Наталья Павлищева - Елизавета. Завидная невеста

– Хорошо бы, да только она не напишет.

– Почему вы так думаете?

– Потому что это Мария Стюарт! Думаете, она боится суда?

– Ну, почему не боится, почему, Сесил?! Действительно невиновна?!

– Виновна, но она будет все отрицать, а Вы не решитесь ее казнить! И освободят ее через несколько лет французские и испанские солдаты, отправив нас на костры.

– В ваших словах столько горечи…

– Я устал, Ваше Величество. Вы слишком нерешительны.

– Думаете, если я завтра прикажу отрубить Марии Стюарт голову, послезавтра французские солдаты не высадятся на нашем берегу?

– Возможно. Но если вы не сделаете этого, они высадятся все равно.

– Тогда к чему рубить?

Несколько мгновений Сесил смотрел на королеву молча, потом взял письмо и поклонился:

– Я могу идти, Ваше Величество?

– Идите! – Елизавета была раздражена не меньше канцлера. Он никак не желал ее понять. Ведь это была такая прекрасная задумка – своей милостью освободить Марию от суда и казни и получить гарантию, пусть и не слишком надежную, что она больше не будет соперницей. В таком случае Елизавета являла истинно королевское великодушие, никто не смог бы ее упрекнуть в жестокосердии и желании расправиться с соперницей. Всего-то признаться в своей вине и обещать больше не выступать против! Неужели Мария на это не пойдет?

Сесил понимал, что, с точки зрения Елизаветы, выход действительно найден, и для Марии Стюарт он был бы лучшим. Но для самого Сесила это был худший вариант. Отпущенная на волю, Мария Стюарт завтра же начнет новый крестовый поход против Елизаветы и всех протестантов Англии, вместе взятых, и поддержат ее в этом походе все паписты Европы, кто духовно, а кто и силой оружия. Англия тут же окажется на грани войны.

Наверное, так и было бы, но…

Рассудительность никогда не была отличительной чертой Марии Стюарт. Она всегда жила не рассудком, а чувствами. Бывшей шотландской королеве не нужно прощение королевы английской и обещания не вредить она давать тоже не намерена! Мария ни на минуту не сомневалась, что, что бы ни случилось, Елизавета не решится ее казнить! Поиграть в казнь может, но обязательно остановит топор палача, уже занесенный над головой соперницы. Она слишком хорошо понимала растерянность английской королевы, а потому внутренне насмехалась над ее беспомощностью. Суд? Пусть будет суд, он только эту беспомощность подчеркнет. Кто из судей рискнет приговорить к смерти вдовствующую королеву? Ради посрамления соперницы Мария Стюарт была готова даже поиграть в такую игру. Она была уверена в себе и в том, что Елизавета не решится на последний шаг.

Письмо английской королевы осталось без ответа.

Елизавета металась по кабинету, швыряя все, что попадалось под руку. В тот момент она очень походила на своего отца, король Генрих тоже частенько расшвыривал вещи, будучи в раздражении.

Эта зазнайка даже не сочла нужным ответить! Сесил прав, пусть теперь суд собьет с нее спесь! Суд будет!

Но Сесил был прав и в другом – Мария Стюарт действительно отрицала все. Письма – подделка, Бабингтона она не знала и о заговоре ничего не слышала, как и обо всех предыдущих. Слуги лгут, оговаривая ее. А королева Англии, обещав защиту и помощь, просто заманила доверчивую кузину в свою страну, чтобы бросить в темницу.

Напоминание, что помощь и защита были предложены при совсем иных обстоятельствах, когда еще можно было развестись с Босуэлом, спасти королевскую честь и, тем более, когда еще не было заговоров против Елизаветы лично, вызывали у Марии смех. Она показывала кольцо Елизаветы как залог помощи и дружбы и укоряла, что королева обманула, этой дружбы не предоставив. Ей плевать на любые обвинения в участии в заговоре, Мария считала, что судить королеву простые смертные не могут.

Сначала Сесил не мог понять, почему так смела бывшая королева Шотландии? Потом вдруг осознал: она надеется, что Елизавета не сделает этот последний шаг, что бы ни решили судьи, королева вправе отменить любой приговор, именно на это рассчитывала Мария Стюарт. Сам канцлер прекрасно понимал, что так и будет, и ломал голову, как заставить Елизавету подписать приговор.

