Через два дня они вернулись на пепелище. Тел не было, очевидно, их куда-то увезли, чтобы вообще никаких доказательств не осталось. Вокруг не обнаруживалось ни одной вертикальной поверхности — возможно, место расположения базы специально выравнивали какой-то тяжелой техникой. Уже к весне, а может, и раньше, никто, случайно обнаружив это место, и не подумает, что еще недавно тут стояли корпуса Организации.

Седьмой был потерян. Приученный скрывать свои эмоции, он никак не мог определиться с моделью поведения — ходил туда-сюда, молча сжимая и разжимая кулаки, сосредоточенно напрягая взгляд, нацеленный вдаль, и тут же расслабляясь; бесконечно вскакивал и садился на промерзшую землю. Мысли у Девятой тоже не были в порядке, но ее психика нашла выход: она определила себе цель — сейчас необходимо помочь брату, а остальные цели они потом поставят вместе.

— Сестра… — Седьмой наконец-то заговорил. — Что мы будем делать дальше?

— Нам надо уходить, — она ответила, приближаясь к нему. — Возможно, они вернутся. Потому что все выжившие придут сюда рано или поздно.

— Выжившие? — он будто воспрянул духом. — А кто, кроме нас, мог выжить?

— Почти весь Первый Поток, ведь они сейчас где-то на заданиях.

Взгляд мальчишки снова потух.

— Это максимум восемь человек. И то, если они все были на заданиях. И если их еще не нашли. Видишь, тут явно работали профи. Во внутренних базах данных есть все отчеты о том, где находятся наши. Возможно, их уничтожили еще до нападения или делают это прямо сейчас.

Девятая и не надеялась на благополучный исход для Первого Потока. Даже если кому-то и удалось спастись, то для них двоих это ровным счетом ничего не меняло.

— Седьмой, — она снова обратилась к брату. — Мы должны уходить. Зима обещает быть морозной, еще пара недель — и нашего обмундирования будет недостаточно, чтобы спастись от холода. Мы должны идти… в социум.

Если бы Седьмой умел смеяться, то сейчас разразился бы хохотом.

— Куда?! Мы только начали курс социализации! Мы не имеем понятия, как они живут… в этом своем социуме! Нас сразу же раскроют!

Девятая подошла еще ближе к сидящему на земле мальчику и резко ударила ногой, метя в лицо, но тот отбил удар отработанным блоком, даже не успев напрячься. Это был хороший знак — он приходит в себя.

— Соберись, Седьмой Третьего Потока! Тебе двенадцать лет, а ведешь себя, как сопливый младенец! Сейчас мы в ситуации, когда никто не может нам поставить цель, а это значит, что цель мы должны поставить себе самостоятельно. Или ты боишься?

Если бы Седьмой умел улыбаться, то сейчас для этого было бы самое время.

Глава 2. Предсоциализация

Детский дом был самым настоящим раем. Если бы Седьмой и Девятая знали, что такое рай, то именно это слово они бы и использовали.

Правда, путь до этого рая был сложным, но не сложнее, чем вся их предыдущая жизнь. Не имея ни малейшего представления о том, в каком направлении двигаться, они решили выбрать юго-запад, предположив, что если исключат хождение по лесу кругами, то рано или поздно выйдут на людей, дорогу или населенный пункт. В глухом лесу зверья было достаточно, поэтому вначале они не голодали. Охотились по очереди, бросая заостренные колья в прыгучих белок и шустрых лис, мясо ели сырым. Волков старались избегать, заметив, что те часто живут стаями. Сначала они спали днем, когда было теплее, прямо на холодной земле, прижимаясь друг к другу, чтобы согреться, а ночью спешно продвигались по намеченному пути. Но после того, как среднесуточная температура упала еще на десяток градусов, стало рискованно. Можно было и вовсе не проснуться. Тогда приняли решение не спать вовсе, продолжая свой поход теперь без остановок. Через неделю после начала путешествия лес заметно поредел, а охотиться попросту стало не на кого. Пара полевых мышей в день — это уже было огромной удачей. Но Девятая и Седьмой не умели отчаиваться или жаловаться — они просто шли, правда, теперь уже гораздо медленнее. И шли бы так до самой смерти. Но вместо нее они наконец-то увидели огни.

К счастью, к тому моменту сил на сомнения у них уже не осталось. Девятая, которая из-за своего пола была физически слабее, уже часто падала на землю, но чаще всего находила в себе силы не принимать помощь Седьмого.

