– Этот подлый испанский пес хочет нас предать! Зачем ему понадобилось освобождать Франциска? Совсем с ума сошел? – Генрих повернулся к королеве. – Он что, полоумный, твой племянничек? Или затеял двойную игру – хочет получить побольше? Надуть меня вздумал, как твой папаша когда-то надул моего? Получается, у всех испанских монархов в крови низкое предательство? Отвечайте, мадам. Он ведь вам пишет? Что он там написал, ваш племянничек? Хочет отпустить моего злейшего врага? Право, он либо сумасшедший, либо просто дурак.

Екатерина взглянула на кардинала Уолси – не вмешается ли тот, но при таких обстоятельствах какая уж тут дружба. Кардинал не открывал рта и встретил пронзительный, просящий о помощи взгляд королевы с истинно дипломатическим спокойствием.

Оставшись одна, без всякой поддержки, королева повернулась к мужу:

– Мой племянник ничего мне не пишет о своих планах. Мне неизвестно, думает ли он об освобождении Франциска.

– Надеюсь, что нет! – взревел король, наклонившись к ней. – Иначе вы, мадам, будете виновны в измене, если не в чем похуже. Знай вы, что ваш племянник хочет отпустить злейшего врага страны, окажетесь предательницей.

– Я ничего не знаю, – уверенным тоном отвечала королева.

– Уолси мне сообщил, Карл подумывает отказаться от помолвки с принцессой Марией. Вашей дочерью! Что вы скажете на это?

– Я ничего не знаю, – повторила она.

– Простите мое вмешательство, – негромко заметил кардинал, – но ваше величество, похоже, забыли вчерашний разговор с испанским послом. Как мне помнится, он предупреждал, что Карл подумывает о разрыве помолвки с принцессой.

– Разорвать помолвку! – Король в гневе вскочил, больше не в силах усидеть в кресле. – И вы об этом знали, мадам?

Королева, соблюдая этикет, поднялась на ноги:

– Да, кардинал прав. Посол упоминал о возможных сомнениях по поводу помолвки с принцессой Марией. Я об этом не сказала, поскольку не могу поверить. Другое дело, если бы мой племянник мне сам написал. Но от него я ничего такого не слышала.

– Боюсь, подобный исход неизбежен, – вставил кардинал.

Королева пристально взглянула на кардинала – уже второй раз подряд он подставляет ее под неприкрытый гнев короля, и, нет сомнений, намеренно.

– Мне жаль, что вы так думаете, – заметила она.

Генрих резко опустился в кресло, от гнева не в силах вымолвить ни слова. Королева все еще стояла, он не предложил ей сесть. Кружева на груди слегка шевелятся в такт дыханию, пальцы едва касаются висящих на поясе четок. Она ни на минуту не теряет достоинства и благородной осанки.

Генрих обратился к ней, полный ледяного презрения:

– Знаете, что нам придется сделать, чтобы не упустить открывающихся возможностей, которые вашему племянничку не терпится пустить на ветер?

Она молча качнула головой.

– Поднять налоги, вот что. Собрать еще одно войско. Затеять еще один поход во Францию, еще одну войну. И придется этим заниматься одним, без поддержки вашего племянника – вашего племянника, мадам, – который выиграл самую что ни на есть удачную битву, а потом пустил все на ветер, как будто победа просто пустяк какой, песок да галька – пусть смывает морской волной.

Даже теперь королева не двинулась с места. Но ее терпение только сильнее раззадорило короля. Он снова вскочил с кресла, словно хотел на нее наброситься с кулаками. Мне даже показалось – вот-вот ударит, но то был не кулак, а указательный палец, направленный ей в лицо.

– А вы, приказали вы ему хранить мне верность?

– Приказала. – Она едва разомкнула губы. – Я приказала ему хранить верность нашему союзу.

За спиной у королевы кардинал Уолси отрицательно качнул головой.

– Лжете! – раздался крик короля. – В вас испанской принцессы куда больше, чем английской королевы.

– Бог свидетель, я верная жена и истинная англичанка.

Генрих отвернулся, с бешеной скоростью пронесся мимо расступившихся в страхе придворных, кланяющихся и приседающих в реверансах. Его фавориты, отвесив короткий поклон королеве, направились было вслед за ним, но у дверей он обернулся и прокричал:

– Я этого не забуду! Никогда не прощу и не забуду оскорблений, нанесенных вашим племянником, не прощу и не забуду ваших изменнических дел!

