После переговоров с охранником миновав красивые кованые ворота в глухом заборе, он оказался в саду, великолепном и ухоженном, несмотря на позднее осеннее время. Все тут было четко и симметрично, вечнозеленые деревца подстрижены в форме геометрических фигур, и только засохшие плети плюща, которые садовник еще не успел срезать со стен деревянной беседки, придавали саду немножко естественности и очарования.

Зиганшин оставил машину у ворот и, когда за ним с глухим звоном захлопнулись тяжелые створки, почувствовал себя немного неуютно, словно пленник.

Усмехнувшись собственному страху, он двинулся к дому и не успел толком рассмотреть его, потому что увидел, как Лена стоит на пороге, и сердце вдруг, вопреки воле хозяина, забилось быстрее.

Лена встретила его в легкой шубке жемчужного цвета, которая очень ей шла, а войдя в дом, небрежно сбросила ее и осталась в халатике. Наверное, очень дорогом и красивом, но все же халатике. Мстислав Юрьевич нахмурился – он не знал за Леной привычки к простоте и того рода непринужденности, которая создает всем неловкость и неудобство. Сам он даже любимые джинсы постеснялся надеть, брюки отпарил, и вдруг Лена встречает его так, будто они пять лет женаты! И волнение его прошло.

Одна радость, Клавдии нигде не видно.

Пройдя анфиладу комнат, роскошное убранство которых сражало наповал даже при самом беглом взгляде, они оказались в бассейне.

Стены и потолок были стеклянными, с такими редкими переборками, что Зиганшину на миг показалось, будто они вышли на улицу. Вода в чаше плескалась абсолютно прозрачная и пахла приятно, а не так, как в общественных бассейнах. Мстислав Юрьевич остановился на пороге, не решаясь ступать в уличной обуви, но Лена быстро прошла к наружной стене, возле которой стояли кресла и низкий столик с фруктами, села в одно кресло и с улыбкой указала на второе.

Зиганшин сел, повернувшись так, чтобы видеть пейзаж, открывавшийся за стеклянной стеной: небольшая площадка с вечнозеленым газоном и пустыми клумбами, глухой забор с завитушками, а за ним унылое поле с пожухлой травой и торчащими, как ржавая арматура, гигантскими зонтиками борщевика и безнадежно моросящий дождик.

Наверное, здесь гораздо веселее летом, когда все покрывается цветами, или, наоборот, зимой, когда на стеклянную крышу, медленно кружась, опускаются хлопья снега, или просто по ночам, когда ничего не видно, кроме луны и звезд.

Он заметил, что одно из стекол было укреплено чуть иначе, чем остальные, и понял, что это – дверь в сад, сейчас, наверное, законсервированная до весны. Машинально подумалось, что любой недобрый человек, испугавшись пафосного охранника и мощных ворот на парадном входе, может спокойно обогнуть участок, с комфортом вскарабкаться по завитушкам забора, разбить стеклянную стену бассейна и попасть в дом. Хотя, наверное, здесь сигнализация и камеры…

– Хочешь поплавать? – спросила Лена, мягко улыбаясь. – Я помню, как ты это любил.

Зиганшин пробормотал, что ничего не взял с собой.

– Я дам тебе плавки, халат и полотенце. Покупаемся, как раньше? Как тогда, в Соснове?

Воспоминание вдруг словно жаркой волной обдало его, и пришлось заняться чисткой апельсина, чтобы скрыть от Лены волнение. День на озере у деревеньки Сосново был таким счастливым, что память спрятала его в самый дальний уголок, сберегла для крайнего случая, завалив хламом разных повседневных забот. Они должны были готовиться к экзаменам, а вместо этого сели в электричку и поехали на озеро, взяв две огромные плюшки и бутылку воды. Лена держалась на воде так же уверенно, как он, и они поплыли на островок, отстоявший почти на километр от берега. Они не боялись глубины, холодных течений и судороги, потому что тогда были еще уверены, что если один начнет тонуть, второй обязательно его спасет. Островок был окружен огромными серыми валунами, и вскарабкаться на них оказалось делом непростым, но потом они легли на землю, покрытую ковром из сухих сосновых иголок, и занялись любовью, не думая и не помня о том, что кто-то может нарушить их уединение.

То был прекрасный день, слишком хороший, чтобы о нем все время помнить.

– Лена, – сказал Зиганшин хрипло, – прошу тебя!

– Ладно, извини, – замахала ладонями Лена. – Я просто не думала, что ты боишься вспоминать, как нам было хорошо.

Мстислав покачал головой и ничего не сказал.

