Бриттани Черри - Элеанор и Грей

– О, Грей, не стоит говорить подобные вещи истинному книгоману. Нам понадобится грузовик, чтобы вывезти отсюда все книги, – попробовала пошутить она.

– Хорошо, тогда давай выберем парочку и направимся дальше. Но можешь не спешить. У нас полно времени.

Она отправилась на поиски своих двух книг, а я изо всех сил пытался ограничить их общее количество до пяти.

Я выбрал фэнтези и ужасы, а она исторический роман и комедию.

Я собирался позаимствовать у нее эти книги после того, как Элеанор прочтет их.

– Ладно, и что теперь? – спросила она, прижимая к груди книги.

– Пойдем в кофейню и почитаем. Думаю, этим и занимаются люди – пьют кофе и читают книги.

Она зарделась, но попыталась скрыть от меня свои пунцовые щеки, слегка отвернувшись, и это было чертовски мило.

– О, здорово, – воскликнула она. – Хотя я никогда не пила кофе.

– Что? И ты называешь себя книгоманом? – расхохотался я. – Хотя я тоже не пил кофе, но мы можем это исправить.

Она улыбнулась, и это тоже было чертовски мило.

Мне нравилось, как она улыбалась – улыбалась по-настоящему, не пряча брекеты. Ее искренние улыбки означали, что она не грустит, и это было замечательно. Очень важно, если в жизни бывает хотя бы несколько моментов, когда вам не грустно.

Мы направились в кофейню в паре кварталов от книжного магазина. Оказавшись внутри, мы попробовали почти все их фирменные напитки.

Я размышлял, заметила ли Элеанор, как у меня подергивались глаза от избытка кофеина.

Хотя, скорее всего, она ничего не заметила, потому что была увлечена разговором, вдруг сделавшись словоохотливой. Вероятно, ее избыток кофеина сделал менее стеснительной.

Я обнаружил, что мне нравится мокко. Элеанор оказалась более придирчивой: два кусочка сахара, ваниль, дополнительная порция сливок.

Когда мы определились с выбором напитков, разговор на время утих, потому что мы погрузились в чтение, попивая кофе. Но Элеанор то и дело поглядывала в мою сторону и улыбалась, а я улыбался в ответ.

Ее улыбка завораживала меня. Так я мог привыкнуть видеть ее раз в неделю.

Пару часов спустя мы двинулись обратно к ее дому. Мне нравилось смотреть, как бережно она прижимает к груди книги, словно маленьких детей.

– Знаешь, о чем я совсем не думала последние два часа? – спросила она, когда мы остановились около ее дома.

– И о чем?

– О раке.

Я улыбнулся.

Это же прекрасно.

* * *

Мы продолжили встречаться, а когда не удавалось увидеться, общались в AOL. Я рассказывал, какие фильмы о кунг-фу нравятся мне больше всего, а она скидывала мне свои любимые романы. А затем мы выполняли домашнюю работу, смотря фильмы или читая книги, и делились впечатлениями.

В дни, когда Элеанор сидела с Молли, она первым делом подходила к моему дому, где я уже поджидал ее, сидя на крыльце. А затем я провожал ее через три дома, переходя улицу, и шел до крыльца Молли. Вернувшись домой, я вспоминал ее улыбку.

Я вспоминал ее смех, ее любимые кардиганы и то, как расцветало ее лицо, когда она рассказывала об интересной книге. Вспоминал, как улыбка угасала каждый раз, как я спрашивал о здоровье ее мамы. Я вспоминал о том, что делало ее счастливой. И о том, что огорчало ее.

Обо всем.

Я вспоминал обо всем этом.

И продолжал придумывать, чем еще мы могли бы заняться при встрече. Чтобы отвлечь ее. И чтобы она была рядом со мной.

Проснувшись утром, я первым делом думал об Элеанор, а последней моей мыслью перед тем, как моя голова касалась подушки, тоже была мысль о ней.

Я и не представлял, что такое возможно.

Не знал, как быстро ваше сердце может привязаться к человеку, который еще недавно был вам совершенно незнаком.

Наконец-то я решила показать Грейсону стрекоз. Мы встретились на парковке у Лори-Лейк, и, увидев его, я подумала, что он стал еще красивее, чем прежде. На нем были простая белая тенниска и темные джинсы, но для меня он выглядел просто сногсшибательно.

