Джейн Остин - Эмма

«Однако, – сказала она себе, – это странно! После того как я так хитро подсказала ему, как можно отказаться от визита, он все же выбрал званый ужин и бросит больную Харриет одну! Действительно, более чем странно! Но вероятно, таково большинство мужчин, особенно неженатых. Их пристрастие к званым обедам и ужинам общеизвестно: нет для них большего удовольствия, нежели пойти в гости. Званый ужин они почитают почти что своей обязанностью и ради возможности побывать в обществе готовы пожертвовать всем – или почти всем. Именно так и обстоит дело с мистером Элтоном. Несомненно, он самый достойный, самый милый и любезный молодой человек и страстно влюблен в Харриет, но все же он не может противиться приглашению и всякий раз, как его зовут в гости, охотно обедает и ужинает вне дома. Какая странная вещь любовь! Он разглядел в Харриет живой ум, но не готов ради нее обедать в одиночестве».

Вскоре после этого мистер Элтон их покинул, и Эмма не могла не воздать ему должное, так как ей показалось, что, прощаясь, он с большим чувством упомянул имя Харриет; о его чувствах свидетельствовал и тон: он взволнованно уверил ее, что будет справляться у миссис Годдард о здоровье ее прелестной подруги и прежде, чем будет иметь счастье увидеться с нею вновь, надеется принести ей утешительные вести; под конец он вздохнул и улыбнулся, и чаша весов вновь склонилась в его пользу.

Следующие несколько секунд они прошли в молчании, потом Джон Найтли заметил:

– Никогда в жизни не встречал я человека, который так стремится понравиться, как мистер Элтон. Он из сил выбивается, когда разговаривает с дамами. С мужчинами он может держаться просто и искренне, но, когда ему приходится занимать дам, он просто из кожи вон лезет.

– Манеры мистера Элтона нельзя назвать совершенными, – отвечала Эмма, – но желание угодить вполне простительно, и за это многое прощается. Когда человек, обладающий всего лишь скромными достоинствами, изо всех сил старается быть приятным для окружающих, он получает преимущество перед человеком совершенным, но равнодушным. Невозможно не ценить превосходный характер и доброжелательность Элтона.

– Да, – согласился мистер Джон Найтли, на сей раз не без лукавства, – кажется, по отношению к вам он действительно чрезвычайно доброжелательно настроен!

– Ко мне? – Эмма искренне удивилась. – Неужели вы воображаете, будто мистер Элтон питает ко мне нежные чувства?

– Признаю, Эмма, эта мысль действительно закралась ко мне в голову. И если вам такое предположение в голову не приходило, можете с успехом поразмыслить об этом сейчас.

– Мистер Элтон влюблен в меня! Что за ерунда!

– Я не говорю, что он влюблен, однако вам пойдет на пользу поразмыслить на досуге, так это или нет, и соответственно изменить свое поведение. Я считаю, что своими манерами вы поощряете его. Я говорю как друг, Эмма. Подумайте хорошенько, и ваши действия и дальнейшие планы прояснятся.

– Спасибо за совет, но уверяю вас, вы заблуждаетесь. Мы с мистером Элтоном всего лишь добрые друзья, и ничего более! – И она продолжала идти, посмеиваясь про себя. Вот как глубоко можно заблуждаться, если не знать всех обстоятельств дела, и вот какие ошибки совершают люди, полагающие, будто имеют право судить обо всем на свете; она была раздосадована поведением зятя, который счел ее слепой и невежественной и, кроме того, решил, будто она нуждается в чьих-либо советах. Однако остаток пути он прошел молча.

Мистер Вудхаус совершенно решился ехать в гости. Несмотря на то, что мороз крепчал, ему, казалось, и в голову не приходило отступиться от своего замысла. Он выехал в путь, когда и собирался, минута в минуту; отправился в собственной карете вместе со старшей дочерью, причем погода волновала его даже меньше, чем остальных; слишком преисполнен он был волнения по поводу того, что раз в кои-то веки едет в гости. Предвкушение радостной встречи с друзьями в Рэндаллсе затмило для него все невзгоды, и он не замечал, как похолодало на улице; поскольку закутан он был сверх меры, он не ощущал холода. А тем временем мороз крепчал; когда со двора выехала вторая карета, пошел снег, небо нахмурилось так, что в случае небольшого потепления снег грозил моментально завалить всю округу.

Вскоре Эмма поняла, что ее спутник пребывает не в лучшем настроении. Приготовления и поездка в гости в такую погоду, вынужденная необходимость пожертвовать послеобеденными играми с детьми были в его глазах злом, с которым он ни в малейшей степени не желал мириться. Мистеру Джону Найтли поездка была не по душе, как ни гляди: он не понимал, ради чего вообще стоит ездить в гости, и не предвидел там ничего хорошего. В продолжение всего пути к дому викария он без устали высказывал ей свое неудовольствие.