– В общем, я ничего такого не имела в виду, – продолжала Лена, – просто теперь, когда на меня столько всего навалилось, я провожу почти все время в воде или у воды, это помогает мне от депрессии и тревоги. Наверное, это даже уже не совсем здоровая реакция, но в комнатах я чувствую себя неуютно и скорее стремлюсь сюда. Ты не хочешь плавать, но, надеюсь, не станешь возражать, если я искупаюсь?

Она хотела встать, но Зиганшин удержал ее.

– Чем быстрее ты мне расскажешь суть дела, тем быстрее я смогу тебе помочь. Ты ж меня вызвала не для того, чтобы просто время провести?

– Да, извини, я волнуюсь и поэтому веду себя так глупо. И еще я боюсь, что нас подслушивают, – сказала Лена, понизив голос, – поэтому и зову тебя в бассейн.

«Бездна логики, конечно, – подумал Зиганшин, – пригласить человека для конфиденциальной беседы в то единственное место, где тебя могут подслушать, а потом принимать идиотские меры, чтобы этого не случилось».

– Лен, давай лучше по саду погуляем тогда, – попросил он, – или встретимся в другой раз на нейтральной территории.

– Ладно, – зашептала она, – я боюсь, что муж меня убьет.

– С чего ты взяла?

– Говори тише. Он потребовал развода на совершенно грабительских условиях, я не согласилась и теперь жду, что он убьет меня.

– Лена, но ты же мать его детей!

– Я тебя умоляю! Еще земля на моей могиле не успеет осесть, как он найдет детям новую мать. Митя, мне реально страшно! Я боюсь есть, боюсь выходить из дому, всего боюсь! Пока Клава меня бережет, но вдруг Иваницкий ее переманит на свою сторону?

С удивлением выслушав признание госпожи Иваницкой, Зиганшин тут же предложил:

– Если все так серьезно, уезжай. Я могу тебя отвезти в какое-нибудь неизвестное твоему мужу место и найти добросовестного адвоката, который будет представлять тебя в суде. Может быть, ему удастся получить для тебя чуть больше, чем предлагает Иваницкий, а если нет – жизнь дороже. Разведись и живи спокойно дальше.

– Тебе хорошо говорить, а я должна думать о детях! – воскликнула Лена. – Я не могу оставить их без гроша, просто не имею права.

– Слушай, но он же разводится с тобой, а не с детьми. Они все равно остаются его прямыми наследниками, независимо ни от чего.

– Ты дурак или прикидываешься? – фыркнула Лена. – Мужику дети нужны, пока женщина нужна.

Зиганшин поморщился:

– Лена, избавь меня от этой народной мудрости, пожалуйста. Юридически для детей никакой разницы, в браке вы с Иваницким или развелись.

– Ага, только если он женится и наплодит новых детей, то наши фиг что получат.

– Хорошо, – сказал Зиганшин, – я тебе найду грамотного адвоката, который четко распишет, на что ты имеешь право по закону, а больше этого все равно не выжмешь.

Лена встала и босиком прошлась по кромке бассейна.

– Видишь, до чего я дошла, – сказала она, горько смеясь, – чуть только наш разговор немного обострился, как меня сразу тянет в воду. Ты очень наивный человек, Митя, если думаешь, что он станет делать по закону. У него свой закон.

– А ты не преувеличиваешь? – с сомнением произнес Зиганшин.

Лена подошла к нему очень близко, так что на секунду Мстиславу показалось, что она сядет ему на колени, как любила делать, пока они были вместе, и поспешно вскочил с кресла.

– Поверь мне, я еще и преуменьшаю, – сказала Лена очень тихо, – это страшный человек, я прожила с ним семнадцать лет и знаю, на что он способен. Помоги мне, Митя!

– Хорошо, – повторил свое предложение Зиганшин, – одевайся, бери детей, и поехали.

– Нет! Я не хочу бежать, поджав хвост, и тем более детям не хочу показывать, что их мама – трусливая шавка. Каким бы чудовищем ни был Иваницкий, я не сдамся просто так!

– Тогда что ты хочешь от меня? – резко спросил Зиганшин, которому вдруг в голосе Лены послышалась фальшь. – Я могу только то, что предложил.

– Да?

– Да! Устранять его физически, так, слава богу, я не киллер, а посадить… Наверное, бизнесмена такого уровня всегда найдется, за что прихватить, но у меня нет подобных полномочий. Я могу сделать так, что ты останешься жива и получишь то, что тебе причитается по закону, но на этом все. Восторжествовать над мужем благодаря мне у тебя не получится. В конце концов, ты сама выбрала его.

Лена грустно улыбнулась и погладила Зиганшина по плечу.

