Антон Соя - ЭмоБоль. Сны Кити

— Мечтай-мечтай! Какие скачки-спячки, Тики? Я же маленькая!

— Маленькая, да удаленькая! Тебе уже два года, а мне всего три. У нас татуировок, год за десять, ты же знаешь. Я…

— Тихо! Справа, сорок метров, на тринадцать сорок пять! Давай, Клоун, лупась! — возбуждённо кричит Эллис. — Стоять, собачки!

Гневы, неохотно затормозив, дружно воют, задрав косматые головы к розовеющему небу и вращая выпученными красными глазами. Справа вдалеке, из серого колышущегося тумана, тянущегося над тоскливыми болотами, поднялись безликие пугающие тени безразличия. Не разгибая тяжёлые согбенные спины, болотные великаны устремили свои тела в сторону Эгорода. Услышав вой собак, они повернули слепые лобастые головы в сторону приближающихся всадников и принюхались, одновременно выпустив в их сторону сотни липких, окутанных болотным туманом холодных щупалец. Но поздно. Свинцовый дождь из пулемётов защитников Эмокора разнёс чудищ в кисель, лёгкие серые хлопья которого заметались снежной пургой между светлеющим небом и холодной землёй, закружились над головами всадников. Гневы с трудом стояли на месте, нервно рыли землю четырьмя передними лапами и победно выли.

— С очередной победой над индифферентностью, бро! — довольно продекламировала Эллис, заправляя за узкую спину, перекрещенную, как и грудь, пулемётными лентами, огромный, размером почти с саму девчушку, ещё дымящийся пулемёт.

— Мы — молодцы!

— Точно, детка! Ты девица — молодец, молодцее не бывает. Вот чёрт! Всё-таки успел, гад!

Клоун судорожно схватился короткими толстыми пальцами за холодный скользкий обрубок щупальца, словно пиявка присосавшийся к его румяной пухлой щеке, оторвал и выбросил подальше.

— Ты смотри, Эл! Мало того, что их с каждым днём всё больше, так они ещё с каждым днём всё сильнее, всё быстрее и всё выносливее.

— Ну да, Госпожа всё глубже прячет свои эмоции и чувства, не даёт им выхода, всячески их подавляет, а они прямиком отправляются к нам. Где мы их и мочим, бро! Дай-ка я осмотрю твою смертельную рану.

Эллис спешилась и упругой походкой подошла к расстроенному другу, не выпуская из рук поводьев мелко дрожащего, возбуждённого прошедшим боем гнева. Толстяк с умилением смотрел на бравую компаньонку. Маленькая хрупкая девушка. Тоненькие ножки в тяжёлых гриндерсах. Короткая кожаная кавалеристская юбка, в разрезе которой мелькнуло чёрное бельё с орнаментом из красных оскаленных черепов. На поясе красы-девицы висит страшный тесак с острым зазубренным лезвием. Чёрная косуха наглухо застёгнута до тонкой хрупкой шеи. Невинное личико с наивным, добрым взглядом вполне подошло бы, например, Красной Шапочке. Только вот волку, встретившему эту девочку в лесу, не позавидуешь. Съездила бы она на нём к бабушке и обратно домой. И служил бы Серый ей, как верный раб, всю оставшуюся жизнь. Потому что никто не может отказать Эллис. И вовсе не из-за тесака и пулемёта. Просто она такая, особенная девушка.

— Эл, когда ты говоришь слово Госпожа, мне сразу в голову приходят образы де Сада.

Гнев, на котором сидел клоун, лёг, вытянув лапы, чтобы Эллис смогла взглянуть вблизи на пострадавшую щёку героя.

— Хорошо, что не детсада, Тики! Ну, хватит бредить. Мы договорились называть Кити Госпожой. «Создатель» — слишком пафосно, хотя и справедливо. А в твою голову давно никакие приличные образы не приходят. Ранка маленькая, похоже, ты ещё немного поживёшь. Так что расслабься, яд я отсасывать не буду. Само пройдёт.

Эллис встала на цыпочки и чмокнула клоуна в место укуса. Лицо Тик-Така тут же сравнялось по цвету с его вечно алым носом. Чтобы скрыть красные маки смущения, немедленно вымахавшие рядом, клоун свалился с гнева на спину, прямо на цветы, и стал сучить в воздухе короткими ножками в огромных башмаках, изображая капризного ребёнка в магазине игрушек:

— Хочу ещё, Эл! Хочу-хочу-хочу-хочу еще!

Фонтаны цирковых слёз из глаз влюблённого клоуна дополнили картину.

— Хорошо, боец! Ты славно сражался и заслужил ещё один поцелуй. Закрой глаза и жди.

Тик замолк и с таким старанием закрыл свои маленькие глаза, что по всему его гуттаперчевому лицу побежали паутинки морщинок. Сначала он почувствовал, как что-то горячее и влажное коснулось его щеки, и задрожал от удовольствия, но тут же вскочил с диким криком, отпрыгнув на метр назад.

— Фу, Эл! Как ты могла? Какая гадкая вонючая пасть! Это даже не смешно!

— А по-моему, смешно! И полезно! Язык гнева и его слюна прекрасно продезинфицировали твою ранку.

Шесть голов её гнева с недоумением смотрели на седьмую, только что лизнувшую по команде Эллис щёку Тик-Така.

— Клоун, хватит дуться! Ты и так круглее шара!

— Я и Так! Я и Тик! А ты — злобная мегера!

— Да, я такая. Мы свои признанья не забудем — зло и гадость мы приносим людям! Но тебя я очень люблю. Как друга, конечно. И вообще, в Реале уже скоро утро, а ты тут комедию ломаешь. Тебе давно пора скакать как угорелому в Спальный район. Госпожа скоро проснётся. Или, может, наконец разрешишь мне самой поговорить с ними?

— Даже и не думай. Там нужен талант переговорщика, а ты только и можешь, что тесаком махать. Да и мала ты ещё для таких дел. Нос не дорос. — Клоун посигналил в свой огромный красный нос, как в клаксон.

— Лучше проверь пост Тру-Пака, он самый неспокойный!

Клоун необычайно ловко для своего громоздкого тела запрыгнул на гнева, и тот, радостно взвыв, помчал его к Эгороду. Эллис в одиночестве продолжила утреннее патрулирование.

Она тонула в мягком облаке, тонула в сладкой истоме, тонула в жарких объятиях любимого.