Бриттани Черри - Элеанор и Грей

В воздухе повисло гнетущее напряжение. Каждый вдох давался с трудом, и мое сердце едва не выпрыгивало из груди. И я продолжала бы до бесконечности давить на него, если бы не одна деталь.

Каждый раз, на мгновение закрывая глаза, Грейсон выглядел абсолютно опустошенным. Словно его душа была объята пламенем.

Среди множества чувств, обуревавших Грейсона, больше всего в глаза бросалась его нечеловеческая усталость.

Впервые с того момента, как я ворвалась в его кабинет, я внимательно вгляделась в его лицо: изгибы, морщинки, линии.

Его губы… печально опущены вниз.

Его глаза… повествующие историю его прошлого.

И я отступила.

Я должна была отступить, потому что у него уже совершенно не осталось сил.

– Ты, Грейсон… – Я отвела взгляд, коснувшись большим пальцем подбородка. – Им просто нужен ты.

В комнате повисла тишина, а он продолжал смотреть на меня.

Я шагнула назад.

– Прости, – прошептала я. – Я перегнула палку.

– Да, это точно.

– Я просто хотела сказать…

– Вы уволены, – выпалил он.

– Постой, что?

– Совершенно очевидно, что вам чужды правила этого дома, поэтому эта работа вам не подходит.

Меня захлестнула волна паники, и все в груди болезненно сжалось.

– Но, я понимаю, что перегнула палку…

– Да, и поэтому вы получаете третье предупреждение. – Он повернулся ко мне спиной и, опустив голову, отдал мне свой последний приказ. – Закройте за собой дверь, когда будете уходить.

– С днем рождения, милая! – воскликнула Клэр, появившаяся чуть позже днем, и Лорелай выскочила из своей комнаты навстречу бабушке. Клэр приехала забрать девочек на очередной уик-энд. Лорелай запрыгнула к ней в объятия и изо всех сил прижалась к ней. Я же застыла от изумления.

– Сегодня день рождения Лорелай? – спросила я, когда Клэр отпустила внучку, чтобы та собрала свои вещи. – Я не знала. Мы могли бы отметить.

– Да, сегодня ей исполнилось шесть. – Она бросила взгляд в сторону кабинета Грейсона. – Как он? Я весь день звоню ему, но он не отвечает.

Я еще до сих пор не пришла в себя после перепалки с Грейсоном.

– На самом деле он уволил меня.

– Что? – Ее глаза округлились от беспокойства. – Что послужило причиной?

Я объяснила, что произошло, и она глубоко вздохнула.

– О, понимаю. Бедняжка Лорелай.

– Она была буквально убита горем.

– Все в этом доме убиты горем, – согласилась она. – Мне следовало догадаться, что все будет непросто. Но я надеялась, что горе сблизит Грейсона с дочерьми, а не оттолкнет от них.

– Что вы имеете в виду?

– Сегодня год со дня аварии. – Она понурила голову и шмыгнула носом. – Последние несколько недель я чувствовала, что Грейсон еще сильнее замыкается в себе. После трагедии он всегда казался холодным, но теперь стал еще холоднее.

Я сглотнула, чувствуя себя ужасно, потому что набросилась на него, не зная, что происходит в его душе. Конечно, ему было очень плохо, а как иначе?

– Я ничего не знала, – призналась я. – Мне так жаль. Не следовало перечить ему.

– Это не ваша вина. Вы действительно были не в курсе.

Однако от ее слов мне не сделалось легче, и грудь по-прежнему продолжало теснить чувство вины.

Ворвавшись в кабинет Грейсона, я разговаривала с ним не просто как обеспокоенная няня, а как дочь, которая столько раз глотала обиду и гнев на собственного отца, который эмоционально бросил ее. Я набросилась на него сгоряча и сказала то, что не следовало говорить. Вторглась в его личное пространство и отчитала не только за Лорелай, но и за себя, за каждого ребенка, чувствовавшего себя невидимкой для родителей.

И пока я бушевала из-за этого, мне и в голову не приходило, какая буря бушует в душе у самого Грейсона.

Клэр слегка сжала мое плечо.

