Андреа Кейн - Эхо в тумане

— Она намерена перелететь через Солент, — заметил Трентон, останавливаясь, когда они достигли берега у порта Брэдинг.

— Может, она, опережая нас, направляется в Броддингтон! — Ариана бежала, не обращая внимания на влажный песок, пристававший к ее платью и туфлям, и остановилась у самой кромки воды. Высоко подняв фонарь, она молча прощалась с другом, пристально вглядываясь в ночное небо до тех пор, пока сова не скрылась из вида.

— Она поистине свободна, — тихо произнесла она и, обернувшись, улыбнулась Трентону: — Некоторым вещам суждено произойти, у нас нет над ними власти. И это одно из таких мгновений.

Трентон не ответил. Теплый свет фонаря разливался вокруг нее, придавая сверкающей меди ее волос огненно-красный оттенок. Вода плескалась у ее ног, касаясь края платья, затем откатываясь в темнеющий залив.

Внезапно незваный образ возник перед Трентоном, пронзая его, словно нож, вызывая резь в животе. Вспышки воспоминаний, неудержимых, незабываемых, забили ключом.

Некоторым вещам суждено произойти, Трентон… И это одно из таких мгновений. Мерцание темно-красных волос, золотистая дымка фонаря.

Да, Ванесса. Ты права. Это мгновение должно было наступить, но не по тем причинам, о которых ты думаешь. Он ощутил, как волна гнева прокатилась по его венам, слепая ярость вспыхнула вновь, словно все это происходило сейчас. Это не начало, злобная шлюха… Это конец. Я гарантирую тебе: сегодня вечером.

— Трентон?

Плеск волн, молчание ночи. Конец.

— Трентон? — Ариана подошла к нему, глаза ее светились участием. — В чем дело? Ты побелел как полотно.

Трентон, оцепенев, смотрел на нее невидящим взором.

— Ты пугаешь меня… Что случилось? — Ариана стиснула его руки.

В глазах Трентона загорелся холодный блеск и он оттолкнул Ариану.

— Не надо снова. Ванесса. Никогда больше.

Повернувшись на каблуках, он поспешно направился в Спрейстоун.

Река Арун не изменилась.

Освещенные единственным фонарем, темные вздымающиеся воды стремительно неслись по Суссексу, с неистовой силой впадая в канал.

Женщина пристально всматривалась в пустынный берег, вызывая перед своим мысленным взором мужчину, которого желала, и женщину, которой больше не было, — образ, превращавший ее по-прежнему прелестные черты в маску ненависти.

Все это вскоре будет исправлено.

— Мисс?

Песок приглушил звук шагов констебля. Она не слышала, как он подошел.

— Да?

Она поспешно надвинула капюшон на глаза, прикрывая лицо.

— С вами все в порядке?

Она тотчас определила, что его обветренное лицо незнакомо ей, и вздохнула с облегчением.

— Конечно, констебль. Со мной все в порядке… просто наслаждаюсь вечерней прогулкой.

Он нахмурился:

— Я увидел свет вашего фонаря. Такой молодой леди, как вы, не следует гулять в одиночестве у реки ночью.

Она чуть не рассмеялась вслух от нелепости его замечания. Ее молодость давно миновала, и она лучше, чем кто-либо иной, знала, что страх проистекает не от одиночества, а от беспомощности.

— Вы, безусловно, правы, констебль. Пора возвращаться домой.

— Вы живете поблизости?

Его густые брови озабоченно нахмурились.

— Сразу за теми деревьями, — поспешно ответила она. — Спасибо за заботу, констебль. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи, мисс.

Она ощущала на себе его взгляд, когда шла в сторону своего мнимого дома. В будущем ей следует быть осторожнее. Поднявшийся ветер освежил ее раскрасневшиеся щеки. Ей хотелось опустить капюшон, чтобы ветер растрепал ее волосы и вернул ей ощущение жизни. Но риск был слишком велик. Ее пальцы стиснули накидку, прижимая ее к голове. Но одна упрямая прядь выбилась и вызывающе затрепетала на ветру. Только луна стала свидетельницей того, как она отливала ярко-красным цветом.

— Мы должны поговорить. — Ариана побледнела, глаза ее покраснели от долгой бессонной ночи. Сколько раз она спорила с Трентоном, умоляя его сказать ей, что его тревожит. Но тщетно.

Яхта неслась, подгоняемая сильным ветром, остров Уайт постепенно исчезал из вида, по мере того как они приближались к английскому побережью.

— Трентон… пожалуйста.

