Ольга Шумяцкая - Эль скандаль при посторонних

— До свидания! — вежливо сказал мастер и двинулся к выходу.

— А как же? — крикнула ему вслед Мышь. — Как же наш красавец? Наша умничка?

— Умничку надо лечить, — ответил мастер, открывая входную дверь.

— А вы разве не будете?

— Не буду.

— А за что же шестьсот рублей? — в полном отчаянии верещала Мышь.

— За диагностику. Я — мастер-диагност, — отозвался мастер и вышел вон.

— А... — вякнула Мышка, но за мастером уже закрылась дверь.

На самом деле Мышка хотела спросить мастера о том, что же такого он успел продиагностировать, ткнув в холодильник одним пальцем? Насколько серьезно заболевание? Как называется? Сколько времени придется лечить? Потребуется ли оперативное вмешательство? Но ничего этого Мышка не узнала. Она осталась стоять на пороге с открытым ртом и смутным ощущением, что ее надули.

Вечером Меральда вернулась домой. Мышка сделала отчет о том, как прошел день, поведала о несчастье, случившемся с холодильником, и рассказала историю с мастером-диагностом.

— Вы только не волнуйтесь, Меральда Леонардовна, диагностика показала, что ничего страшного, — утешала Мышка Меральду, умалчивая, впрочем, о методах и способах диагностики.

— Что? — прохрипела Меральда и рванула с шеи бриллиантовое ожерелье. Чтобы не задушило. — Что? Шестьсот рублей? А расписка? А квитанция? Да ты... Да ты меня по миру пустишь! Пригрела на груди!

Запахло жареным. Мышка метнулась было в сторону, вильнув своим бантом, но Меральда поставила ей подножку. Мышка бухнулась на пол черного мрамора, смахнув с буфета коллекционную фарфоровую вазу XVII века.

— Еще две тысячи долларов, — удовлетворенно заметила Меральда. — Вот что, милочка, изложите-ка в письменной форме эту вашу, с позволения сказать, легенду.

И Мышка изложила.

ОБЪЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА НОМЕР ВОСЕМЬ,

в которой Мышка пытается найти себе оправдание

Уважаемая, дорогая, горячо любимая Меральда Леонардовна!

Пишет вам ваша домработница Мышка. Поелику челом бьет. Зело вами обогрета и накормлена, опора вы наша и надежа! Не откажите и впредь! (Тут Мышка задумалась, в чем, собственно, не отказать. И придумала). В милости (подписала она). А мы уж в долгу не останемся. Молиться будем денно и нощно о здравии вашем и мужа вашего Автандила ибн (тут Мышка опять задумалась, так как не знала, что писать после этого самого «ибн». Решила плюнуть и оставить как есть). Засим перехожу к сути дела.

Шестьсот ваших российских рублей я отдала мастеру-диагносту по его личной просьбе, в которой не могла ему отказать, так как он очень просил. А когда он ушел, я решила проверить, зачем они ему нужны, на благое ли дело, и позвонила в его фирму, где имела приватный разговор с девушкой-коммутатором. Привожу его дословно.

— Что это было? — спросила я девушку.

— Да, действительно, странно, — сказала девушка. — А вы починить не просили?

— Просила, — сказала я.

— Да, действительно, странно, — сказала девушка. — А он отказался?

— Отказался, — сказала я.

— Да, действительно, странно, — сказала девушка. — А вы не сопротивлялись? Ну, может быть, скандалили, деньги не хотели давать?

— Нет, — сказала я. — Не сопротивлялась.

— Да, — задумчиво сказала девушка. — Если бы я, к примеру, пришла к чужому мужчине домой и он дал мне шестьсот рублей, я бы тоже взяла. А вы?

— И я, — сказала я.

— А с другой стороны, — сказала девушка, — ну, хотя бы триста. Это еще туда-сюда.

На этой возвышенной ноте закончился мой приватный содержательный разговор с девушкой-коммутатором.

Остаюсь навеки вашей преданной слугой и обещаю впредь разменивать деньги на мелкие купюры сразу после их получения в личное пользование.

Ваша Мыша.

— Ах, в личное пользование, значит, — ехидно ухмыльнулась Меральда, которая после всех этих «поелику челом бьет» несколько смягчилась, но по мере продвижения сквозь диалог Мышки с девушкой-коммутатором становилась все более и более мрачной. — Кто тебе деньги в личное пользование давал! Тебе их на хозяйство давали! А ты на что их спустила, падла! — Тут с Меральды окончательно сползла вся ее позолота и обнажилась чудовищная харя. — Гони деньги! — орала она, наступая на бедную Мышь.

— У меня нету, — пролепетала Мышь.

— Ах, нету! Врешь ты все! — И Меральда, оттолкнув Мышь могучим плечом, помчалась в ее каморку.