– Вы извиняетесь, что устроили ему взбучку, но мне кажется, это должно было произойти. Кто-то же должен как следует встряхнуть Грейсона. Его необходимо подтолкнуть вперед, поэтому спасибо вам за это. Спасибо, что заставили его очнуться от оцепенения.

– Не знаю, помогло ли это ему, но это уже не так уж и важно, потому что он уволил меня.

Клэр улыбнулась, покачав головой.

– Подождем, когда закончатся выходные. Ему просто нужно все это пережить, только и всего. Этот ужасный день. Вы работаете здесь уже намного дольше других нянь, а это о многом говорит. Поэтому не размещайте пока свое резюме. Пусть все немного утрясется.

* * *

После того как Грейсон уволил меня, мне следовало сразу же уехать домой. Свернуться на диване калачиком с книгой и чашкой чая. Но мне это показалось неправильным. Я просто не могла представить, как оставлю Грейсона одного в самую одинокую и ужасную ночь в его жизни.

Когда умерла мама, он часами висел со мной на телефоне, не оставляя меня наедине с собой. И потому я должна была отплатить ему за его дружескую поддержку.

Через некоторое время я подошла к входной двери Грейсона и постучала, но он не ответил, хотя я видела его через окно. Он стоял в гостиной, глядя на бушующее в камине пламя, и держал что-то в руках.

Я снова постучала, но он даже не шевельнулся.

Глубоко вздохнув, я достала ключи и отперла дверь. Он уже меня уволил, так чего мне еще бояться? Что он вызовет полицию и заявит, что я вломилась в дом, воспользовавшись ключами, которые он сам же мне и дал?

Стоило испытать удачу.

– Грейсон, – мягко произнесла я, медленно приближаясь к нему.

Но он словно не слышал меня.

– Грейсон, ты в порядке? – Я подошла еще ближе, и с каждым шагом мое волнение нарастало. Он медленно обернулся, и когда я увидела его глаза, у меня сдавило грудь.

Он плакал. Похоже на то.

Такие опухшие и красные глаза могли быть только у человека, проливавшего искренние слезы горя.

В руках он сжимал рисунки Лорелай.

– Все нормально, – ответил он, отворачиваясь к камину.

– Я… просто мне показалось… – начала я, но он оборвал меня на полуслове.

– Мне казалось, я ясно дал понять, что в ваших услугах здесь больше не нуждаются.

– Да. И я это поняла.

– Тогда почему вы все еще здесь?

– Потому что нужна вам.

– Нет. Пожалуйста, уходите, – он едва слышно произнес последние два слова, и его голос задрожал. Боль пересилила его злость на меня.

– Я не могу.

Я не могла уйти, потому что должна была помочь ему. Как он помог мне в самые трудные дни в моей жизни много лет назад. Он помог мне устоять на твердой земле, чтобы не захлебнуться в волнах горя.

– Я не могу вот так оставить тебя, Грейсон, особенно сегодня.

Он вздохнул.

– Клэр рассказала.

– Да. И мне очень, очень жаль. Я не представляю, что тебе приходится терпеть, но я знаю, что ты не должен оставаться один.

Он понурил голову, его плечи поникли, но он по-прежнему не оборачивался ко мне.

– Если хочешь, чтобы я ушла, я уйду. Уйду и больше не вернусь. Я уже не буду досаждать тебе по утрам, и ты обо мне больше не услышишь, но если ты хоть немного хочешь, чтобы я осталась… если хоть крохотная частичка тебя не хочет оставаться сегодня в одиночестве, просто скажи мне. Скажи, и я останусь. Нам даже не надо разговаривать. Ты можешь всю ночь стоять ко мне спиной, но я не оставлю тебя. Ты не должен оставаться сегодня один.

– Сегодня пятница… Неужели тебе негде провести этот вечер? – спросил он.

– Есть. – Я кивнула. – Именно здесь.

Он еще некоторое время стоял неподвижно, и я уже решила, что это намек, что мне пора уходить. Но, когда я уже повернулась к двери, он шагнул в сторону бара. Отложив рисунки, он достал два стакана.

Взяв бутылку виски, он повернулся ко мне.

Его нижняя губа немного скривилась, и он пристально взглянул на меня своими серыми глазами.

Очень грустными глазами.

А затем он спросил:

– Ты пьешь виски?