— Эй! Пацан, ты чего творишь? — Седьмой тут же отпустил огромную дворнягу, которая зарычала, припадая на переднюю ногу, но кидаться уже не спешила, и повернулся к подбегавшему мужчине, принимая боевую стойку.

Да, зрелище было потрясающим. Мальчонка лет двенадцати или чуть больше, шатаясь, наклоняется вперед, глаза сосредоточенно прищурены, а правая рука крепко сжимает заостренную палку. Мужчина замер на месте, поднимая руки, будто сдаваясь.

— Пацан, ты чего? — уже более мягко, тише.

Седьмой расцепил обветренные губы и прохрипел:

— Сестра моя… — он кивнул на свалившуюся на землю девочку. — Ей поесть… надо.

Мужчина перевел взгляд на указанное место и просто охнул.

— Зи-и-инка! — от этого крика даже Девятая очнулась и попыталась подняться на ноги. — Зинка! Иди-ка сюды! — и снова обратился к детям: — Эй, ребята, вы откуда такие? Тузика есть не надо, мы вам чего-нить другого поесть дадим.

Девятая пристально исподлобья рассматривала врага, который почему-то не вел себя как враг. Поэтому и она решила ответить:

— Из леса.

А дальше все закрутилось. Прибежали какие-то люди, начали куда-то звать, даже попытались Девятую схватить за руку, но Седьмой вырвал ее обратно, задвинул себе за спину и снова поднял палку, обозначая свои намерения на случай, если еще кто-то попробует их тронуть. Взволнованные мужчины и женщины пытались уговорить их зайти в дом, но осознав тщетность своих попыток, просто принесли еду прямо во двор.

— Поешьте хоть, — это та самая «Зинка» протягивала Седьмому банку с теплым молоком и кусок хлеба. Он сначала принюхался, потом передал продукты сестре. Та, совсем немного поев, теперь сама встала спереди, давая возможность за ее спиной перекусить и брату.

А потом прибыли люди в форме. Странно, но форма вызывала у Седьмого и Девятой какое-то молчаливое одобрение, поэтому приехавшим полицейским удалось уговорить их сесть в машину и отправиться в участок. Потом было много-много вопросов, на большинство из которых дети не знали, что отвечать.

— Как вас зовут?

— Куда зовут?

— Ну, имена у вас какие?

Молчание. Девятая уж было подумала, что их спрашивают о номерах, но улыбчивый мужчина уже задавал следующий непонятный вопрос:

— А фамилия?

Молчание.

— День рождения?

— Первого сентября, — хором.

— Какого года? — мужчина в форме оживился.

— А сейчас какой год? Мы родились двенадцать лет назад, — Девятая отвечает, а Седьмой кивает, соглашаясь.

— Вы сколько в лесу-то были?

— Всегда.

— Одни?

Молчание. Если они хотят, чтобы их принял социум, то говорить об Организации запрещено.

— Вам что-нибудь нужно?

— Спать.

— Эй, Михалыч, с соцзащитой и медиками связался? Давай их в твой кабинет пока, пусть выспятся?

А наутро снова вопросы:

— Родители ваши где?

— Родители?

— Ну, с кем вы раньше были?

Молчание.

— Там, откуда вы пришли, кто-нибудь еще остался?

— Нет.

— Слышь… Я слыхал про людей, которые в тайгу жить уходят целыми семьями. Может, из таких? Родители погибли, а эти двое потом уже сюда пришли…

— Да я скорее в инопланетян поверю, чем в то, что детишки эти зимой в лесу выжили. Думаю, похищенные они. Черт знает, что там с ними делали. Сбежали… и нате вам, стресс, оттого и имен не помнят, и кидаются на всех. Ориентировки уже разослали…

Люди в белых халатах тоже были подозрительно добры. Они вообще не применяли никакой силы и не повышали голос. Даже махнули рукой на тот факт, что брат с сестрой наотрез отказались разлучаться. Так и спали на одной кушетке, осмотр тоже приходилось проводить только в присутствии второго. Однако нагота их совершенно не смущала — создавалось ощущение, что пока осматривают одного, второй просто стоит настороже, готовый в любой момент вцепиться потенциальному обидчику в глотку. Женщина по имени «Гинеколог» сначала опешила от того, что ей придется осматривать девочку в присутствии брата, и все же настояла, чтобы он хотя бы отвернулся, сказав: «Милый мой, у нас такие правила!». При слове «правила» мальчик безропотно повиновался, а девочка вынесла экзекуцию, приготовившись к любой боли — но так ее и не дождалась. Кажется, эти люди всеми силами старались не причинять им никакого дискомфорта. Даже когда брали кровь, несколько раз предупредили, что будет немного больно — будто Седьмой и Девятая боялись боли.