Суд вынес смертный приговор Марии Стюарт, посчитав ее участницей заговора против королевы Англии, а также соучастницей в убийстве лорда Дарнлея, подданного Ее Величества королевы Англии. Оставалось только королеве Елизавете подставить свою подпись под документом.

И тут начались мучения… Одно дело решиться отдать Марию под суд и совсем другое – решение этого суда утвердить. Как бы желала Елизавета, чтобы Мария Стюарт была счастлива, очень счастлива, но где-нибудь подальше от Англии! Ведь когда-то ей самой было достаточно просто уехать в Хэтфилд и не мешать старшей сестре править! Почему же так не может бывшая королева Шотландии? С позором изгнали из своей страны, зачем же нужно баламутить и соседнюю? Елизавету охватывали злость и отчаяние, несколько раз в приступе раздражения она уже протягивала руку к перу, но тут же опускала. Нет! Одна подпись – и участь этой женщины будет решена! Вот также когда-то другая Мария – Тюдор – могла лишить головы и ее саму.

Полгода королева металась, пытаясь найти хоть какую-то зацепку, чтобы отменить приговор. Одного из 25 судей не вполне убедили доводы обвинения… Но оказалось, что он связан с папистами. Кроме того, что такое один против двадцати четырех…

Может, за мать попросит сын? Тогда, пойдя навстречу королю Шотландии, Елизавета могла бы сохранить жизнь его матери. Но Иаков Стюарт отказался от той, что променяла его на страсть к преступнику, нет, он не стал просить Елизавету за Марию Стюарт.

И снова Елизавета откладывала и откладывала решение этого вопроса. Чего она ждала? Просьбы о помиловании со стороны Марии. Если не хочет сын, пусть она сама попросит, и королева Англии готова помиловать. Но Мария Стюарт закусила удила, теперь ей не важна даже сама жизнь. Она была готова погибнуть ради эффектного укора своей соперницы.

И все же…

То, чего не смог сделать Сесил, добилась сама Мария Стюарт одним-единственным письмом к Елизавете. Узнав о том, что Парламент Англии приговорил ее к смертной казни из-за участия в заговоре против королевы Англии, она разразилась исключительно гадким посланием к Елизавете. Много лет разыгрывая невинную жертву и романтическую страдалицу, неспособную на унижающие королевское достоинство поступки, в этом письме она продемонстрировала всю гадость и низость своего характера.

Вместо того чтобы обратиться к кузине с честным признанием своей неблаговидной роли и обещанием больше ни в каких заговорах не участвовать, Мария прислала королеве гнусное, полное самых гадких сплетен и слухов письмо, в котором собрала всю грязь, когда-либо слышанную ею. Вместо горечи оболганной врагами королевы, как можно было бы ожидать, в каждой строчке этого послания смакование мелких, гнусных сплетен, вроде «а вот та-то сказала, что вы…», «а еще говорят, что…»… И все это, чтобы как можно сильнее задеть самое больное – отсутствие семьи и ребенка.

Вы ненормальная женщина… не можете быть с мужчинами как все, потому и не хотели выходить замуж… а у вас под юбкой… а над вами смеются любовницы вашего любовника… а Леттис, которая обскакала вас, выйдя замуж за вашего фаворита, говорила, что… И все в том же духе. Это даже не мелкая месть, это ничтожная месть ничтожной женщины!

Вот такого Елизавета снести уже не смогла! Рука сама потянулась к перу, которое Сесил с удовольствием тут же подал. Давно пора, столько времени королева изводила и себя и всех вокруг, все оттягивая и оттягивая подписание приговора.

Мария Стюарт сумела достойно вести себя во время казни, создается впечатление, что она до последней минуты была убеждена, что Елизавета не решится не остановить руку палача.

Не остановила, голова бывшей королевы Шотландии тремя ударами (с первого не получилось) была отделена от тела и покатилась в подставленную корзину. Палач наклонился и достал за волосы эту голову, чтобы показать, что выполнил свою работу. Но парик королевы сполз и остался в руке палача, а сама голова снова покатилась, поражая окружающих плохонькими седыми волосенками!

Все было так, как когда-то в Тауэре, будучи совершенно уверена в своей завтрашней казни, пыталась представить себе Елизавета. Тогда она почему-то упорно видела не свою, а чью-то чужую голову, поднятую палачом.