В каморке она схватила Мышкину сумку, вывалила содержимое на пол, цапнула кошелек и залезла в него алчными пальцами. Так она надеялась компенсировать свои шестьсот рублей. Нахмурив брови и открыв от напряжения рот, Меральда сосредоточенно копалась в Мышкином кошельке. Копалась-копалась и выкопала два рубля сорок восемь копеек. Внимательно посмотрев на два рубля сорок восемь копеек, Меральда зажала их в кулаке, потрясла и быстро засунула в лифчик. Чтобы, значит, никто не нашел. Потом кавалерийским шагом подошла к Мышке и громко сказала:

— Вон!

И указала пальцем в сторону двери, чтобы Мышка — не дай Бог! — не перепутала и случайно не отправилась в глубь квартиры.

Так Мышка со своим матрасом, тюком постельного белья, форменным зеленым платьем, сшитым из шторы, фартуком и наколкой, переделанными из бабушкиной кружевной скатерти, снова оказалась на улице. Без двух рублей. И абсолютно без сорока восьми копеек. И без всякой надежды доехать на автобусе или на метро.

Она понуро тащилась домой и печалилась. Ее печалило то, что она так глупо ошиблась в людях. Меральда, поначалу казавшаяся человеком, проявила себя как форменная свинья. Что уж говорить о мастере-диагносте! Один Автандил не подкачал, а ведь поначалу Мышка ему не доверяла!

Так Мышка дошла до собственного подъезда и плюхнулась на скамейку. На скамейке, как обычно, сидела тетя Маня.

Занималось неприглядное утро. Для меня лично оно было неприглядным вдвойне, так как ему предшествовал неприглядный вечер. Я тихонько сидела дома на диване и смотрела по каналу «Культура» фильм «Странная женщина». Об этом фильме я мечтала давно, потому что показывают его редко, а сюжет там очень затейливый. Сейчас я вам его расскажу. Одна женщина бальзаковского возраста любила бородатого мужчину, а он любил кибернетику. Только она еще об этом не знала и сбежала к нему от мужа из города Парижа, что по тем советским временам можно было приравнять к заявке на койку в психоневрологической клинике им. товарища Кащенко. И вот она прибегает к этому бородатому мужчине и узнает неприятную новость про кибернетику. И бежит дальше — то ли в Калугу, то ли в Коломну. И пристраивается там в юридическую консультацию давать людям советы, как им жить дальше, если они, конечно, смогут. А пока она ночевала на вокзале, ее с первого взгляда полюбил прекрасный юноша по профессии инженер. И у них произошел производственный диспут о любви и дружбе. В результате этого диспута она выяснила, что прекрасный юноша совсем не любит кибернетику. И это ее окончательно сломило.

И вот на самом интересном месте, когда прекрасный юноша протягивал героине плюшку, в дом ввалился Большой Интеллектуал. Собственной персоной. И потребовал немедленной подачи пищи. Причем в горячем виде. И повел пуделя во двор. А я осталась на диване в раздумьях. Я думала о том, что гулять они будут минут пятнадцать, поэтому я еще десять минут могу посмотреть кино, а за оставшиеся пять успею состряпать ужин. Через десять минут я встала с дивана, прошла на кухню, открыла холодильник, вынула оттуда четыре яйца и выложила их на стол. После чего решила, что подготовка к ужину прошла на высоком уровне, и вернулась на диван. Через пять минут Интеллектуал привел пуделя домой и поинтересовался насчет ужина. Пришлось опять идти на кухню. Я стояла на кухне и глядела на яйца. Что-то подсказывало мне, что яичницу-болтунью я делать не буду. Неохота болтать яйца. Что-то подсказывало мне, что я сделаю яичницу-глазунью. Я выпустила яйца на сковородку и стала смотреть, как они там застывают. Застывали они неравномерно, что и привело к последующему позору. Я не уследила за яйцами. Белок загустел и даже немножко пришкварился к сковородке, а желток загустеть не успел. Когда я перекладывала яйца на тарелку, он потек отвратительной оранжевой жижей. Я попыталась было закамуфлировать позор, заложив желток сверху кусочками белка. Чтобы его было не так заметно. Но он все равно просачивался по краям. Здравый смысл подсказывал мне, что надо немедленно избавиться от этой яичницы, пока ее не заметил Интеллектуал. Ну, съесть, что ли, самой. Или выбросить. Но я не послушалась здравого смысла, что вообще-то мне несвойственно. В обычной жизни я вполне здравомыслящая особа. Но тут, видно, мой организм был деморализован кинокартиной про странную женщину. Я пребывала в некотором умственном забытьи. Я подала яичницу Интеллектуалу.

— Это что, первая еда за день, и та — яичница? — склочно спросил Интеллектуал.

Я кивнула. Нехорошо противоречить мужу.

