Теперь же появился без предупреждения с предложением замечательной возможности. Гейл даже захотелось ущипнуть себя, поскольку происходящее слишком сильно смахивало на сон.

— Вызов к пациенту?

— Времени на разговоры нет. Либо вы идете, либо нет.

Не дожидаясь ее ответа, он повернулся и вышел.

— Да! Я иду! — Поспешно развязав передник и запихнув книгу, которую читала, бросилась вдогонку за доктором, который уже спускался по ступенькам. — Мне нужно взять что-нибудь с собой?

Он покачал головой:

— Себя. Все, что нужно, уже лежит у меня в саквояже.

— Всегда? Или вы меняете содержимое в зависимости от вызова? — справилась она.

— Хороший вопрос, мисс Реншоу. Когда как. Всему свое время.

Он был сама деловитость, и Гейл тоже, она чувствовала прилив адреналина в крови и волнение в преддверии того, что увидит его в работе с пациентом, и в случае необходимости будет помогать.

Внизу их уже ждали Картер и Барнаби с пальто и шарфами наготове.

— Мне сказать миссис Эванс, чтобы дождалась вас к ужину, доктор? — спросил Картер, помогая Роуэну надеть пальто.

Гейл сама взяла свое пальто и шарф из рук Барнаби и приготовилась к встрече с холодным ночным воздухом.

— Нет, не сегодня. Сегодня никому не нужно сидеть и ждать нас.

— Очень хорошо, доктор.

Когда они спустились с крыльца, Тео на козлах кареты в знак приветствия коснулся пальцами полей своей шляпы.

— Добрый вечер, доктор Уэст. Мисс Реншоу.

— Добрый вечер, Тео. Мы очень торопимся. Так что, если можешь, давай побыстрее, — ответил Роуэн и, поставив внутрь свой саквояж, помог Гейл взобраться в холодное нутро кареты.

Тео тотчас рванул с места. Гейл устроилась и разложила юбки, чтобы было тепло, не забыв при этом об удобстве другого пассажира, сидевшего напротив, ему требовалось гораздо больше места.

— Кто пациент?

— Один из самых молодых, мисс Реншоу. Его зовут Джексон Блайт. Ему шестнадцать, и, к моему прискорбию, сегодня, возможно, его последняя ночь. У него отказывает сердце, и нет средства, способного ему помочь. — Роуэн наклонился вперед и посмотрел ей прямо в глаза. — Ночь может оказаться длинной, но мне нужно, чтобы вы находились рядом и делали все, что я скажу. И никаких споров сегодня, мисс Реншоу.

— Никаких споров, — прошептала она.


Карета неслась вперед, и Гейл была предоставлена сама себе, поскольку разговоров Роуэн не вел. Известие о том, что им придется дежурить у смертного одра, значительно поубавило ее радостное возбуждение от приглашения поехать на вызов. Но Гейл носа не вешала, желая доказать, что способна справиться с любой ситуацией.

Когда карета остановилась перед узкой стеной однотипных домов цвета ржавчины, Гейл прикусила губу, чтобы воздержаться от десятка вопросов. Спустя несколько мгновений они уже поднялись по лестнице и вошли в дверь. Дальше оставалось лишь наблюдать.

— Слава Богу, вы приехали! Я не могу больше, доктор Уэст, больше не могу! Пожалуйста, не думайте обо мне дурно, но я больше не могу находиться в этой комнате… не могу… — Миссис Блайт разразилась от горя слезами. — Я больше не могу смотреть на него такого! Я хочу вернуть моего мальчика! Я хочу вернуть сына!

— Конечно, хотите, — отозвался Роуэн, беря ее руки в свои ладони. — Мы все этого хотим.

— Он уже несколько дней отказывается есть и пить, и я… Господи, помоги мне, я не могу…

Она приложила ладонь к губам, кусая ее, чтобы ничего не говорить.

Роуэн кивнул:

— Успокойтесь, если можете, миссис Блайт. Теперь я о нем позабочусь.

— Он спрашивал о вас, и я так… обрадовалась, что вы можете прийти, но теперь вы, может, станете дурно думать обо мне! Какая мать оставила бы его… в таком состоянии? Но я не могу… — Она выпрямила спину. — Два дня назад приехали мои сестры, чтобы помочь. И они убеждены, что я должна… оставаться здесь! Я худшая из матерей, потому что больше не могу!

— Вы — лучшая из матерей, миссис Блайт, — мягко перебил ее Роуэн, подавая знак женщинам за ее спиной, что нуждается в их помощи. — Я видел и вижу, как хорошо вы ухаживаете за Джексоном, и как он вас любит. Побудьте с сестрами.

