– Аурелия… Аурелия, послушай меня! – шептал он.

Злобные крики женщин с балюстрады почти заглушили голос пианиста.

– Ну что, голубки! Вы так и будете ворковать всю ночь?

– Достань его член!

– Соси его!

– Покажи ему, как это делается!

– Кусай его! Он это любит!

Он изо всех сил прижал ее к своей груди.

– Аурелия! Черт возьми! Очнись! Прекрати это безобразие! Уйдем отсюда!

Она чувствовала, как от страха колотится сердце Давида. На мгновенье ее это даже обрадовало. Он полностью в ее власти.

– Держу пари, что тебе не удастся его возбудить!

– Да он слабак!

– Просто педик!

– Заставь его лизать тебя!

Давид все еще крепко держал ее за плечи. Он был сильнее ее. Встряхнув хорошенько девушку, он заставил ее выслушать себя:

– Аурелия! Не слушай их! Разве ты не видишь, что они издеваются над тобой?

Голоса женщин стали пронзительными, истеричными, злыми.

– Оторви у него член!

– Расправься с ним!

– Чего ты боишься?

– Аурелия, нам надо бежать! Если ты ничего не сделаешь, они спустятся сюда, вниз!

Она замотала головой, будто отгоняя невидимый рой пчел.

– Нет… нет!

– Они уже спускаются, Аурелия!

– Ты тряпка, Аурелия! Тряпка! Тряпка!

– Ты не справишься сама! Помочь тебе?

– Ты что, не понимаешь? Они нас убьют! Они убьют нас обоих! Они убьют нас!

Аурелия мотала головой как обезумевшая.

– Нет… нет! Замолчите!

Невидимая сила вырвала ее из объятий Давида и швырнула на диван, она упала навзничь. Схватившись за подушки, чтобы подняться, она случайно наткнулась рукой на книгу, которую листала от нечего делать перед появлением Давида. Она невольно ухватилась за нее, не представляя себе, зачем это нужно. Но когда ее глаза встретились со взглядом Давида и он незаметно кивнул в сторону жаровни, ее осенило.

Высушенные временем и сухим ветром пустыни страницы вспыхнули молниеносно, и пламя вознеслось к куполу хранилища. При этом с балюстрады доносились улюлюканье и дикие завывания.

Давид бросился к ячейкам и вернулся с охапкой книг и свитков. Не теряя времени, он и их бросил в огонь. Аурелия вскоре очнулась от оцепенения и стала помогать ему. Вопли и крики, доносящиеся с галереи, стали просто ужасающими, однако языки пламени, вздымающиеся все выше и выше, и дым, заполнивший помещение, мешали разглядеть, что происходит с Избранными.

Когда в огонь попала очередная порция манускриптов, жаровня рухнула на пол, а Аурелия все бросала и бросала в костер книги, папирусы и все, что попадалось под руку, до тех пор, пока пламя не перекинулось на один из диванов…

Сквозь пламя и дым уже невозможно было разглядеть ни людей, ни предметы, находящиеся в хранилище, но Давид продолжал безумное аутодафе. Языки огня лизали перегородки, они почти уже добрались до ячеек с бесценными древними манускриптами.

– Прекратите!

Открылась одна из дверей, и в проеме обозначился силуэт Зевса Цивелоса. Он бросился к Давиду, но тот ловко увернулся от него.

– Аурелия! К двери!

Зевс схватил с пола тяжелый персидский ковер и пытался погасить разбушевавшееся пламя. Давид ухватил Аурелию за руку и тянул ее к открытой двери, надеясь выбраться из библиотеки. Они выскочили в коридор, но он разделялся на два прохода, что на секунду заставило беглецов остановиться в нерешительности. Но когда слева показалась русая шевелюра Барбело, они не растерялись и бросились в правый проход. В полной темноте, натыкаясь на стены, спотыкаясь о неровности пола, они не могли продвигаться быстро. Сколько метров еще надо пройти, чтобы выбраться на свежий воздух? Аурелия надышалась дымом, и ее обожженные легкие при каждом вдохе причиняли ей неимоверную боль; глаза слезились, она почти ничего не видела, но, опираясь на руку Давида, старалась не отставать от него…

Что это? Она прислушалась, но не смогла определить, слышит ли она биение собственного сердца или чьи-то шаги у себя за спиной. Ей показалось, что она чувствует на затылке чье-то жаркое дыхание, что она улавливает вопли разъяренных фурий, бросившихся за ними в погоню…

Наконец вдалеке показался проблеск ночного неба. Они почти уже выбрались…

Вдруг Давид резко остановился, удерживая Аурелию у себя за спиной. На фоне синеющего впереди выхода из подземелья показался хрупкий силуэт. Даже в темноте было ясно, что это – женщина с копной черных волнистых волос и светящимися в темноте глазами.

