томпсон, Уильям строго велел:

— Позовите сюда миссис Джордан.

Когда экономка, приземистая, полноватая женщина с округлыми щеками и маленькими глазами, которая прятала свои серые волосы под чепцом, явилась к нему, взволнованно вытирая руки о фартук, Уильям прямо спросил:

— Кто привез меня домой той ночью?

Не было секретом, о какой ночи он говорил.

— Это был мужчина, милорд.

— Что на нем было надето?

Миссис Джордан выпрямилась, опуская раскрасневшееся лицо.

— Зеленая ливрея с золотой вышивкой.

Уильям потрясенно застыл.

Так это правда? Это ему не приснилось? В ту ночь Шарлотта оказалась на улице, подобрала его и отвезла… куда?

«Поедем к нам домой…» — четко послышался ее голос.

Он вспомнил всё. Как просил ее оставить его на улице, как она со своим лакеем, вернее, кучером, загрузили его в свою карету и отвезли домой. Как она… расспрашивала его о Лидии, пыталась остановить кровотечение. Помогала доктору и держала свечи, пока тот зашивал его рану, а затем попросила произошедшее держать в секрете. Умная девочка, если учесть, что на ее месте мало кто поступил бы с ним так же. А потом…

Уильям вовсе затаил дыхание, когда вспомнил, как обнимал ее. Его душила боль, в глазах туманилось от жгучих мучений, а он думал только о том, как бы поцеловать ее губы, которые были так близки. Так близки, что он не мог не поцеловать их.

Боже, и он поцеловал. Поцеловал так, как не целовал ни одну другую женщину. И ни один поцелуй на его памяти не показался ему таким… нежным, чистым и совершенным, как поцелуй Шарлотты, потому что она сама прильнула к нему и ответила, будто это было самое удивительно, что могло произойти с ними на самом деле. Поцеловала так, что парализовала его сердце.

Тоненькая струйка испарины покатилась у него по виску.

— Милорд, вы в порядке? — послышался встревоженный голос мисси Джордан.

Нет, он совершенно точно не был в порядке. Потому что действительно поцеловал невинную девушку, которая не только не бросила его умирать, но и спасла ему жизнь, иначе он бы действительно истек кровью.

Перешел черту, которую никогда не стремился нарушить, завлекая только вдов или опытных женщин, которые знали, чего хотят!

Кажется, в попытке разрушить свою жизнь, он причинил не меньше разрушений невинному человеку, который этого совершенно не заслуживал.

Тяжело дыша, Уильям вновь провел ладонью по лицу, которое на этот раз было гораздо бледнее. Щетина снова кололась, раздражая и давая понять, что он в реальности, а не бредит. Прикрыв глаза, он словно наяву снова увидел ее божественные губы. Таких невероятных губ он еще никогда не целовал. Губы, которые неустанно преследовали его уже несколько дней.

«Ты божественна… Я говорил тебе, как ты божественна?»

Невероятно, но он и это помнил. Он тронулся умом, если поступил с ней самым низким образом. Она ведь спасла ему жизнь, он сгорал от боли и едва не потерял сознание, пока зашивали ему рану. Откуда он нашел в себе силы, чтобы поцеловать ее? Целовать так, что оба едва не задохнулись.

Сокрушенно покачав головой, Уильям снова ощутил то, что совершенно определенно ощущал в тот момент. В тот момент он подумал о том, что умирает, что умрет и… так никогда не узнает, каким может быть чистый, искренний поцелуй. Такой, какой могли дать ему только ее губы. И когда она сама, неумело и без опыта, но смело и осторожно ответила ему, Уильям понял, что не только не может оторваться от нее. Он не сожалел о том, что сделал. Потому что рядом с ней он впервые в жизни ощущал себя так, будто уже не был один во всем мире.

Господи!

Она должно быть не только проклинает его. Она должна ненавидеть его за то, что он натворил. Шарлотта, эта жизнерадостная, улыбчивая и такая потрясающая девушка, которая с годами превратилась в ошеломляюще грациозную женщину, один поворот головы которой волновал кровь, спасла ему жизнь, а он поступил с ней так подло и отвратительно!