Старшая из них тронула миссис Блайт за локоть, обратившись к Роуэну:

— А нам не нужно находиться с ним?

Миссис Блайт застонала, но Роуэн быстро ответил:

— Я хочу осмотреть Джексона. К тому же он хотел поговорить со мной, и вы сделаете ему большое одолжение, если дадите такую возможность. А теперь было бы неплохо, если бы вы отвели миссис Блайт в ее комнату, чтобы она могла прийти в себя. Может, стоит напоить ее чаем? Если хотите, миссис Блайт, я могу попросить свою ассистентку, чтобы приготовила вам успокоительный отвар.

— Д-да. Спасибо. — Миссис Блайт отдала себя в руки сестер и закрыла лицо ладонями, словно больше не хотела видеть, куда ее ведут и вообще где она находится. — Чай было бы замечательно.

Сестры миссис Блайт, похожие на серых гусынь в своих простых габардиновых платьях, подхватили ее с двух сторон под локти и, двигаясь в ногу, увели прочь от доктора.

Гейл смотрела им вслед, они, раскачиваясь, шли по коридору, когда миссис Блайт громко запричитала:

— Он должен был стать в доме хозяином! Должен был позаботиться обо мне в старости! Должен был…

Они принялись увещевать ее, и закрывшаяся дверь приглушила ее дальнейшие стенания о несбыточном будущем.

Ровный голос Роуэна вернул Гейл к настоящему, и она с готовностью прислушалась к его инструкциям.

— Кухня — там. Мэтти покажет вам дорогу.

Молодая горничная с бледным лицом присела в реверансе на другом конце Коридора.

— Сделайте для миссис Блайт отвар из валерианы и ромашки, но не слишком крепкий, — продолжил Роуэн, открыл свой саквояж и протянул Гейл два пакетика с травами, после чего снял пальто и шляпу и повесил у входной двери. — Пока будете там, вымойте руки с мылом, после чего найдите меня.

Гейл тоже сняла пальто и шарф и послушно проследовала за горничной на кухню, заварила травы, чтобы добавить в чай несчастной хозяйки. Мэтти заверила ее, что немного меда не помешает. Приготовив все, Гейл постучала в дверь спальни и без лишнего шума передала чай одной из сестер.

Найти Роуэна оказалось несложно. Она пошла на звук его голоса, разносившегося по лестнице. Дверь была открыта, и она увидела молодого человека, к которому их вызвали.

— Кто… это? — спросил Джексон, сосредоточив блестящие от жара глаза на ее лице. — Она… красивая.

— Это мисс Гейл Реншоу, моя новая ассистентка, — улыбнулся Роуэн и продолжил театральным шепотом: — Я привез ее специально, потому что знал: тебе станет лучше от одного ее вида.

— Да… мне лучше. — Невинное одобрение плана увенчалось игривым подмигиванием в ее адрес. — Она подержит… меня… за руку… и… скажет… что-нибудь… приятное?

— У нее в этом талант, мой мальчик.

Гейл хотела возразить, но одного взгляда на Джексона хватило, чтобы придержать язык.

— Наконец-то, — вздохнул Джексон, на минуту прикрыв глаза, — я узнал… что… у смерти… есть… свои… преимущества.

Роуэн не стал его поправлять, а лишь пощупал его пульс.

— Вы настоящий ловелас, мистер Блайт. — Роуэн взглянул на Гейл. — Вы только посмотрите, мне ни разу не удалось заставить ее покраснеть или так улыбаться.

— Вы… слишком… стары. Очевидно, она… предпочитает… молодых.

Роуэн сунул руку под одеяло, чтобы проверить ноги Джексона, и нахмурился, обнаружив, что, несмотря на лежащие сверху пуховые одеяла, они были холодными.

— Вероятно, ты прав. Хочешь, мисс Реншоу будет приходить и сидеть с тобой?

Джексон покачал головой:

— Нет пока. Я хочу, чтобы вы… рассказали мне… о йогах.

— Снова?

— Снова.

Роуэн кивнул и взял в руку холодную ладонь больного.

— Они такие загадочные и удивительные, Джексон, я не мог поверить своим глазам, но я видел, как человек управлял биением своего сердца, заставив его биться так редко, что я подумал, что его душа сейчас вылетит из тела. Но он много часов продолжал сидеть в неподвижности. Каким-то образом с помощью мысли и воли он сделал свое тело простым, элегантным инструментом, которым мог управлять по своему желанию.

— Управлял… своим… сердцебиением, — благоговейным шепотом повторил Джексон. Его собственное дыхание было тяжелым и неровным. — И это был… не… фокус?

