Бриттани Черри - Элеанор и Грей

– Давайте поедем домой и примем душ, – сказал Грейсон. – Но для начала скажу, что я очень рад, Лорелай, что ты постояла за свою сестру, но в будущем никогда не бей людей. И еще мы не будем называть людей этим словом, ладно?

– Но, папочка, он правда маленькая стерва, – настаивала она.

– Где ты вообще услышала это слово? – изумленно спросил он.

Только не выдавай, только не выдавай.

– Элеанор сказала так маме Кэролайн, но попросила не говорить тебе, потому что ты ее уволишь, – отрапортовала она.

Маленькая предательница!

Я отвернулась, чтобы она не увидела, что я смеюсь. Грейсон с усмешкой взглянул на меня, а затем снова заговорил строгим голосом:

– Да, но это не очень прилично. Особенно для девочки твоего возраста.

– А какое слово особенно плохое? Маленькая или стерва? – озадаченно спросила Лорелай.

– Второе, – ответил он.

– Значит, стерва? – спросила она.

Карла начала хихикать.

– Да, Лорелай. Не произноси это слово. Но спасибо, что помогла.

– Я всегда буду тебе помогать, Карла. Ты – моя лучшая подруга.

Я заметила, как Карла улыбнулась в ответ и прошептала:

– Ты тоже моя лучшая подруга, малышка.

Мы ехали домой в полном молчании, не считая болтовни Лорелай про запах. Когда мы вошли в дом, я решила уложить Лорелай в постель, пока Грейсон и Карла принимают душ. Мы отправились наверх, но остановились, когда за спиной послышался голос Грейсона.

– Я должен перед тобой извиниться, – сказал он, и мы все обернулись к нему.

Его плечи поникли, он провел рукой по губам, не сводя глаз с Карлы.

– Что? – спросила Карла.

– Я подвел тебя и прошу у тебя прощения.

– Папа… это ведь я улизнула, ничего не сказав. – Карла потерла плечо, взволнованно покачиваясь. – Если кому и следует извиняться, так это мне.

Грейсон покачал головой.

– Нет, весь этот год я не обращал на тебя внимания. Я ушел в работу, лишь бы не вспоминать о том, что отнял у тебя. Что отнял у всех нас. И я очень сожалею, Карла. Если бы я был рядом с тобой, возможно, сегодняшнего вечера бы не случилось. Возможно, ты бы не чувствовала себя брошенной и одинокой. Я знаю, что ты не сможешь сразу меня простить. И, если честно, я и не заслуживаю твоего прощения. Но я хочу, чтобы ты знала, что теперь я с тобой. Хорошо? Я натворил много ошибок, бросил тебя, свою семью, и мне очень жаль, но теперь я здесь. И даже если тебе будет одиноко, я хочу, чтобы ты помнила, что ты не одна. У тебя есть я, Карла. Я вернулся и больше не оставлю тебя.

Казалось, Карла не знала, как реагировать. Она закусила губу, обхватив себя руками.

– Знаешь, я ненавидела тебя. За то, что ты бросил нас. – Она шмыгнула носом, вытирая ладонью глаза. – Ты был мне нужен, но тебя не было рядом.

Он подошел к ней, кивнув в ответ.

– Знаю. Я не могу изменить прошлого, но обещаю, что с этого момента я каждый день буду стараться все исправить.

Она все еще не верила в происходящее и слегка дрожала, опустив глаза.

– Ты обещаешь? Обещаешь? – спросила она, взглянув на отца. – Ты теперь не будешь бесконечно работать?

Он протянул ей мизинец.

– Клятва на мизинцах, – прошептал он.

И мое сердце едва не разорвалось от избытка чувств, когда Карла подошла к отцу и протянула ему свой палец.

Грейсон кивнул Лорелай, протягивая ей другой мизинец.

– И ты тоже, Лорелай.

Малышка подбежала к ним и сцепила свои мизинцы с сестрой и отцом, образовав маленький круг.

– А Элеанор, папочка? – спросила она, взглянув в мою сторону.

Все обернулись ко мне, и я шагнула назад, чувствуя себя совершенно лишней. Это их семья, а я была здесь посторонним человеком.

– О нет, Лорелай. Думаю, это семейная клятва на мизинцах.

Карла едва улыбнулась мне и, слегка пожав плечами, отпустила руку Лорелай и протянула мне свой мизинец. От этого дружеского жеста у меня к горлу подкатили слезы. Карла вздохнула.