Он не разговаривал с ней после их столкновения на берегу и молчал до сих пор, когда они этим утром покинули Уайт. Он стоял у перил яхты, устремив взгляд в одну точку.

Ариана глубоко вздохнула, решившись на прямой разговор:

— Может, я напомнила Ванессу вчера вечером больше, чем обычно, или ты просто вспомнил ее.

Трентон медленно повернулся:

— Ты не похожа на Ванессу… никоим образом.

Обрадовавшись, что муж наконец-то ответил, Ариана поднялась и встала рядом с ним.

— Тогда почему ты назвал меня ее именем?

— Не могу объяснить этого. На долю секунды я увидел ее.

— Почему? Это каким-то образом связано с тем, что я сделала или сказала?

— Прекрати, Ариана. — Он отвернулся и задумчиво посмотрел на Солент. — Я не готов к этому разговору… Пока сам не все понимаю. — Губы его мрачно сжались. — Я оказался в невыносимом положении — мне часто приходится размышлять, что реально, а что выдумано.

— Ты любил мою сестру? — не подумав, Ариана выпалила вопрос, не связанный с предшествовавшим разговором, сама удивилась своей бестактности и пожалела, что не может взять свои слова назад. На этот раз она боялась не гнева Трентона, а его откровенности.

— Нет, — тотчас же решительно ответил он. — Никогда.

Ариана почувствовала острое до боли облегчение.

— Я рада, — прошептала она, затем прислонилась к перилам и всмотрелась в воду. — Интересно, где сейчас Одиссей.

Трентон резко повернул голову и с изумлением посмотрел на нее.

— Вот как? Тебя не волнует мое душевное состояние и ты не боишься моей предполагаемой склонности к жестоким поступкам? Ты только хочешь узнать о моих чувствах к Ванессе?

— Сейчас, да. Я знаю, что ты не убивал ее. А теперь еще стало известно, что и не любил ее. Остальное ты расскажешь, когда будешь готов. И надеюсь, что это скоро произойдет, потому что мне больно видеть, как ты страдаешь.

Мускулы на челюсти Трентона судорожно дернулись, и он резко привлек Ариану к себе.

— Ты меня унижаешь.

— Я люблю тебя.

— Тогда мне жаль тебя, туманный ангел. — Он прижался губами к ее волосам. — Но, Боже, помоги мне, ты нужна мне. И я слишком большой эгоист, чтобы убедить тебя разлюбить меня.

— Ты не смог бы убедить меня, если бы даже попытался. К тому же, — напомнила она и улыбнулась, — не ты ли просил дать тебе время?

— Время не может излечить все раны. Ты никогда не задумывалась над тем, что я, возможно, неизлечим?

— Задумывалась. Но отбросила эту мысль.

Он сосредоточенно посмотрел на нее:

— Мне нужно многое решить.

— Тогда я предлагаю тебе начать в Броддингтоне. Мы будем там через час.

— Через час, — глухо повторил он.

— Трентон, — сказала Ариана, — призраки прошлого ждали шесть лет. Они смогут подождать и дольше… до тех пор, пока ты не будешь готов сразиться с ними.

— Тебе не кажется, что уже настало время, я подготовил себя? — спросил Трентон, и лицо его застыло. — Надеюсь, ты понимаешь, на что ты обрекаешь себя, Ариана.

Она коснулась его щеки:

— Боль — твоя, риск пусть достанется мне.

Прислонившись к закрытой двери, Трентон осматривал пустую гостиную. Эта была та же комната, которую они с отцом спроектировали много лет назад, тот же приют, где они работали, делали наброски, беседовали. Здесь больше, чем где-либо еще в Броддингтоне, Трентон мог погрузиться в воспоминания, встретить прошлое во всеоружии.

Он достаточно долго откладывал — прошла уже целая неделя с тех пор, как они покинули Спрейстоун. И ни разу Ариана не поторопила его, требуя ответов, она фактически оставила его один на один с его мыслями, а сама проводила дни в саду, что-то лихорадочно записывая, возможно, свои новые открытия в области природы.

Но Трентон уже подготовил себя. Несмотря на душевную боль, он впервые за последние годы ощутил слабый проблеск надежды на то, что жизнь, возможно, сулит ему не только прозябание.

Но лишь после того, как он решит многие вопросы из своего прошлого.

Он подошел к столу и провел руками по его полированной поверхности.

В течение шести лет он бежал от этой комнаты, словно от адского огня. У него не было причин пробуждать в себе снова боль, вызванную смертью отца. Тот Трентон умер и исчез с лица земли, оставив на своем месте пустую оболочку. Но женитьба на Ариане показала ему, что осколки прежнего Трентона все еще существовали, хотя их осталось немного и они были непрочными. Он должен ради себя и ее тоже попытаться собрать их и соединить воедино.