– Надобно быть о себе крайне высокого мнения, – ворчал он, – чтобы просить ближних своих покинуть родной очаг и выехать на мороз в такой день, как этот, ради удовольствия навестить его. Должно быть, Уэстон считает себя душой общества, я на такое не способен. Это величайшая нелепица – посмотрите, уже пошел снег! Что за эгоизм не позволять людям с удобством сидеть дома и что за безумие соглашаться покинуть тепло и уют родного очага! Если бы дело или долг призвали нас в такой день выехать из дому, мы сочли бы это тяжкой повинностью; но вот мы едем, одетые легче обычного, и зачем? Никакого достаточного повода у нас нет! Мы поступаем против зова природы, которая велит человеку разумному и трезвомыслящему и самому сидеть дома, и не выпускать из-под теплого крова родных и близких. Зачем мы едем? Только ради того, чтобы проскучать в чужом доме пять часов кряду. Не узнаем и не услышим ничего, о чем не знали и не слышали бы раньше и снова не узнаем и не услышим завтра. Выехали мы в плохую погоду, а когда станем возвращаться, наверное, она станет вовсе прескверной! Четыре лошади и четверо слуг вырваны из дому только ради того, чтобы доставить в гости пять праздных, дрожащих от холода созданий – привезти их в холодное помещение и худшую компанию, чем могла быть у них дома.

Эмма была не в настроении поддакивать, к чему ее собеседник, вне сомнения, привык; у нее не было ни малейшего желания восторженно лепетать: «Как вы правы, любовь моя!» – как обычно говорила ему в таких случаях его нежная супруга, однако ей достало мудрости вовсе удерживаться от ответа. Согласиться с ним она не могла, а ссориться ей не хотелось – ее героизма хватило лишь на молчание. Она позволила ему разглагольствовать, а сама, не открывая рта, поправила лорнет и плотнее завернулась в плед.

Карета повернула к дому викария. Остановилась, спустили подножку, и мистер Элтон, щеголеватый, весь в черном, улыбающийся, немедленно присоединился к ним. Эмма не без удовольствия подумала о том, что больше ей не придется слушать брюзжания зятя. Мистер Элтон был сверх обычного любезен и оживлен, он настолько радовался предстоящему визиту, что Эмма решила: должно быть, он получил обнадеживающие сведения о Харриет, отличающиеся от тех, которые узнала она. Пока Эмма одевалась, она посылала справиться о здоровье подруги и получила ответ: «Состояние то же, ей не лучше».

– Мне миссис Годдард передала, – она выделила слово «мне», – что положение больной не настолько благоприятно, как я надеялась: мне ответили, что ей не лучше.

Его лицо немедленно вытянулось, и, когда он заговорил, голос его дрожал от волнения:

– Ах, не может быть! Я ужасно огорчен… я как раз собирался рассказать вам… когда я позвонил у двери миссис Годдард (я заходил к ней перед тем, как пошел домой переодеваться), мне сообщили, что мисс Смит не лучше, совсем не лучше, а скорее хуже. Я очень опечален и расстроен, я утешал себя надеждой, что после такой сердечной заботы, которую она получила утром, ей неминуемо станет лучше. Эмма улыбнулась:

– Мое посещение, как я думаю, принесло пользу ее нервам, но даже и мне не под силу прогнать ангину – это очень суровое заболевание. Вы, наверное, слышали, что к ней приглашали мистера Перри?

– Д-да… кажется… то есть… нет, не слышал…

– Он не первый раз лечит ее горло, и я надеюсь, завтра утром мы оба получим более обнадеживающие сведения. Но невозможно не чувствовать за нее беспокойства. Какая печальная потеря для нашего сегодняшнего общества!

– Ужасная! Именно так, ужасная. Нам будет каждый миг недоставать ее.

Весьма уместное замечание; вздох, сопровождавший его слова, был поистине замечателен. Однако, по мнению Эммы, он мог бы предаваться грусти и подольше. Она чуть не испугалась, когда всего полминуты спустя он заговорил о другом, причем в голосе его зазвенели радостные нотки.

– Какое чудесное средство – овечья полость в карете! – заметил он. – Как благодаря ей удобно путешествовать. С подобными предосторожностями замерзнуть невозможно. Право, благодаря современным достижениям джентльмен может путешествовать в карете со всеми удобствами. Вас настолько ограждают и охраняют от превратностей погоды, что ни единое дуновение ветерка не проникает внутрь, если пассажир того не желает. Погода становится совершенно незначительным фактором. Сегодня, например, после полудня очень холодно, но в этой карете нам и дела нет до погоды. Ха! Вижу, пошел снежок…

– Да, – сказал Джон Найтли, – и думается мне, снегу нам сегодня достанется изрядно.