– Клянусь Богом, Элеанор, если ты опять начнешь рыдать, я заберу мизинец, – предупредила она.

– Прости. – Я рассмеялась, вытирая слезы, и поспешила в их круг. Я сцепила мизинцы с Лорелай и Карлой, и мы замерли, слушая слова Грейсона.

– С этого момента мы одно целое, понятно? Мы команда и стоим друг за друга горой. Несмотря на все препятствия. Если падать, то вместе. Если разбиваться вдребезги, то как один. Вот так. Это наша клятва. Обещаете ее сдержать? – спросил он.

– Обещаю, – ответила Лорелай.

– Обещаю, – эхом отозвалась Карла.

Грейсон взглянул на меня своими глазами, которые всегда согревали мою душу, и я тихо вздохнула.

– Обещаю.

* * *

В тот вечер, уложив Лорелай спать, я заглянула в комнату Карлы. Она сидела на краю кровати, с мрачным видом вытирая волосы.

– Эй, ты как? – спросила я, слегка постучав в дверь.

– Ты очень бы удивилась, узнав, как сложно избавиться от рыбного запаха в волосах, – проворчала она.

– Карла, то, как поступили с тобой эти идиоты, не имеет названия. Я знаю, что утром твой папа собирается разговаривать с директором, но могу я что-нибудь сделать для тебя прямо сейчас?

Немного помедлив, она покачала головой.

– Нет. Я в порядке.

– Ладно, если что-нибудь понадобится, дай мне знать. У тебя есть мой номер, можешь звонить в любое время. Я всегда рядом.

Ее губы тронула еле заметная улыбка.

– Спасибо, Элеанор.

– Не за что.

– Ты ведь не изображаешь все эти чувства, потому что это твоя работа, правда? Ты на самом деле нас любишь, да?

Я рассмеялась.

– Больше, чем ты можешь себе представить. Постарайся немного поспать.

– Ладно. И еще, Элеанор…

– Да?

– Спасибо, – сказала она, проводя рукой по волосам. – За то, что позвала папу. Он правда был нужен мне в тот момент. Вы оба были мне нужны.

Мои глаза наполнились слезами.

– Можно тебя обнять?

– Лучше не надо, – категорически отказалась она.

Ох, ну и ладно.

Наверное, это правильно.

* * *

– Эй, как твои дела? – спросила я, заглядывая в комнату последнего члена семьи.

Грейсон сидел на кровати, вцепившись в край матраса. Опустив глаза, он барабанил пятками по полу.

Он взглянул на меня, и в его глазах отразилась настоящая буря чувств.

– Она одинока, – прошептал он, а затем снова уставился в пол. – Она одинока, Элли.

Вздохнув, я вошла в его комнату, закрыв за собой дверь. Судя по всему, он никак не мог прийти в себя после событий сегодняшнего вечера. А как иначе? На его дочь напали, ее оскорбляли, унижали. И все это произошло, потому что она чувствовала себя одинокой.

Я села рядом с ним, заметив, как поникли его плечи.

Я отлично знала его. Знала, когда он начинал истязать себя за ошибки. Когда окружающий мир давил на него непосильной тяжестью. Знала, когда в его голове мелькали самые черные мысли.

– Это не твоя вина, Грей, – сказала я, но он сжался еще сильнее, словно не верил мне.

– Если бы я не отвернулся от нее, она бы не чувствовала себя такой потерянной. Этого всего не произошло бы. Если бы я смотрел на дорогу…

Он уже не мог остановиться. Не слышал ничего, кроме своих гнетущих мыслей, и я уже не знала, помогут ли ему мои слова.

– Какой помощи ты от меня ждешь? – спросила я, ласково коснувшись его ноги. – Что мне для тебя сделать?

Он повернулся ко мне, и я увидела слезы, струящиеся у него по лицу. Его губы медленно приоткрылись. Его тихий голос дрожал, и я едва расслышала его слова.

– Останься, – прошептал он. – Я хочу, чтобы ты осталась.

Я так и поступила.

Мы лежали на постели, глядя друг на друга, мы не прикасались друг к другу, но я чувствовала его. Чувствовала его сердцебиение. Когда он страдал, мое сердце кричало. Когда ему было больно, слезы наворачивались у меня на глаза. В этом заключалась наша близость. Наша история любви оказалась намного серьезнее любой романтической сказки. В нашей истории рассказывалось о семье, о заботе, о тех, кто всегда заботился о тебе.