Хотя черты ее лица разглядеть было невозможно, но ее злобное, хриплое дыхание слышалось вполне отчетливо. Несмотря на то что в руках у нее не было никакого оружия, она всем своим видом внушала не меньший страх, чем змея, имя которой она носила.

– София?

На секунду Аурелии показалось, что она сможет убедить свою любовницу пропустить их, но фурия, выпустив когти, набросилась на Давида с такой яростью, что и речи не могло быть ни о какой пощаде, тем более о любви. Аурелия с ужасом наблюдала, как она вцепилась в мужчину с дикими воплями, повалила его на землю и стала душить, обхватив ногами за шею. Аурелия тут же набросилась на нее сверху, схватила за волосы, чтобы оттащить ее или, по крайней мере, заставить выпустить свою добычу. Но София не собиралась отступать, она пыталась рукой дотянуться до подруги и расцарапать ей лицо, но женщина увернулась и коленом ударила любовницу по пояснице. София охнула, но не отпустила Давида, хотя ей пришлось от боли ослабить свою хватку. Вторым пинком Аурелия повалила Аспик вперед, и Давиду удалось выскользнуть из-под нее. Однако в тот момент, когда он поднялся, София ударила его по ногам, и он снова упал, потеряв равновесие. Аурелия кинулась на разбушевавшуюся фурию и всем телом прижала ее к земле, чтобы помешать ей встать и вновь наброситься на Давида.

Они сцепились, катаясь по полу, в пыли, пока танцовщица не укусила своими острыми зубами нежную грудь соперницы. Аурелия от страшной боли выпустила ее и тут же почувствовала, как ей в шею впились ее острые ногти.

– Давид! – хрипло взывала она о помощи.

Но к этому времени из подземной галереи выскочили обезумевшие от ярости Элен и Барбело. Они обе сразу набросились на пианиста, словно изголодавшиеся вампирши, жаждущие свежей крови. Заметив это, Аурелия от отчаяния с такой силой дернула Софию за волосы, что солидный клок черных волос остался у нее в руке. Аспик, издав вопль смертельно раненного зверя, отпустила свою добычу. Аурелия, воспользовавшись этим, набросилась на двух женщин, одолевающих Давида, но те, казалось, были настолько озлоблены на свою жертву, что не замечали ни ударов, которыми их с ожесточением осыпала Аурелия, ни даже того, как она в ярости царапала их и кусала…

Вдруг кто-то сильной рукой отодвинул Аурелию в сторону. Она обернулась, готовая дать отпор новому обидчику, но Фаусто в это время набросился на Барбело и оторвал ее от Давида… Тогда Аурелия вцепилась в Элен и стала тянуть ее назад, упираясь ногами в пол, до тех пор, пока та не уступила… Как только удалось избавить Давида от этих взбесившихся ведьм, Аурелия помогла ему подняться, но он едва держался на ногах от испытанных потрясений. Тогда она обхватила его за талию и тащила до тех пор, пока они не вышли на берег. По тропинке, идущей под уклон, которая вела прямо к бухте, он уже смог идти самостоятельно.

Там, позади, они оставили Фаусто, продолжавшего героическую борьбу с тремя разъяренными фуриями. Но Аурелия не могла бросить его на произвол судьбы.

– Давид, ты сможешь сам добраться до яхты?

Он кивнул, хотя, судя по всему, не совсем понял, о чем идет речь.

– Тогда иди, я тебя догоню.

В глазах пианиста мелькнуло недоумение, поскольку он ни за что не хотел расставаться с девушкой после только что пережитой схватки.

– Нет!

– Иди, иди! Тебе надо торопиться. А я должна помочь Фаусто.

Теперь Давид полностью пришел в себя и решительно заявил:

– Я пойду с тобой.


Первый камень попал точно в цель, поразив Элен в основание черепа. Второй лишь слегка оцарапал кожу на виске Софии, но третий сразил и ее. Она растянулась на полу пещеры, как марионетка, у которой разом оборвались все веревочки, ведущие к кукловоду. Барбело не участвовала в драке, она не смогла поднять руку на своего любовника. Она так и застыла, прижавшись к скалистой стене галереи, трепеща от негодования, глядя на происходящее глазами, полными ужаса и сострадания… Фаусто, поднявшись на ноги, хотел было броситься к ней, но Аурелия положила руку ему на плечо:

– Мы уходим. Ты с нами?

Он покачал головой:

– Я не могу оставить тут Барбело.