В первый раз после смерти Ричарда он позволил себе вспомнить, как эта комната выглядела прежде — стены увешаны картинами, наброски громоздятся высокими кипами как дань своему создателю. Трентон отчетливо представил себе сидящего среди всего этого хаоса отца. Он словно совершенно отрешился от внешнего мира и, сосредоточенно нахмурив брови, обдумывал какой-нибудь особенно сложный рисунок.

Удивительно, но это живое воспоминание не вызвало боли — только теплое чувство о прошлом. Очевидно, сам того не замечая, он с годами смирился со смертью отца.

Но не с причиной, ее вызвавшей. И не смирился с тем, что мог — должен был — предотвратить ее.

Ричард Кингсли наделил своих сыновей твердыми принципами, любовью и богатством. Взамен он просил их только об одном — уважении к тому, чем гордился больше всего на свете — к имени Кингсли. Ванесса лишила его этого, а Трентон не смог остановить ее.

Привычное чувство гнева шевельнулось в груди Трентона. Его взгляд непроизвольно скользнул по столу, и, не давая себе времени передумать, он рывком выдвинул нижний ящик.

Дневник лежал на прежнем месте, там, где Ариана нашла его несколько недель назад.

Ему никогда не забыть выражение глаз жены в ту минуту — боль, смятение.

Разве можно ее винить?

Опустившись в кресло, Трентон открыл дневник.

Аккуратный почерк, легкий аромат роз — знакомое чувство тотчас же вернулось.

Шесть лет испарились, словно их не было.

Трентон со злостью сжал тетрадь, привычные образы закружились перед ним, нанося тяжелые, оглушительные удары по голове.

Ванесса.

Он впервые увидел ее в марте 1867 года в начале лондонского сезона. Она вальсировала в Девоншир-хаусе, легко порхая от одного партнера к другому, ее зеленое бархатное платье кружилось вокруг атласных туфелек, щеки возбужденно раскраснелись. Весь вечер он не мог отвести от нее глаз, и ему стоило немалого труда пригласить ее на танец. Но после того, как их знакомство состоялось, взгляд ее изумрудных глаз, устремленный на него, таял на нем, сулил ему все… все, что угодно.

Далеко не новичок в романтических связях, Трентон без ошибки прочитал в ее взгляде приглашение. Предвкушение забурлило в крови, пробуждая в нем первобытное мужское желание физически обладать столь прекрасной девушкой. Давно уже он никого не хотел так страстно, как Ванессу, несмотря на то, что она была сестрой Бакстера Колдуэлла.

По слухам, праздный и эгоистичный Бакстер любил только одного человека на свете кроме самого себя — свою блистательную сестру Ванессу.

Только впоследствии он понял, почему в тот мартовский вечер, кружась по паркету, он так упивался ее вызывающей красотой и откровенно чувственным взглядом.

Боже, каким же зачарованным дураком он тогда был. Он и вправду поверил, что ее застенчивые и одновременно многозначительные взгляды вызваны страстью и предназначались только ему, а ее выражение чувств было искренним.

Он воспринимал ее такой, какой она казалась внешне. Ричард Кингсли, напротив, видел Ванессу насквозь и предостерегал сына насчет ее весьма сомнительных представлений об этике. Упрямый и самоуверенный, Трентон отказался слушать.

Как ужасно он ошибался.

Одному только Богу известно, к скольким мужчинам была обращена эта ослепительная улыбка и скольким она готова была отдаться в обмен на титул и богатство.

Трентон обладал и тем и другим.

Если бы он был старше и опытнее, то некоторые моменты его определенно насторожили бы: красивая, кокетливая женщина, брат-расточитель с сомнительной репутацией, приходящие в упадок финансовые дела семьи. Он прекрасно подходил им — молодой, богатый, законный наследник герцогского титула.

О, она играла им, как последним дураком. Но он все понял вовремя, чтобы заставить ее испытать такую же боль и унижение, какие принесла ему она.

Да, он расстроил хладнокровные попытки Ванессы манипулировать им.

Но победа осталась за ней.

По иронии судьбы она своей смертью нанесла ему больший ущерб, чем могла это сделать при жизни.

Ты любил мою сестру?

Вопрос Арианы, вклинившийся в его воспоминания, вызвал только горькую улыбку. Он испытывал целую гамму чувств по отношению к Ванессе — влечение, вожделение, антипатию, отвращение, ненависть. Но любовь? Никогда.