Как он и ожидал, Аурелия ослабила хватку своих губ и ответила:

– Я тоже.

Одновременно она остановила и неугомонную работу своей руки. Но член Марка по-прежнему оставался у нее во рту, и он был так же напряжен. Вся эта игра его не смягчила.

А тем временем Жан продолжал:

– Этот день был очень жарким. Ты встала и сняла свитер. Я перестал смотреть наружу и сделал о тебе простой вывод: это женщина, которая любит купаться обнаженной на пляже, где есть мужчины.

– Ты абсолютно ошибался на мой счет.

– Это потому, что, когда ты снимала свитер, я заметил краешек твоей обнаженной и загорелой груди. И я наивно, как это обычно бывает у путешественников, предположил, что эта якобы случайная демонстрация красоты была предназначена именно для меня.

– Ты же не знал, что я тебя даже не заметила, – извинилась Аурелия.

– Не заметить такого мужчину, как я! Можно ли в это поверить?

Вместо ответа она несколько раз энергично помассировала член мужа.

Жан отметил про себя, что это выглядит вполне убедительно.

Но Аурелия снова приостановила свои движения и удивленно воззрилась на головку члена, которую она ласкала. Она улыбнулась улыбкой, которую Жан называл улыбкой нильской суккубы[40]. Аурелия объяснила:

– Мои глаза не видят мужчин.

– Никогда?

– Марка я тоже не видела. Вот так!

– Очень хорошо, – отметил Жан. – Мне нравится меняться. Даже хуже того: мне нравится пытаться понять неизведанное.

– Я понимаю, о чем ты говоришь. Помнишь, как ты затащил меня на берег озера Тана, когда наша посудина зашла там в гавань. Ты не сказал мне про разрезы в моей рубашке, а начал говорить про трещины в старинных церквях и очарование кракелюра. Ты тогда сказал, что какая-то международная организация поручила тебе найти способ спасения шедевров. Хотя, и ты сам об этом упомянул, ты вовсе не был экспертом в области искусства.

– А ты сказала: «А я в этом специалист».

– Ты же понял позже, что я сказала правду. Помнишь, я тогда внимательно рассматривала старинные фрески и статуи? Именно они подарили мне новые идеи для картин с обнаженными женщинами.

– Да, я помню ту нашу встречу на берегу красивого, но какого-то грустного озера, из которого рождался голубой Нил. В тот день я не узнал ничего особенно нового для себя: я понял, что ты можешь быть далеко, находясь очень близко, и что я, очевидно, тебе не интересен. Больше ты мне свою грудь не показывала, и мы вернулись на борт.

– А почему ты не сел рядом со мной?

– Я еще не любил тебя.

– Когда же ты начал меня любить?

Жан рискнул приблизиться к той части тела Аурелии, которую он знал лучше всего. То есть знал еще довольно плохо, и он сам признавал это, но это место постоянно находилось рядом с ним, чтобы можно было изучить его гораздо лучше… Несмотря на то что формула Эммануэль отпускала ему лишь девять лет брака…

Он решил, что и после истечения этого срока останется любовником Аурелии, как это уже случилось с его первой женой и как это будет и с последующими.

Но Аурелия перехватила его любопытную руку и положила ее вместо своей руки на фаллос, который уже готов был снов взорваться спермой. Она стала делать его рукой те же самые движения, что делала до того сама. А потом она предоставила Жану заниматься этим самому.

Убедившись, что Жан получает удовольствие, она повторила свой вопрос:

– Когда?

– Когда мы прибыли в Лалибэлу, именно в тот момент, когда маленькие попрошайки прилипли к твоей юбке и ты стала от них вырываться. Подтянув юбку, ты обнажила ноги до верхней части бедер. Но этого оказалось достаточно, чтобы я думал о них днем и ночью, они стали моей навязчивой идеей. И останутся таковыми до конца моих дней.

Аурелия передвинулась таким образом, чтобы ее гибкое бедро надавило на член Жана так, чтобы он мог оставить там след, прокопать борозду – расколоть ее!

– Ты любишь только мои ноги. Но еще не меня, – сказала она.

* * *

Затем она сменила тон. Ее голос изменился от желания, которое всегда настигало Аурелию в объятиях Жана. Она стала умолять:

– Поцелуй мои ноги! Трахни их, как ты сделал это той ночью. Расскажи мне снова, как ты это делал!

– Меня обступили чиновники, и я потерял тебя из виду.

– Ты забыл про меня.