– Так ведь на дворе Рождество, – бодро возразил мистер Элтон. – Вот и снег идет, наше счастье, что снегопад не начался вчера, иначе мы не смогли бы поехать в гости сегодня, а это вполне вероятная вещь, ведь, если бы дорогу занесло, вряд ли мистер Вудхаус отважился бы отправиться в путь. Однако теперь нам никакой снег не страшен. Рождество – прекрасная пора для дружеских встреч. На Рождество все приглашают к себе друзей, и никому нет дела до капризов погоды. Однажды из-за сильного снегопада я задержался в доме у друга на целую неделю. Ничто не могло быть приятней! Я поехал к нему всего на одну ночь, но не мог уехать обратно ровно семь дней!

Вид мистера Джона Найтли явственно свидетельствовал о том, что такого рода удовольствия ему чужды. Вслух же он сухо заметил:

– Не хотел бы я из-за снегопада на неделю застрять в Рэндаллсе.

В другое время Эмму позабавил бы разговор, но теперь она была слишком изумлена способностью мистера Элтона испытывать радость. Казалось, предвкушение приятного вечера в гостях начисто вытеснило бедняжку Харриет из его памяти.

– Несомненно, нас ждет пылающий камин, – продолжал он, – и всевозможные радости и развлечения. Мистер и миссис Уэстон – очаровательные люди. Миссис Уэстон, безусловно, заслуживает всяческих похвал, а он вполне ее достоин – такой гостеприимный, такой общительный! Гостей будет мало, но, когда приглашают избранных, близких друзей, оно и к лучшему. В гостиной мистера Уэстона с удобством разместятся не больше десяти человек; а что касается меня, то я при данных обстоятельствах склонен предпочесть, чтобы из этого количества двух человек недоставало, чем было бы на два человека больше. Думаю, вы согласитесь со мной, – заявил он, сладко улыбаясь Эмме, – я надеюсь, вы одобряете мои слова. Хотя мистер Найтли, живя в Лондоне, наверное, привык к более многолюдным собраниям и не разделяет наших чувств.

– Я и понятия не имею о лондонских многолюдных собраниях, сэр, – я никогда не обедаю вне дома.

– Неужели! – В голосе мистера Элтона зазвучали удивление и жалость. – Я и не представлял себе, что занятия юриспруденцией настолько затягивают, что становятся непосильным бременем. Что ж, сэр, поверьте мне: время, когда вам воздастся за все ваши страдания, уже не за горами – вас ждет меньше трудов и больше удовольствий.

– Я почту за главное удовольствие, – ответил Джон Найтли, когда они уже въезжали в ворота, – снова в целости и сохранности оказаться в Хартфилде.

Каждому из джентльменов при входе в гостиную миссис Уэстон было необходимо несколько изменить выражение лица: мистеру Элтону следовало немного умерить радость, а мистеру Джону Найтли – смягчить брюзгливое выражение. Дабы соответствовать обстановке, мистеру Элтону следовало улыбаться меньше, а мистеру Джону Найтли – больше. Одна лишь Эмма могла оставаться такою, как была, как ей подсказывала ее природа, ибо она и так испытывала большую радость от встречи с друзьями. Для нее визит к Уэстонам был истинным наслаждением. Ей очень нравился мистер Уэстон, а что касается его жены, то не было на свете другого человека, с кем она могла бы беседовать столь открыто, кому могла бы поверять все свои мысли. Она была уверена: ни с кем из своих знакомых нельзя ей говорить с полным убеждением, что ее выслушают и поймут. Кто, как не миссис Уэстон, лучше других поймет ее слова, поступки, планы, затруднения и маленькие радости? Все происходящее в Хартфилде вызывало живейший интерес у миссис Уэстон; и обе бывали по-настоящему счастливы, если им удавалось полчаса кряду потолковать обо всех этих незначительных предметах, составляющих ежедневную радость частной жизни.

Это было удовольствие, которое они чаще всего не могли себе позволить во время обычных, ежедневных визитов, и уж конечно, вряд ли они успели бы обменяться новостями в сегодняшние полчаса; однако один вид миссис Уэстон, ее улыбка, прикосновение, голос настолько благотворно повлияли на Эмму, что она решила на время забыть о странном поведении мистера Элтона и о других малоприятных вещах и наслаждаться всем, что только может порадовать ее.