– Ах да, ты же не знаешь правду, – сказала она мягко, – у нас не было возможности объясниться, и я решила, что так будет лучше…

– Какую правду? – вскинулся Зиганшин, не любивший недомолвок. – Говори уж, раз начала.

– Дело в том, что мой выбор был, мягко говоря, не совсем добровольным. – Лена села и задумчиво отщипнула несколько виноградинок.

– Да неужели? – Мстислав Юрьевич вдруг разозлился. – И что ж такое происходило? Твоя семья голодала?

– Нет. Все гораздо проще. Иваницкий изнасиловал меня, и я забеременела.

Зиганшин почувствовал себя так, будто его с размаху ударили в живот. Он смотрел на Лену и ничего не мог сказать, только опустился в кресло и сильно потер лоб рукой.

– Так что выбора у меня не было, – продолжала Лена спокойно, – аборт я считаю неприемлемым, ты бы меня с чужим ребенком не принял, так что мне оставалось?

Зиганшин вздохнул:

– Наверное, ничего. Нет смысла теперь говорить: я бы то, я бы это! Не могу сказать, что бы я тогда сделал, да и не проверишь теперь. Но ты могла сказать мне правду.

– Ага, написать тебе такие новости туда, где ты тогда был, – фыркнула Лена, – чтобы вышибить у тебя землю из-под ног? Прости, Митя, но я тебя любила и не хотела твоей смерти.

– Господи, но как же так?

– Долго после свадьбы я хотела связаться с тобой и все объяснить, потому что мне было очень тяжело думать, что ты считаешь меня расчетливой стервой. Потом я решила, что так лучше, и тебе легче переживать наш разрыв, зная, что я предала тебя ради денег. И даже сегодня колебалась, признаться или нет, но вот призналась и не жалею, потому что правда всегда лучше вранья, какой бы она ни была.

Мстислав Юрьевич встал и протянул Лене руку:

– Сейчас не время рассусоливать, что да почему. Давай, Лена, собирайся и поедем. Может, у меня условия не такие царские, как здесь, но за свою жизнь тебе волноваться не придется.

Она покачала головой:

– Нет, Митя, я не побегу из собственного дома. Может быть, я ничтожная женщина, потому что забросила карьеру и занималась только семьей и детьми, но как жена и мать я всегда была безупречна и не позволю теперь вышвырнуть меня на помойку, как старую тряпку. Он взял меня силой, и да, я тогда сдалась, но теперь – нет! Пусть не надеется теперь силой же выкинуть меня.

Зиганшину снова, несмотря на волнение, почудилось что-то фальшивое в ее словах. Неожиданно пришло в голову, что она совсем забыла про опасность прослушивания и ведет себя свободно. Почему? От страха? Или все это игра, смысл которой пока ему неясен?

– Лена, охолони! – он взял ее за руку. – Тебе не победить ни при каких обстоятельствах, а пытаясь бороться, ты только хуже пострадаешь. Я помогу тебе…

– Спасибо, что откликнулся, – усмехнулась Лена, – откровенно говоря, я думала, что ты меня ненавидишь и будешь только рад узнать о моих несчастьях.

– Ну что ты! Лена, я разное к тебе чувствовал, но никогда не желал тебе зла.

В бассейне было слишком жарко и влажно, Зиганшин почувствовал себя распаренным младенцем, а все происходящее внезапно стало казаться ему нереальным.

Он сказал, что если еще несколько минут пробудет одетым в бассейне, то простудится, и Лена повела его в гостиную, большую просторную комнату, выдержанную в светлой цветочной гамме. Мстислав Юрьевич сел на шелковый диванчик и украдкой взглянул на часы: оставалось совсем немного времени, чтобы успеть в больницу. Лена скрылась где-то в глубине дома, чтобы появиться через несколько минут одетой для улицы.

Зиганшин понял намек и встал.

Они вышли из дома, Лена взяла его под руку, и они медленно двинулись по аллее к воротам.

– Митя, так ты мне поможешь? – мадам Иваницкая с просительным выражением заглянула Мстиславу в лицо.

– Я ж говорю, – нахмурился тот, мучаясь от медленной ходьбы, съедающей драгоценные минуты, – поехали.

Лена покачала головой:

– Не хочу, чтобы он остался безнаказанным. Он разрушил мою жизнь, лишил меня возможности быть с любимым человеком, а после того как я смирилась с неизбежным и семнадцать лет была ему верной женой, он просто выкинет меня в канаву, и все? Отряхнется и пойдет дальше?

– Лена, ну почему в канаву-то? Ты сейчас в самом расцвете, молодая дама с почти взрослыми детьми. У тебя столько перспектив открывается!