— Милорд?

Вздрогнув, Уильям поднял голову и взглянул на своего камердинера.

И внезапно отчетливо понял, что должен сделать.

Он должен отправиться к Шарлотте. Поблагодарить ее за спасение и… извиниться за то, что повел себя, как настоящая скотина. Потому что даже не помнил, благодарил ли ее за свое спасение или оставил с ней горечь украденного поцелуя.

Шарлотта смотрела на лорда Хамфри, который сидел рядом с ней на диване, и оживленно о чем-то рассказывал. Это был тот самый ее поклонник, который появился у нее во время ее первого сезона.

В последнее время ей стали наносить столько визитов, что у нее голова шла кругом. Это были и молодые, и овдовевшие лорды, неженатые члены Палаты Общин, даже новые кавалеры, которых она прежде в глаза не видела. И хоть после той ночи она не переставала выезжать вместе с Прюденс, у которой так же имелись собственные кавалеры, Шарлотта была почти изумлена обнаружить, что и на нее стали обращать внимание. Чему была довольна Пенелопа, с которой на следующий день после той ночи они пили чай в городском доме сестры. Чему была рада и Харриет, радостно поглядывая на дочь. И Шарлотта…

В сущности, разве не этого она добивалась? Ее уже не раз приглашали на прогулку по Гайд-парку, один раз со всей семьей пригласили в театр в личное ложе, присылали подарки и коробки конфет. Ей нравилось это внимание. Ей было приятно общество некоторых джентльменов, которые проявляли серьезные намерения и вызывали в ней приятные чувства. Больше всего ей нравился лорд Хамфри, высокий, приятной наружности, светловолосый и голубоглазый старший сын виконта, который унаследовал приличное состояние после смерти отца, а теперь вместе с матерью заботился о выходе своей младшей сестры. И если бы не это, они бы никогда так и не встретились, ведь в первый сезон именно лорд Хамфри был первым, кто просил руки Шарлотты. Ей нравилось, с какой серьезностью он относился не только к давнему увлечению, но что проявлял такое постоянство. Он будет надежным другом, хорошим мужем и замечательным отцом для детей, которые у него когда-нибудь обязательно будут.

Только… ее сердце было не на месте.

Шарлотта опустила голову, уже не пытаясь уследить за рассказом лорда Хамфри, потому что не могла перестать думать об Уильяме.

Прошло уже десять дней с того момента, как она отправила его домой. Беспокойство ни на миг не отпускало ее. Как он? Как его рана? Затянулась? Позаботились о нем как следует? Послал он за своим доктором? Хоть кто-то присматривал за ним?

Иногда ей бывало так мучительно тяжело, когда она вспоминала о том, как ему зашивали его раны, что Шарлотта с трудом удерживалась от того, чтобы не послать к нему слугу, который сумел бы разузнать о его самочувствии. Но разумеется, она не сделала ничего подобного.

Раз от него не было вестей, значит, он пошел на поправку.

И возможно забыл о той ночи.

Забыл о ее участии во всем этом.

И разумеется позабыл о том, как поцеловал ее.

Он не мог помнить поцелуй девушки, которую никогда не замечал. Возможно, даже сожалел, но несомненно позабыл. Поцелуй, который ничего не значил для него и так быстро стерся из памяти.

И хоть Шарлотта была реалисткой и понимала, как глупо обижаться, но… сердце покалывало от боли всякий раз, когда она вспоминала нежность и давление его губ, а потом понимала, что это для него ровным счетом ничего не значило. Поэтому он позабыл неприятную ночь и стал жить дальше.

Ее охватил какой-то ледяной ужас. Руки задрожали, а дыхание оборвалось.

Господи, и как теперь она будет выезжать? Как будет сталкиваться с ним и… видеть, как он опять ее не замечает и снова увидит из залы других женщин, ведь в этом сезоне он сопровождал третью сестру Эстер? Шарлотта снова вздрогнула. Как она вынесет всё это?