Она медленно и величественно опустилась в глубочайшем королевском реверансе и, как танцовщица, застыла, покуда Генрих, изрыгнув ругательство, не выскочил за дверь. Только тогда она поднялась, внимательно осмотрелась, взглянув на каждого, кто был свидетелем ее унижения и теперь старался не смотреть ей в глаза, надеясь, что она не прикажет следовать за ней.


На следующий день за ужином я заметила, что король пристально взглянул на меня, когда я следом за королевой входила в зал. После ужина все было готово к танцам, он приблизился и, даже не посмотрев в ее сторону, пригласил на танец меня.

Когда мы вышли в центр зала, по рядам придворных пронесся шепот.

– Я один, – бросил Генрих через плечо, и остальные танцоры, уже готовые вступить в круг и танцевать с нами, шагнули назад – теперь они будут зрителями.

Что это был за танец, танец соблазна! Генрих не сводит голубых глаз с моего лица, вот он приближается ко мне, топает ногой, хлопает в ладоши, будто сдирает с меня одежду на глазах у всего двора. Я запретила себе думать о королеве, о том, что она на нас смотрит. Я танцевала. С высоко поднятой головой, глаза в глаза, маленькие, соблазнительные шажки, бедра призывно колышутся. Вот мы уже совсем рядом, он подбрасывает меня, держит на руках – придворные аплодируют без устали. Король мягко опускает меня на пол, и вот я стою посреди зала, щеки горят, все смешалось – неловкость, триумф, желание. Повинуясь ритму барабана, мы расходимся в разные стороны, потом, ведомые движениями танца, снова сближаемся. Король опять поднимает меня на воздух, на этот раз опускает медленно, прижимая всем телом к себе. О, это ощущение его тела – грудь, бедра, ноги. Мы замираем, мое лицо совсем рядом, он наклоняется – поцеловать меня в губы. Его дыхание на моем лице, тихий шепот: «У меня в спальне. Немедленно».


Я провела эту, да и следующие ночи в постели короля, повинуясь его неизменному желанию. Предполагалось, что я счастлива. По крайней мере, моя матушка, отец и дядя, да и, наверное, Джордж, были счастливы: король опять выбрал меня, все при дворе снова вращается вокруг меня. Придворные дамы королевы выказывают мне почтение совсем как ей. Иностранные послы низко мне кланяются, будто я принцесса, королевские фавориты пишут в мою честь сонеты, воспевая золотые кудри и алые губки. Фрэнсис Уэстон написал мне песню, и, куда бы я ни пошла, все готовы мне служить, помогать, ухаживать за мной. Кто-нибудь все время шепчет мне на ухо – просит упомянуть королю то или это, а они мне потом по гроб жизни будут благодарны.

Я следовала совету Джорджа и всегда отказывала всем просителям, не докучая королю просьбами даже о себе самой. Ему это очень нравилось, так с ним никто никогда себя не вел. Мы свили маленькое уютное гнездышко за тяжелыми дверями его спальни. Ужинали вдвоем, после того как ужин подавали в парадном зале. Компанию нам составляли только музыканты да изредка один-два королевских приятеля. Томас Мор часто приглашал короля подняться на плоскую крышу замка – поглядеть на звезды, и я шла с ними, всматривалась в глубину темного неба и думала – там, над Хевером, стоят те же звезды, сверкают сквозь узкие прорези бойниц, освещая спящее личико моей малышки.

Ни в мае, ни в июне обыкновенные женские дела не пришли. Я шепнула Джорджу, он меня крепко обнял, прижал к себе:

– Скажу отцу. И дяде Говарду. Молись, чтобы на этот раз был мальчик.

Я хотела сама рассказать Генриху, но они решили – новость слишком весомая и многообещающая, ее надо использовать получше. Пусть к королю пойдет мой отец, тогда семья извлечет из моей плодовитости полный прибыток. Отец попросил короля уделить ему несколько минут для личной аудиенции, тот, думая, что речь пойдет о переговорах кардинала Уолси во Франции, увлек отца в амбразуру окна – поговорить вдали от длинных ушей двора. Отец с улыбкой произнес одну краткую фразу, я увидела – король бросил взгляд в ту сторону, где я сидела с другими дамами, услышала его радостный возглас. Он бросился через всю комнату и чуть не схватил меня в объятия, но вдруг остановился – испугался сделать мне больно. Вместо того поднес к губам мою руку:

– Красавица моя! Лучше новости и не придумаешь. Давно ничего такого хорошего не слышал!

Я глянула мельком на сгорающие от любопытства лица придворных, повернула голову к королю.

– Ваше величество, – осторожно начала я, – я так рада, что вы счастливы.

– Счастливее не бывает, – заверил он, поднял меня на ноги, поставил рядом.