— А это что? — продолжал допытываться Интеллектуал, тыча вилкой в любовно приготовленный мною желток. — Что за месиво?

Я набрала в грудь побольше воздуха и выпалила на одном дыхании:

— Это яичница-пашот!

Интеллектуал задумался. Слова были ему знакомы, но их значения он не знал. Наконец истина забрезжила в его залитом яичницей мозгу.

— Врешь? — спросил он с сомнением и сам же себе ответил: — Врешь!

Потом он еще немножко подумал, и истина предстала перед ним во всей своей окончательной ослепительной наготе.

— Яйца неохота было разбалтывать, да? — спросил он и сам же себе ответил: — Да!

После чего произошла безобразная сцена выяснения отношений на уровне: «А ты!» — «А я!» — «А сам знаешь кто!» — «А иди ты знаешь куда!» В результате я легла спать совершенно измочаленная.

И вот занимается неприглядное утро. Надо как-то налаживать отношения с Интеллектуалом, который не может мне простить не только яичницы-пашот, но и продажи своего любимого синего «фольксвагена». Вспомнив о «фольксвагене», я вспомнила о самом главном: мне же надо заниматься покупкой квартиры. Я же должна немедленно вскакивать, умываться, собираться и бежать в агентство недвижимости, нанимать агента и заниматься уже наконец делами, а не пестовать комплексы по поводу растекшейся яичницы! Я вскочила и помчалась.

Агент мне попался изумительный. Ну просто изумительный! Такая лапочка! Такой пупсик! Такой котенок! Руку целовал. Нет, правда. Говорил, мол, вы, Мопс, мой идеал! Вы, говорил, меня во всех смыслах целиком и полностью устраиваете. Я, говорил, впервые вижу такого гармоничного человека. Вы, Мопс, гармонируете мне и как клиент, и как женщина. Я спрашиваю, может, импонируете? Нет, говорит, гармонируете.

Звали его Цветик.

Потом оказался голубым.

Первым делом я, конечно, поинтересовалась, откуда у Цветика такое необычное имя. Оказалось, это не имя, а псевдоним. Под этим псевдонимом Цветик значился в известном московском гей-клубе «Центральная электронасосная станция №5 шарикоподшипникового завода №13» и как завсегдатай клуба даже имел эксклюзивную платиновую люкс-вип-карту со скидкой на все виды товаров и услуг. На какие товары и на какие услуги — умолчу. Вы и так догадываетесь. После исчерпывающего рассказа об электронасосной станции я поинтересовалась, а каким образом, собственно, я могу гармонировать ему как женщина. Цветик призадумался и сообщил, что женщин воспринимает исключительно как объект в пространстве и как объект в пространстве я его вполне устраиваю, лишь бы к нему не приставала. Я немножко обиделась на эти слова и сказала, что приставать к нему вовсе не собиралась, и получше его найдутся. Тут мы немножко повздорили — найдутся или не найдутся, — но в конце концов ударили по рукам и занялись делом.

Я повезла Цветика смотреть свою квартиру. С целью ее продажи и дальнейшей покупки большей площади с умеренной доплатой и минимальной тратой нервов. Цветик должен был квартиру оценить, подыскать подходящий вариант, подготовить документы и проверить новую квартиру на червоточинку вроде каких-нибудь тайно прописанных престарелых родственников или недееспособных пациентов психиатрической клиники, забытых чисто случайно по старому адресу. И вот теперь Цветик болтался у меня в доме, заглядывал во все углы и морщил нос. Он был крайне недоволен моей квартирой. Он даже осмеливался утверждать, что это ужасная дешевка и никаких приличных денег я за нее не выручу. Тут я на него обиделась еще раз, и по-крупному. Потому что моя квартирка, конечно, ничего особенного из себя не представляет, это вам не Муркин «ампир» с «модерном», но уж точно не дешевка! Мы с Интеллектуалом, когда ее купили, с большой любовью обустраивали и даже выложили пол в коридоре испанскими плитками на манер старого итальянского дворика. С птичками, рыбками и цветочками. Вот так! Эти птички и рыбки совершенно повысосали нас материально и никакой радости не принесли. Зато они принесли большую радость нашим друзьям, которые играли на них в «классики», резво перескакивая с птички на рыбку, а с рыбки на птичку. Еще у нас имелись две огромные лоджии, где мы летом, как Манилов с Чичиковым, пили чай, обозревая окрестности с высоты пятнадцатого этажа. Все это, на мой взгляд, изрядно повышало стоимость квартиры, о чем я и поведала Цветику, но он только пожал плечами, так как «Мертвых душ» не читал и о Манилове с Чичиковым ничего хорошего не слыхал. Итак, он ерзал носом и вертел головой, давая мне понять, что с такой квартирой на хороший вариант мне рассчитывать нечего. Ладно.