Для Елизаветы 1587–1588 годы – словно перелом, окончание одной жизни и начало другой. Там, в прежней жизни, осталась рыжеволосая бестия, которой приходилось доказывать, что она имеет право на трон. Теперь она оставила все помыслы выйти замуж и перестала морочить головы послам и женихам, навсегда оставшись для своих подданных королевой-девственницей.

Елизавета долго переживала казнь своей соперницы, прекрасно понимая, что совершила нечто такое, чего ей никогда не простят потомки. Но сделанного не вернешь, тем более закрутили другие дела.

Этот 1587-й и следующий год оказались для Англии и для самой Елизаветы весьма насыщенными значительными событиями.

Знаменитый пират Фрэнсис Дрейк весьма активно беспокоил корабли испанцев, везущие из Нового Света золото и разные ценности. Однако королева не только не наказывала своего главного пирата, но даже поощряла его. Конечно, в Испании догадывались, что Елизавета имеет свою долю в этом грабеже, но поделать ничего не могли. И все же Филипп Испанский решил, что пришла пора примерно наказать зарвавшуюся английскую королеву, которая еще и дала блестящий повод для вторжения – казнила шотландскую королеву!

И снова агенты Уолсингема оказались на высоте, они вовремя заметили сбор кораблей испанской Армады в разных портах, поняли, что это единое целое, и донесли обо всем в Англию. Стало ясно, что над Англией нависла смертельная угроза, 135 великолепно оснащенных судов Армады против 37 английских представляли силу, бороться с которой казалось самоубийством.

И все же англичане предпочли бороться. Провидение всегда на стороне смелых, так случилось и в этот раз. Немалая часть Армады была попросту уничтожена неожиданно начавшейся бурей, а остальные не справились. Из 135 кораблей в порты основательно потрепанными вернулись всего 67. Это был разгром знаменитой Армады, хотя осознали в Англии свою победу не сразу.

Для Елизаветы победа была омрачена тем, что немного погодя неожиданно скончался человек, которого она любила столько лет, – Роберт Дадли граф Лестер. Даже после его тайной женитьбы через некоторое время королева простила «своего лорда», а вот его тайную супругу простить не смогла, Леттис была навсегда отлучена от двора.

У Елизаветы начиналась новая жизнь, без угроз ее трону и ее положению королевы. Это была уже другая жизнь, во многом с другими людьми, не всегда понимавшими стареющую королеву.

Постепенно уходили из жизни все, с кем Елизавета начинала свой путь к престолу. Умерли Кэтрин и Парри, не было на свете Дадли, умерли Уолсингем, финансовый гений Томас Гершем, болел и почти отошел от дел Сесил, ставший графом Берли…

Старилась и сама Елизавета… Хотя до преклонных лет любила скакать во весь опор или танцевать ночи напролет.

После победы над Армадой она прожила еще пятнадцать лет, шагнув в XVII век и пережив всех, кто помнил ее молодой. Дольше прожила лишь та самая графиня Пемброк, что потеряла свою красоту, заразившись от больной королевы оспой. В жизни Елизаветы было еще многое – укрепление Англии, колонии в Новом Свете, покровительство пиратам, театр, новые торговые компании, оставшиеся на века… даже новая любовь была… и смертный приговор, подписанный возлюбленному… Но это уже была не та Елизавета, что с отчаянием ждала казни в камере Тауэра или смотрела счастливыми глазами на кричавших от восторга людей в день ее коронации. Пропаганда сделала свое дело, англичане искренне поверили, что их королева самая лучшая, что английский народ самый добрый, а сама королева – девственница.

Ее очень часто предавали, с самого рождения и до смерти. Предавали самые дорогие и любимые люди – мать, отец, брат, сестра, возлюбленные, те, кто должен был быть обязанным благодарить… Наверное, немыслимо тяжело жить, зная, что за спиной может состояться новое предательство, но снова доверять и влюбляться. Со временем Елизавета стала подозрительной и нетерпимой к любому несогласию с ней, за столько лет предательств нрав не испортиться просто не мог. Она без конца заставляла выражать восхищение собой, часто преувеличенное, признавать себя первой красавицей королевства даже в весьма преклонном возрасте (королева прожила 70 лет, для XVI века это очень немало).