– Да. До ночи. Но ночью, когда я оказался в своей комнате в одиночестве, я попался. Я думал о твоих ногах. О том, что на тебя, цивилизованную даму, набросились дети – малолетние насильники.

– Мои ноги красивы?

– Ты была красива.

– А что насильники сделали со мной?

– Они с любовью разложили тебя на каменистой почве. Их пальцы схватили твои лодыжки. Потянув твои ноги в разные стороны, они начали тщательно разрывать тебя.

– А ты им сказал, что я девственница?

– Они сами это проверили. Черные любители любовных приключений в светлых лохмотьях, они взгромоздились верхом на твоих красивых бедрах цвета слегка поджаренного хлеба. Постепенно они полностью покрыли их своими членами, которых было так много, что я не мог их сосчитать.

– А ты, что ты делал в это время?

– Я был так же счастлив, как и они. Но так как они в конце концов не оставили на твоем теле ни малейшего свободного места, причем и внутри – тоже, ни кусочка плоти, которой я мог бы коснуться или увидеть, мне пришлось довольствоваться наблюдением за этими развратными призраками, которые повсюду трогали тебя.

– Долго? Хорошо?

– Очень долго, столько времени, сколько им всем понадобилось, чтобы тебя трахнуть, и не раз.

– А потом? Ты кончил?

– Они своими черными концами, а я – своим красным концом, мы все прекрасно кончили. Мы наслаждались своими концами, кончали, но только благодаря тебе. Это была моя первая ночь любви в этом далеком краю.

* * *

Он заметил, что Аурелия закрыла глаза и прикусила нижнюю губу. И он приказал ей:

– А теперь ты будешь делать то, что той ночью делал я.

– Хорошо, – согласилась она. – Я очень этого хочу.

Она сжала клитор двумя пальцами и принялась возбуждать края уже набухшего бугорка, раскрывая влагалище. Она не останавливалась и не сбавляла темпа до тех пор, пока из ее горла не вырвался первый крик.

– Достаточно, – произнес Жан.

Она медленно покачала головой и простонала:

– Я не могу остановиться.

– Оставь местечко для детей Лалибэлы.

– Нет, сам займись с ними любовью.

– Они в тебе, – сказал Жан. – Твоя киска наполнена ими. Ты ведь прекрасно знаешь, что именно их ты сейчас возбуждаешь своими пальцами.

– Нет, себя! Я возбуждаю себя! Смотри! Смотри, как я себя возбуждаю! – повторяла она в такт сотрясавшим ее судорогам. – О, как приятно мастурбировать, когда ты смотришь на меня! Видишь, Эммануэль тоже мастурбирует! Она смотрит на меня. А я смотрю на нее. Ах, как она мастурбирует!

– Из меня сейчас выльется целый литр, – проворчал Жан.

Находясь в состоянии оргастического бреда, Аурелия все же услышала слова мужа, потому как вдруг исступленно воскликнула:

– Прошу тебя, кончи в рот Эммануэль!

Но в тот момент он уже вошел в рот Аурелии. Вошел так легко и так неистово, словно все дети Лалибэлы переполняли его детородный орган потоками спермы. Так, будто член его, принадлежа одновременно и Лукасу, и Марку, и Пенфизеру, и Пэббу, наполнял жаром тело Эммануэль через все трещинки ее расписного тела.

Вместе с тем Эммануэль, будто виртуально присутствуя в доме супругов, крепко вцепилась в руки Аурелии. Ее сладострастные стоны наполнили дом, находившийся вдалеке отсюда, где она занималась любовью с Марком, рассказывая ему об Аурелии.

К удовольствию Жана, образы слились воедино, не смешиваясь, звучали в унисон, не повторяясь. В этой бесконечной череде исполненных желаний время и пространство начали мерно раскачиваться, точно ажурные двери смежных спален, где творятся чудеса.

3

Когда Жан и Аурелия проснулись, день уже был в самом разгаре.

– Давай все воскресенье проведем в постели, – предложил Жан. – Мы долгие месяцы не могли позволить себе такой праздник.

– И никто не будет за нами подглядывать? И подслушивать никто не станет? – с деланым возмущением отозвалась Аурелия.

– Это ты о ком?

– Ну, например, одна из моих моделей.

– То есть? Ты что, избегаешь женщин? Изменяешь своим принципам? С чего это ты вдруг поступилась своими принципами о разделении полов?

– Я что, должна быть единственной, кто никогда не нарушает принципов? А что, если на меня тоже кое-кто оказал влияние?