Его душа была создана для моей.

В ту ночь он уснул рядом со мной, и каждый раз, когда просыпался от кошмаров, я успокаивала его. Я крепко обнимала его, стараясь унять его боль из-за дочери.

Я хотела, чтобы он понял, что нет ничего страшного в том, чтобы обнажить свою душу. Показать свою боль. Метаться и пылать. А когда придет время – успокоиться и встать, ибо я всегда подам ему руку, если он того пожелает.

– Все еще здесь, Грей, – прошептала я, когда он уснул у меня на груди.

Все еще здесь.

– Папочка, проснись! Уже утро, а бабуля по воскресеньям всегда готовит для нас шоколадные кексы.

Зевая, Лорелай вошла в мою комнату. Я чувствовал себя разбитым и вполне мог поспать еще пару часов. Но малышка продолжала болтать, и следующие ее слова заставили меня открыть глаза.

– А почему Элеанор спит в твоей постели, папочка?

Я открыл глаза и увидел, что Элеанор все еще лежит рядом со мной. Я вытащил руку из-под нее, торопливо сел, и она заворочалась.

– Лорелай, что я тебе говорил? Дай папе поспа…

– Какого черта? – раздался голос, и я понял, что он вовсе не принадлежал моей младшей дочери. Карла стояла на пороге у сестры за спиной, но у обеих были совершенно разные выражения лиц.

На лице у Лорелай застыло любопытство, Карла же выглядела так, словно ее предали.

– Ты и Элеанор?.. – потрясенно прошептала она.

– Нет, это не так, – промычал я, выдергивая руку из-под Элеанор. – Элеанор, проснись, – толкнул ее я.

Заворочавшись, она открыла глаза. Несколько секунд она не могла понять, где находится, но потом увидела девочек, и в ее глазах вспыхнула паника.

На глаза Карлы навернулись слезы.

– О боже… Ты и Элеанор?! – злобно прошипела она. – Да как ты мог? Как мог так поступить с мамой? – крикнула она и выскочила из комнаты.

– Черт, – пробормотал я, вскакивая с постели.

Лорелай обескураженно уставилась на меня.

– А что ты сделал с мамочкой, папа? – спросила она, почесывая в затылке.

– Ничего. Я объясню тебе позже. Оставайся здесь.

Я бросился к двери в комнату Карлы, которую она уже закрыла и удерживала с другой стороны. Каждый раз, когда я пытался открыть ее, она не давала мне это сделать.

– Убирайся! – вопила она, и я слышал боль в ее голосе.

Я уперся кулаками в дверь.

– Карла… это не то, что ты думаешь, – попытался я объяснить.

– Так, значит, ты не нежился в постели с чертовой нянькой?! – завопила она.

Что ж, понятно.

Так именно она и подумала.

Ко мне подошла Элеанор, убирая волосы за уши. Нахмурившись, она взглянула на меня, а затем слегка постучала в дверь Карлы.

– Карла? Это Элеанор.

– Убирайся вон, шлюха! – рявкнула та.

Я открыл было рот, чтобы одернуть Карлу, но Элеанор подняла руку, останавливая меня.

– Карла, я знаю, что ты думаешь, но… – начала она.

– Ты лгунья! Ты все время врала! Говорила, что любишь меня, но всего лишь пыталась подобраться к папе. Тебе наплевать на меня и на Лорелай!

– Это не так, – со вздохом возразила Элеанор.

Дверь распахнулась, и на пороге появилась заплаканная Карла. Скрестив руки на груди, она тяжело дышала.

– Тогда посмотри мне в глаза. Если ты не лжешь, посмотри мне в глаза и скажи, что у вас с ним ничего не было с тех пор, как ты начала здесь работать.

Мы разинули рты, а Карла снова задрожала и захлопнула дверь.

– Убирайтесь! Ненавижу вас обоих. Ненавижу. Ненавижу…

Мы больше не пытались открыть дверь, потому что ощущали свою вину. Особенно Элеанор.

Как же я облажался.

– Возможно, тебе пока стоит уйти, – сказал я ей, не в силах взглянуть на нее, но уже представлял боль в ее глазах. – Надо дать ей время остыть.