В карантине их на несколько дней вообще оставили в покое — только кормили и постоянно переспрашивали, как дела. За это время они уже привыкли к посторонним настолько, что не напрягались каждый раз, когда кто-то заходил. Когда они остались наедине, Седьмой и предложил:

— Мы теперь полностью пришли в норму, сестра. Можем уходить. Ты видела, система охраны тут…

— А зачем нам уходить, Седьмой?

Мальчик растерялся:

— Так ведь они же враги.

Женские особи более способны на предательство, а значит, и на переосмысление стереотипов.

— Брат, я не думаю, что они враги. Те, первые, даже не пытались нас убить, собаку оттащили, сразу еду дали. Разве враги так поступают?

— Я не знаю, Девятая, не знаю… Я не могу понять, что они задумали. Зачем столько этих странных взглядов и бесконечных вопросов о самочувствии?

Она уговорила его остаться, чтобы это выяснить. Как заодно и значение услышанного недавно чудесного словосочетания «Детский дом» — два слова, которые притягивали своей теплотой, означающие, что это будет дом и там будут дети. Возможно, это какая-то другая Организация, в которой они смогут найти свое место.

Более тонкий, чем у обычных людей, слух позволил им расслышать заключение медиков при разговоре с прибывшим сотрудником социальной защиты:

— Физически оба здоровы. Я бы сказала, как-то даже слишком здоровы: зрение, слух, мышечная масса значительно выше среднего уровня. Несмотря на существенные признаки истощения в самом начале, восстановились они очень быстро. На теле множество старых ран от колюще-режущих предметов, укусы крупных животных, у обоих — старые переломы конечностей, хоть и правильно срощенные… При этом признаков сексуального насилия нет. Множественные следы от инъекций — мы не обнаружили в крови следов известных нам препаратов, но предполагаем, что это были наркотики. Отчасти это и объясняет тот факт, что они вообще ничего не могут вспомнить. И совершенно точно — они не родственники. А заключения психолога у нас толком-то и нет… Она просто пришла в растерянность. Дала характеристики: замкнутость, возможно, аутизм, агрессивность, гипертрофированная привязанность друг к другу. Посоветовала наблюдение у специалиста в Москве и, по возможности, полная изоляция от стрессов. Случай, прямо скажем, экстраординарный, поэтому обвинять ее в непрофессионализме…

Затем двое суток в бесконечно трясущемся вагоне и вот, наконец-то, он — детский дом, который оказался лучше, чем самые смелые ожидания Девятой. Который был раем.

* * *

На перемене наши две парты окружили тесным кругом, а я попросту не знала, куда себя деть, случайно за долгое время оказавшись в самом центре событий. Даже попыталась сбежать, но Белов, конечно, мне такой возможности не дал, с силой схватив за локоть и усадив на место. Дабы не привлекать к себе еще более пристального внимания, я решила не сопротивляться.

Мира, а потом, с явной неохотой и Макс тоже немного развернули стулья. Но на вопросы отвечала только девушка:

— Какими судьбами из Москвы? Родителей ваших, что ли, сюда перевели?

— Нет, — улыбка широкая и дружелюбная. Мира и без этой улыбки была слишком красива. — У нас нет родителей. Умерли. Давно.

— О… простите…

— За что?

— А как же вы в нашу гимназию попали? Тут так-то неплохие бабки платить надо…

— Наследство, — девушка пожала одним плечом, будто показывала, а не на самом деле чувствовала волнение.

— А чего сейчас перевелись, а не в начале учебного года?

— Так получилось, — она снова улыбнулась и будто попыталась перевести разговор в другое русло: — Костя, а ты почему Дашу держишь?

Я только сейчас заметила, что пальцы Белова так и остались на моем локте. Он тут же отпустил мою руку и обнял за плечи, с силой прижимая к себе.

— Девушка она моя. Любит меня сильно. А я бросить не могу из жалости, хоть она тупая и страшная.