Улыбка Жана лучше всяких слов передала то невероятное восхищение, которое он испытывал по отношению к Аурелии.

Она уточнила:

– Ну что, я зову ее?

– Кто это будет?

– Лона.

– Почему именно она?

– Потому что она на меня похожа. Так ты не будешь чувствовать себя неловко. Или у тебя есть какие-то другие предпочтения?

– Я не стану изменять своему вкусу! К тому же ты прекрасно знаешь, какую слабость я питаю к зеркалам… В особенности если они кривые!

* * *

Лона ответила по телефону, что тотчас же придет. Аурелия поставила на кровать большой поднос, заставленный всевозможными яствами. Но девушка задерживалась, так что к тому моменту, как она наконец пришла, Жан и Аурелия уже все съели.

– В принципе можно повторить, – предложил Жан. – Я могу кое-что приготовить. Хотите мюсли или?..

– Только не сейчас, – ответила Лона. – Я только что съела пару булочек.

Переговоры прервал телефонный звонок. Аурелия приложила трубку к уху и казалась озадаченной. Жан с Лоной услышали, как она виновато говорит:

– Нет, нет! Я вовсе не забыла. Просто немного опаздываю. Я постараюсь побыстрее. Подождешь меня? Да?.. Да. Очень мило с твоей стороны!

Она положила трубку и объяснила:

– Кто-то из нас перепутал день недели. Очевидно, это я.

Разумеется, Жан сразу понял, что речь идет о встрече с Эммануэль. И что ошиблась именно она.

– Она уже в мастерской, – подтвердила его догадку Аурелия, чей голос выдавал крайнее сожаление тем, что их постельные забавы придется прервать.

Ни Жан, ни Аурелия даже не задумались о том, чтобы перенести встречу с Эммануэль на другой день. Но вот Лона настойчиво предложила отменить мероприятие.

– Могу я хотя бы пойти с тобой? – чуть ли не с мольбой в голосе спросила она.

Но у Аурелии были свои планы.

– Нет. Ты останешься с Жаном до моего возвращения. Он расскажет тебе, как мы познакомились. Ты ведь всегда хотела это знать, не так ли?

– Так и есть, – согласилась Лона.

Сложно было сказать, говорила ли она искренне или же просто подчинилась воле Аурелии.

– А он, в свою очередь, очень хочет поделиться с тобой этой историей, – добавила та.

Она снова села на кровать и запустила руку под простыню, желая возбудить член своего мужа. Совершая манипуляции, она заметила, что Лона не спускает глаз с колышущейся простыни, которая скорее подчеркивала непристойный характер действа, чем скрывала его.

Когда член Жана достаточно возбудился, Аурелия поднялась с кровати, поцеловала мужа, а затем – Лону, обоих долгим поцелуем в губы, и вышла из комнаты.

4

«Как следует вести себя при подобных обстоятельствах? – раздумывал Жан. – Мне нужно подрочить? Или попросить об этом малышку? Или же, как вариант, по-отечески лишить ее невинности?»

Начать он решил с первого варианта, говоря себе, что третий понравился бы ему куда больше, вот только, к сожалению, едва ли это возможно. То немногое, что он знал о моделях Аурелии, не позволяло ему заблуждаться.

Впрочем, безмятежность, с которой Лона наблюдала за его занятиями, свидетельствовала, по его мнению, не о широте ее взглядов, а скорее о полном безразличии к мужчинам как к человеческой особи.

«Если я хочу возбудить эту неприступную девицу и заставить ее получить эстетическое удовлетворение, рассчитывать мне нужно вовсе не на член, – трезво расценил Жан. – Эрекция нам в этом случае не пригодится».

– Что вы знаете о Лалибэле? – спросил он.

Она покачала головой и ответила таким соблазнительным тоном, что Жан сразу понял – успокоиться ему будет крайне сложно:

– Абсолютно ничего.

– Хотите, расскажу вам про это?

Она вновь покачала головой.

– Нет, – мелодично прозвучал ее категоричный отказ.

Дыхание Жана слегка пресеклось. Быть может, она неправильно поняла его слова? Он предпринял очередную попытку:

– Это уникальное место. Вероятно, вы согласитесь, если я вам его вкратце опишу?

Лона посмотрела ему прямо в глаза бесконечно невинным взглядом и повторила:

– Нет.

На этот раз у Жана не осталось никаких сомнений.

– Что же вас интересует? – дружелюбно спросил он.

Ответ не заставил себя долго ждать:

– Аурелия.