– Привет, – улыбнулась я.

– Привет, – ответил он, а затем обнял меня.

Подошел ко мне, раскинул руки и прижал меня к себе. Да.

Он обнял меня.

Наше первое объятие.

И он сделал это так непринужденно, словно мы всегда обнимали друг друга при встрече. Я тоже обняла его и, возможно, держала его в объятиях дольше, чем следовало, но мне было все равно. И, похоже, ему тоже было все равно, потому что он крепко прижимал меня к себе, пока я первая не отпустила его.

Отступив назад, я откашлялась, не в силах взглянуть на него из-за переполнявшего меня волнения. Что означало это объятие? Возможно, эти несколько мгновений, что мы прижимались друг к другу, значили больше, чем простое дружеское объятие? Волновался ли он, как и я? Или же я преувеличивала каждое мгновение наших встреч с тех пор, как Грейсон Ист появился в моей жизни?

– Ну, и где же стрекозы? – спросил он, отвлекая меня от волнующих мыслей.

Я откашлялась, потирая правую руку.

– Ах, они там. Пойдем.

Мы направились через территорию парка, которую множество отдыхающих облюбовали в качестве места для пикников и игры в волейбол. Летом на озере было полно людей. Городок Рэйн не мог похвастаться обилием теплых деньков, и потому жители пользовались любой удобной возможностью, чтобы понежиться под лучами солнца.

Когда мы с Грейсоном вышли на пешеходную тропу, он стал гладить каждую собаку, попадавшуюся нам на пути. Каждый раз, когда он замечал нового пса, его глаза загорались так, словно это была единственная в мире собака, и он тут же оборачивался ко мне со словами: «Ты только взгляни на его нос, Элли! Подумать только, он улыбается!» Словно он только что обрел нового лучшего друга, пока на горизонте не появлялся новый.

Его любовь к животным мешала мне контролировать нарастающие чувства к этому парню.

Можно быть чуточку менее идеальным, Грейсон? Это было бы замечательно, благодарю.

Когда мы прошли половину пути, я кивнула влево.

– А теперь нам надо свернуть с тропы и пройти через лес.

Он вскинул бровь.

– Ты ведь не собираешься заманить меня в лес, чтобы убить, правда?

Я расхохоталась.

– Не глупи, Грей. Если бы я хотела тебя убить, то давно бы это сделала.

– Что ж, звучит обнадеживающе.

Мы начали продираться через чащу, и ветки то и дело хлестали нас по лицу. Через три минуты борьбы с густой листвой мы выбрались на поляну, и Грейсон расплылся в улыбке.

– Ух ты, – воскликнул он, глядя на раскинувшуюся перед нами водную гладь. По сравнению с озером этот водоем был крошечным, но отсюда он казался огромным, особенно для нас двоих. У воды лежало несколько поваленных древесных стволов, на которых мы обычно сидели и болтали с мамой. Повсюду буйствовали полевые цветы, а трава сияла изумрудной зеленью.

– Классно, да?

Я подвела его к бревну, и мы уселись рядышком.

Некоторое время мы молчали, любуясь красотой окружавшей нас природы. Грейсон притих, но его улыбка оказалась красноречивее любых слов, и я поняла, что ему нравится эта тишина.

А затем мимо нас пронеслась стрекоза.

– Теперь я понимаю, почему тебе здесь так нравится. Здесь так безмятежно, – воскликнул Грейсон.

– Кроме того, вода вдохновляет маму, когда она пишет картины.

Мои слова его заинтересовали.

– Твоя мама – художница?

– Да. Она всю свою жизнь занималась этим ради удовольствия. Она потрясающая.

– А в чем заключается ее работа?

– Ну, днем она сидит с детьми, а вечером рисует. Она могла бы посвятить рисованию все свое время, но ей нравится возиться с ребятишками.

– Классно.

Я помрачнела.

– Думаю, да.

– В чем дело?

– Просто недавно она перестала работать няней. И не рисует, как раньше, – сказала я, заерзав на бревне. – Думаю, у нее просто нет сил после химиотерапии.

Улыбка Грейсона угасла.