Я не ожидала, что он попросит меня остаться, но когда он потянулся за этой бутылкой, я наконец перевела дух.

Оказалось, что даже самые одинокие души никогда по-настоящему не желают оставаться в одиночестве.

– Да.

Он кивнул и разлил коричневую жидкость по стаканам.

А затем вручил один мне. Мы сели на диван, он справа, а я слева, и погрузились в молчание. Сидя рядом, мы сжимали в ладонях стаканы, а тишина отражалась от множества стен в этом огромном доме. И нарушали ее лишь осторожные звуки глотаемого виски и наше дыхание.

Когда он делал вдох, я выдыхала. Когда выдыхал он, я набирала воздух в легкие.

Некоторое время мы сидели вот так, постепенно пьянея, но не говоря ни слова. Он подливал нам обоим виски, пока бутылка совсем не опустела. Наконец, спустя какое-то время, уже прилично захмелев, Грейсон кашлянул, собираясь что-то сказать.

Я быстро взглянула на него и заметила, что его тело уже не казалось таким напряженным. Скованность волшебным образом исчезла.

– Я должен извиниться, – тихо признался он. – За то, как вел себя сегодня.

– Ничего страшного.

– Вовсе нет. Я вел себя, как кретин, и мне очень жаль. – Он бросил взгляд на меня, а затем уставился на свой пустой стакан. – Иногда я не знаю, как вести себя, когда ты рядом.

– В смысле?

– Ты была в моей жизни, когда все казалось проще и лучше, и теперь мне нелегко. Нелегко оглядываться на светлое прошлое, когда теперь все так ужасно.

– Зачем же ты тогда взял меня на работу?

Он склонил голову набок и посмотрел на меня. Посмотрел по-настоящему. До этого момента мне всегда казалось, что он смотрит мимо меня или сквозь меня. Но на этот раз я ощутила возникшую между нами связь.

– Я подумал, что крохотной, уцелевшей части моей души просто необходимо ухватиться за что-то хорошее.

– Я и есть это «хорошее»?

– Ты всегда была лучиком света, Элеанор. С первого дня нашей встречи.

Мое сердце замерло, но я постаралась не замечать этого.

– Мне очень жаль, что тебе больно, – сказала я.

– И сколько еще будет болеть? – едва слышно спросил он.

И я ответила ему так же, как он ответил мне когда-то, много лет назад:

– Столько, сколько потребуется.

– Прости, – пробормотал он, смущенно отворачиваясь от меня. – Я пьян.

– Не стоит извиняться за свои чувства, Грейсон. Я была бы так же потеряна и измучена, если не сильнее.

Он кивнул и уставился на огонь. Искры разлетались от поленьев, и пламя танцевало так, словно собиралось сиять вечно.

– Почему ты вернулась? – спросил он.

– Гм?

– После того, как я уволил тебя… почему ты вернулась?

– Потому что должна тебе.

– За что?

– За то, что спас меня, когда я была совсем юной и мне было очень плохо.

– Спасибо, Элли.

Я улыбнулась.

– Да. Давай я принесу нам воды, чтобы немного протрезветь. – Я уже начала вставать с дивана, как вдруг он снова заговорил.

– Сегодня день рождения Лорелай, – сказал он. Опьянев, он раскрывался передо мной все больше. Прошу, будь открыт, Грей. Он провел кончиком пальца по ободку стакана, мрачно разглядывая его. – Сегодня ей исполнилось шесть.

Я снова села на диван и взглянула на него.

– Да, Клэр сказала мне. Мне не было об этом известно. Мы могли бы отпраздновать. Я бы испекла пирог.

Он поморщился и потер затылок.

– Я не знал, как пережить сегодняшний день.

– Я не… – начала было я, но осеклась, внезапно догадавшись. Конечно, он не мог праздновать день рождения Лорелай. – Потому что в этот день погибла Николь.

Он кивнул.

– Год назад в этот день все изменилось, и я так и не смог оправиться от удара. Это чушь, правда? Чудовище – вот кем я стал, в кого превратился.

– Грейсон…

– Не надо, Элеанор.

– Чего не надо?

– Жалеть меня. Я понимаю, что тебе очень хочется пожалеть меня, но я не лучший персонаж в этой истории. Я – злодей.