– Но ты же рискуешь!

– Я так не думаю. Уходите, пока другие не подоспели… Уходите!


Красное зарево поднималось над вершиной скалистого холма, словно в центре его находилось жерло вулкана. Застекленная крыша хранилища древних книг лопнула при пожаре от высокой температуры, и огненные языки и искры вырывались к ночному небу. Никто не преследовал беглецов. У Аурелии вдруг возникла уверенность, что Зевс больше не станет чинить им препятствий, что он там, в своей библиотеке, со своими бесценными книгами… Она повернулась к Давиду, простиравшему к ней руки. Поддерживая друг друга, они спустились по извилистой тропинке к прибрежной полосе, петляя между белыми кабинками.


На берегу суетились какие-то люди, бросая швартовые на яхту «Зодиак», притягивая ее к пирсу. Аурелия крепче сжала руку Давида. Они двинулись к яхте, она – исцарапанная, совсем голая, он – окровавленный, в рваных трусах. Слуги Зевса Цивелоса молча расступились перед ними.

На пирсе их ожидал человек.

Он был с оружием.

И с усами. Черными, густыми усами, какие встречаются у тысяч и тысяч мужчин на Средиземноморье. Но эти усы Аурелия узнала бы среди всех.

Они принадлежали тому, кто неотступно следовал за ней по пятам с тех пор, как она поднялась на борт «Adriatic Queen» в Венеции.

То были усы ее ангела-хранителя.

21

Аурелия внимательно всматривалась в зеркало, словно надеясь разглядеть что-то, что пряталось за ее отражением, с другой стороны.

Но отражение показывало ей только линялое покрывало из дешевой ткани в цветочек, потрескавшийся умывальник со следами ржавчины, столик у изголовья, прожженный в некоторых местах окурками, пожелтевшие обои, пустой шифоньер с кривыми вешалками и потертый ковер, лишенный каких-либо признаков ухода… И еще биде.

И Аурелию. Аурелию в блестящем шелковом платье, расшитом цветами, похожем на то, что она оставила, покидая той весной Венецию, впрочем…


Когда-то муж считал ее святой. После того, как она какое-то время вела распутный образ жизни – разве не проституцией под видом культовых обрядов она занималась там, на острове? – у нее возникло странное ощущение, что она, в самом деле, в какой-то мере приблизилась к святости.

Как будто другая женщина надела на себя ее кожу. И эта женщина, образ мыслей которой и причины ее поступков не всегда были ей понятны, все-таки нравилась ей куда больше, чем прежняя Аурелия. Этой женщине никто и никогда больше не сможет навязывать свою волю, даже если ей придется предпочесть одиночество ради свободы.

Но в то же время, и Аурелия это знала наверняка, эта женщина никогда не останется совсем одна. Теперь у нее есть друг. Конечно, они никогда не встретятся в Александрии – этот город оставил ей столько сумбурных воспоминаний, что ей вряд ли захочется когда-либо туда возвращаться… Но Давид обещал навестить ее там, где она намерена поселиться. Ради этого он предусмотрел в своем расписании ближайшей зимой небольшое турне с концертами по Европе. К счастью, его руки, драгоценные руки пианиста, в ту ночь не пострадали. Тогда же, как только они оказались на борту яхты, Аурелия первым делом убедилась в том, что они целы и невредимы. Давид немало удивился такому проявлению чувств. Он отметил, что никогда раньше она не проявляла по отношению к нему подобной заботы. Его особенно поразило то, что девушка беспокоилась о нем именно как о человеке, а не переживала, как он выразился, словно капризный ребенок из-за игрушки, с которой ему не дают поиграть. Это она восприняла больнее, чем укусы и царапины Софии, хотя и простила ей все прошлые прегрешения…


Потом события развивались стремительно. Ангел-хранитель к тому времени уладил все ее дела в «Сесиль», по возвращении он отвез ее к знакомому врачу, который не стал бы болтать лишнего, чтобы убедиться, что ее раны и повреждения не опасны для здоровья, а потом – сразу в аэропорт, чтобы успеть к первому рейсу в Каир. Она простилась с Давидом у трапа самолета. Несмотря на раннее утро, ветер, трепавший широкие листья пальм, был жарким, удушающим. На верхней ступеньке, прежде чем войти в салон, она обернулась и напоследок вдохнула полной грудью пропитанный пылью и насыщенный керосиновыми парами воздух Александрии.

Ангел-хранитель доставил ее в Венецию живой и здоровой. Потом он ее покинул. Его контракт на этом благополучно завершился. Контракт, который он подписал с ее мужем, Андреа. Это он, ее венецианский принц, поручил ему охранять ее…