— Мы находились на берегу реки, где не было ни занавеса, ни зеркал. Мне даже позволили пощупать его пульс. Это не было фокусом, Джексон. Некоторые вещи происходят в действительности, даже если мы не понимаем, как это может быть.

— Мне… это… нравится.

— Мой переводчик сказал, что это особая форма молитвы и что самые святые из них способны достигать состояния, в котором не ощущают боли. Они могут спать на гвоздях и держать на голове булыжники, поднять которые не под силу обычным людям.

— Не… ощущать… боли…

— Да. А без боли, как ты понимаешь, они непобедимы.

— Да.

— Так что давай мы с тобой это попробуем, ты и я.


Гейл думала, что при виде того, как Роуэн нежно склонился над мальчиком, ее сердце разорвется на части. Неотрывно глядя друг другу в глаза, они ничего кругом не замечали, и в этом мире ничего другого не было, кроме заботы Роуэна и мужества умирающего ребенка. Глаза Джексона горели верой и любовью, и Роуэн не отводил взгляда. Шли часы, подкрепляемые рассказами об Индии и мифических молодых принцах, прерываемые паузами тишины, которые делались все дольше и дольше.

Потом, когда Роуэн еще раз осматривал своего подопечного, слушал его грудную клетку, ощупывал ноги и руки, его тело сотрясла очередная волна конвульсий, в которых больной боролся за жизнь. Только когда судороги прошли, Роуэн на минуту отвлекся, чтобы открыть свой саквояж, откуда извлек маленький флакон из синего стекла.

Гейл узнала настойку опия и зажала рот ладонью, чтобы удержаться от сотни вопросов. Было не время расспрашивать, на что надеялся Роуэн, давая Джексону опий. Тут больной начал метаться в агонии, ловя ртом воздух. Цвет его лица ухудшился с момента их прибытия. Вокруг глаз и рта легли синюшные тени.

«Он умирает, а я ничего не могу сделать!»

Роуэн положил руку на грудь Джексону и ждал, когда пройдут конвульсий.

— Вот, выпей, и мы подышим вместе, чтобы снять боль, Джексон.

Мальчик послушно выпил. Несколько долгих минут Роуэн, казалось, дышал за Джексона, когда тот не мог.

— Боли нет? — прошептал Роуэн.

Джексон кивнул и улыбнулся:

— Я… непобедимый.

Роуэн обнял мальчика, пытаясь в последний раз согреть его.

— Ты больше чем непобедимый, Джексон Блайт. — Глаза Джексона закрылись. На губах, из которых вырвалось последнее дыхание, застыла улыбка, и последовала жуткая тишина, лишавшая надежды. — Ты гораздо сильнее.

Голос Роуэна дрогнул, он на секунду закрыл глаза, потом отпустил руки мальчика и сложил их на груди в положении покоя. Затем встал и вернул себе самообладание.

— Приведите миссис Блайт. И побыстрее, мисс Реншоу.

Гейл бросилась к двери, распахнув которую, увидела изможденную миссис Блайт. При виде мокрых от слез щек Гейл мать зашлась в истеричном крике и, ворвавшись в комнату, упала на тело сына.

Эта страшная сцена, казалось, продолжалась вечность, пока не был восстановлен порядок. Только с помощью других капель из чемоданчика Роуэна удалось вернуть миссис Блайт в состояние вменяемости. После чего сестры увели ее рыдать в уединение комнаты.

Роуэн, подобно сдержанному генералу, велел экономке послать за гробовщиком и заказать службу. На Гейл он не обращал никакого внимания, и она бродила за ним беспомощной тенью, тихо выражая соболезнование и предлагая свои услуги. Наконец он собрал свой саквояж и проводил ее к ожидающей их карете и терпеливому Тео.

— Мне очень жаль, доктор Уэст, — произнесла Гейл, как только карета тронулась с места. На ее щеках блестели слезы. — Это было…

— Такое случается, — прозвучал лаконичный ответ. — Но чего не бывает, так это чтобы новый ассистент стоял в углу, ломая руки, и рыдал, как дитя! Как сможете вы кого-либо утешить, если сами будете лить слезы, как сентиментальная дурочка?

— Я… Прошу прощения за слезы, но он был… такой юный и такой… милый…

— Это пациент. И смерть его была неизбежна. Для вас, мисс Реншоу, он вообще никто. Не ваш ребенок и не ваш любимый пациент! Вы не воспитывали его и не ухаживали за ним, пока он рос!

От резкости собственного голоса у Роуэна сжались внутренности. «Я злюсь на себя. Я сам скорблю и кидаюсь на нее за то, что выдала свои чувства, когда мне самому хотелось броситься там на колени и выть громче, чем она».