– Мне очень жаль, Элли.

– И мне тоже. – Чем меньше она рисовала, тем реальнее становилась для меня ее болезнь. Но я изо всех сил старалась отогнать от себя эти мысли. Стоит мне только соскользнуть в пучину тоски, и обратно уже не выбраться. – А твои родители? Чем они занимаются? – спросила я, меняя тему.

Он пожал плечами.

– Отец – генеральный директор компании по производству виски, а мама бесконечно путешествует. Я их редко вижу. Маму я не видел уже пару недель, а отец только иногда забегает поспать. Большую часть времени он живет в квартире в Чикаго, чтобы не ездить домой.

– Выходит, ты почти все время один?

– Да. Раньше у меня был дедушка, но с тех пор как он умер… да, я остался один.

– Ты скучаешь по ним? – спросила я. – По родителям?

– Это неважно. Моя тоска по ним не заставит их остаться. И я постоянно говорю себе, что не стану таким, как они, понимаешь? Я хочу быть другим, если когда-нибудь у меня появятся дети. Я бы никогда их не бросил. Предполагается, что через пару лет я возглавлю компанию, но буду вести дела иначе, нежели мой отец. Я бы чаще бывал дома. Мой дедушка мог делать и то, и другое: не только вести бизнес, но и быть родителем. Он постоянно появлялся дома.

– Мне кажется, многие люди не понимают, как важно просто приходить домой.

– Да, это многое значит, – согласился он.

– Значит, ты унаследуешь отцовскую компанию?

– Да. Ее основал дедушка. Полагаю, это семейное дело.

– И ты именно этим хочешь заниматься? Кем ты хочешь стать, когда станешь взрослым? – спросила я.

– Хочу стать счастливым, – мгновенно ответил он.

– Счастливым?

– Да. Только и всего. Именно об этом мне всегда говорил дедушка. Он говорил: «Слушай внимательно, Грейсон. Ты можешь быть кем угодно, и все будет хорошо. Заслуги на работе не так уж важны, пока на столе есть пища, а в очаге горит огонь. А вот что действительно важно, так это ощущение счастья. Поэтому, когда ты по-настоящему повзрослеешь, постарайся стать счастливым. И тогда все остальное встанет на свои места». Поэтому я хочу быть счастливым. И мне все равно, чем я занимаюсь, если я счастлив.

Мне несказанно понравился его ответ.

– А ты, Элли? Чего хочешь ты?

– Хочу быть счастливой, – повторила я его слова. – Думаю, я тоже просто хочу быть счастливой.

Он улыбнулся и ласково подтолкнул меня плечом. А затем вскинул голову, уставившись в небо.

– Как же мне здесь нравится…

– Да. Как хорошо укрыться от мира маглов, – заметила я.

Он ухмыльнулся.

– Ты сильно увлечена всем, что связано с Гарри Поттером, да?

– Для меня это словно воздух, – как ни в чем не бывало откликнулась я.

Я и представить себе не могла, как бы пережила последние несколько лет, если бы не книги о Гарри Поттере. Если бы не они, я могла бы поверить во всю ту чушь, что люди рассказывали обо мне.

Я бы поверила, что во мне нет ничего волшебного, и это стало бы для меня огромным позором.

Как печально, что многие люди жили на свете, даже не догадываясь, сколько в них волшебства.

– Думаю, здорово, что ты так увлечена этим, – сказал он. – И я жду не дождусь выхода следующей книги.

– Я тоже, – призналась я. – Скорей бы.

Мы сидели, наблюдая, как вокруг с жужжанием носятся стрекозы, и я набрала полную грудь воздуха и медленно выдохнула.

– Я могу спросить тебя? Ты можешь не отвечать, если не хочешь.

– Спрашивай.

– Что это за история со Стейси Уайт? Не хочешь – не говори, но, мне кажется, раз уж она стала причиной нашего знакомства…

Он потер переносицу.

– Мне неловко.

– Можешь не рассказывать, правда. Я спросила из любопытства.

Он стиснул ладони, расправил плечи, щелкнув позвоночником.

– Ну, мне тоже было бы любопытно. Но это ужасно нелепая история.

– Грейсон, я ношу вязаные кардиганы со стрекозами. Вот что нелепо.