Все как одна придворные дамы вытянули шею, стараясь в то же время смотреть в сторону, – ужасно хочется узнать, в чем дело, но никак нельзя, чтобы тебя заподозрили в подслушивании. Отец и Джордж встали рядом с королем и принялись громко болтать о каких-то пустяках – о погоде, о том, когда начнется летнее путешествие двора. Таким образом, мы с королем получили возможность поговорить.

Генрих усадил меня на скамью подле окна, нежно положил руку мне на корсаж:

– Не слишком туго зашнуровано?

– Нет, – усмехнулась я. – Еще совсем рано, ваше величество. Еще почти ничего не видно.

– Молись, чтобы на этот раз получился мальчик.

Я улыбнулась безрассудной улыбкой Болейнов:

– Даже не сомневайтесь. Помните, про малышку Екатерину я никогда не говорила – будет мальчик. На этот раз я совершенно уверена – мальчишка. Может, назовем его Генрихом?


Моя беременность принесла семье немало благ. Отец стал виконтом Рочфордом, а Джордж именовался «сэр Джордж Болейн». Матушке, как виконтессе, разрешалось теперь носить пурпур. Мужу моему был пожалован еще кусок земли вдобавок к его растущему поместью.

– Похоже, мне надо поблагодарить вас, мадам. – Муж решил сесть рядом со мной за ужином и угождать мне, отрезая лучшие кусочки мяса.

Взглянув туда, где сидел король, я улыбнулась, заметив – Генрих смотрит в нашу сторону.

– Всегда рада оказаться полезной, – вежливо ответила я.

Он откинулся в кресле, улыбнулся, но в глазах стояла тоска, тоска пьяницы.

– Итак, нам предстоит еще один год – вы при дворе, я в свите короля, и мы редко друг друга видим и еще реже разговариваем. Вы – любовница, я – монах.

– Не знала я, что вы решили вести воздержанную жизнь. – Я постаралась, чтобы голос мой звучал спокойно.

У него хватило вежливости улыбнуться.

– Я женат, вы замужем. Откуда мне взять наследников для моего нового поместья, если не от жены?

Я кивнула. Мы оба несколько мгновений молчали.

– Вы правы, мне очень жаль, – наконец проговорила я.

– Если опять родится девочка и он потеряет к вам интерес, вас пошлют домой, ко мне. Вы снова станете моей женой, – сказал он как бы между прочим. – Как вы думаете, мы поладим, вы, я и два маленьких бастарда?

– Мне неприятно слышать это слово, милорд. – Я взглянула ему прямо в глаза.

– Осторожно, – напомнил он, – за нами наблюдают.

На моем лице тут же появилась ничего не значащая придворная улыбка.

– Кто наблюдает? Король? – Я не хотела оборачиваться.

– И ваш отец.

Я взяла хлеб, принялась потихоньку отщипывать маленькие кусочки, делая вид, что мы говорим о пустяках.

– Мне неприятно слышать, когда вы так говорите о Екатерине. Она носит ваше имя.

– Так что, я должен ее за это любить?

– Мне кажется, когда вы ее увидите – сразу полюбите. Такая красивая девочка. Не могу представить, чтобы вы ее не полюбили. Надеюсь, смогу побыть с ней этим летом в Хевере. Она уже, наверное, учится ходить.

Он опустил глаза:

– Так вот чего вам на самом деле хочется, Мария. Вы любовница короля Англии, а ваше заветное желание – жить в маленьком замке и учить дочку ходить.

Я усмехнулась:

– Глупость, правда? Но так и есть. Ни на что на свете не променяла бы такой возможности.

Он покачал головой, начал ласковым голосом:

– Мария, поправьте меня, если я ошибаюсь. Мне раньше казалось, что вы меня просто использовали, я очень сердился на вас и эту волчью стаю – вашу драгоценную семейку. А теперь мне вдруг пришло в голову, что это мы на вас наживаемся. Мы все благоденствуем и преуспеваем, а вы между всеми нами как кусок бисквита, брошенного в пруд уткам, – всяк надкусывает, всяк ест живьем. Пожалуй, вам надо было выйти замуж за кого-то, кто бы вас любил, заботился о вас и без перерыва делал вам младенцев, чтобы вы могли их сами кормить.

Представив себе эту картину, я только улыбнулась.

– Хотели бы вы быть замужем за таким человеком? Мне бы это понравилось. Я бы хотел, чтобы вы жили с тем, кто вас любит и никому не отдает, как бы выгодно это ни казалось. Когда я пьян и грустен, мне иногда хочется набраться храбрости и стать таким человеком.