Ей нужно было как можно скорее выйти замуж и уехать, просто уехать из города, чтобы больше никогда не видеть его. Может, это избавит ее от многолетней тяги к нему? Шарлотта так на это надеялась, что едва не расплакалась от отчаяния.

Может, сразу согласиться на предложение на лорда Хамфри? Только, вся беда заключалась в том, что он еще не сделал никакого предложения…

Господи, она уже начинает сходить с ума. В попытке спасти остатки гордости и уцелевшие части своего сердца, Шарлотта едва не уговорила себя принять первое же предложение, которое ей сделают. Не важно кто, но… Так она окончательно могла загубить свою жизнь, но даже это не пугало ее так, как страх столкнуться с Уильямом и обнаружить, что он забыл ее, забыл всё то, что было. Всё, что так много значило для нее. Так много, что у нее сердце разрывалось всякий раз, когда она вспоминала его тихие стоны, полные боли, затуманенные страданиями глаза. И слова, которые обжигали сейчас даже больше, чем в ту ночь, потому что…

«Оставь меня здесь…»

Он никогда не производил впечатление изгоя, но эти его слова наводили на совершенно жуткие мысли. Уильям всегда производил впечатление безрассудного, легкомысленного, очаровательного повесы, который однако был глубоко предан своим сестрам, которых готов был защищать даже ценой собственной жизни. Вспомнить одно только то, что он едва не убил будущего мужа Лидии, когда Роберт едва не затянул ее в тайные правительственные интриги, из-за которых Лидия едва не пострадала, но слава Богу всё обошлось. Он тщательно оберегал сестер, внимательно проверял всех поклонников, которые претендовали на их руку, а сестры прислушивались к его советам и принимали решения, которые должны были сделать их счастливыми. Союз Лидии и Роберта был тому ярким подтверждением, а на очереди был еще один, когда к концу лета должна была выйти замуж обрученная Тереза, потерявшая из-за траура два первых года своего сезона, а еще два сезона пыталась найти себе подходящего партнера по жизни.

«Так было бы лучше для всех, разве нет?»

Зачем он так сказал? Зачем… Шарлотту ужасал не только его раненый вид и жуткое состояние, а то, что в тот момент, произнося эти слова, он выглядел так, будто искренне в них верил. Что миру стало бы лучше без него.

Глупый, тщеславный, эгоистичный человек! Как он мог не подумать о своей матери? А сестры? Неужели им всем было бы лучше без него?

Шарлотта вздрогнула и сжала пальцы, лежавшие на коленях. Она даже не допускала мысль о том, что с ним могло что-то случиться. Кто бы в него не стрелял в него, она очень надеялась, что Уильям найдет этого мерзавца и заставит заплатить за все свои мучения. И пережитой ею самой ужас, который она не позабудет до конца жизни.

— Мисс Уинслоу, я вас утомил?

Осторожный голос лорда Хамфри прервал болезненные мысли, от которых она начинала дрожать.

Ужасаясь того, какую допустила бестактность, пропуская важные речи лорда Хамфри мимо ушей, Шарлотта густо покраснела, испытывая искреннее раскаяние.

— Я… — Она сглотнула и прижала пальцы к виску, невольно поморщившись от боли. — Я просто…

— У вас болит голова?

Она вздохнула. Голова не переставала болеть вот уже десять дней.

— Вчера мы были в театре…

— Да, я вас видел.

Шарлотта опустила руку.

— Видели?

На этот раз слега заметно покраснел лорд Хамфри и выпрямился на месте. У него были очень густые светлые волосы, и еще более густые бакенбарды. Такие густые, что касались острого ворота рубашки. Шарлотта подумала, что их можно было немного постричь. Не ворот рубашки, конечно.

— Я прошу прощение, что не подошёл и не выразил вам и вашей семье свое почтение, но я сопровождал свою сестру и матушку.

Шарлотта успокаивающе кивнула.

— Конечно, я всё понимаю.

Она понимала, что, пребывая в ложе другого человека, не стала бы объектом внимания того, кто не желал разделять ее внимание с другим.

— Благодаря вашим словам с моих плеч свалилась огромная гора высотой в Эверест.