– Заявляю вам, наш брак незаконен, поэтому должен быть и будет аннулирован.

Она подняла залитое слезами лицо:

– Мы получили особое разрешение.

– Папа не может идти против Закона Божьего, – отрезал Генрих.

– Это не Закон Божий… – прошептала королева.

– Довольно споров, мадам, – прервал Генрих, боясь, что она его переспорит. – Смиритесь, вы больше не королева и не жена мне. Уступите дорогу другим.

– Это невозможно. Не важно, чего я хочу. Я – ваша жена и королева. Этого не отменишь.

Не в силах видеть ее мучения, он шагнул прочь и уже в дверях добавил:

– Вы слышали все, что я собирался сказать, из моих собственных уст. Вам не на что жаловаться, я честен с вами. Но будет так, как я решил.

– Я любила вас долгие годы, – прорыдала она вслед. – Отдала вам всю себя. Скажите, чем я оскорбила вас, чем не угодила?

Генрих уже на пороге. Я вжалась в стену, чтобы пропустить его, но он не мог не ответить на страстную мольбу королевы.

– Вы должны были родить мне сына, – произнес он просто. – А вы этого не сделали.

– Я старалась! Видит бог, Генрих, я старалась! Я родила сына, и не моя вина, что он умер. Бог захотел видеть нашего маленького принца на небесах, это же не моя вина!

Боль, звучащая в ее голосе, потрясла короля, но не остановила.

– Вы должны были родить мне сына, – повторил он. – Мне необходим сын – ради Англии.

Лицо Екатерины сурово.

– Надо смириться с Божьей волей.

– Но сам Бог внушил мне эту мысль! – Он уже кричал. – Бог повелел покончить с поддельным, греховным браком и начать сначала. И у меня будет сын, я знаю, Екатерина. А вы…

– Да, я. – Она вскинулась, как борзая, взявшая след. – Что со мной? Монастырь? Старость и смерть? Я испанская принцесса и английская королева. Что вы можете предложить взамен?

– Это воля Божья, – повторил король.

Ее смех звучал страшнее рыданий.

– Божья воля оставить законную жену и жениться неизвестно на ком? На девке? На сестре девки?

Я окаменела. Генрих прошел мимо меня и уже из другой комнаты выкрикнул:

– Божья воля и мое желание.

И дверь захлопнулась.

Я крадучись отступила назад, от души надеясь, что королева меня вообще не заметила, ведь я видела ее рыдания, слышала, как она назвала меня девкой. Но она отняла руки от лица и сказала просто:

– Помогите мне, Мария.

Я подошла. Впервые за семь лет она при мне попросила о помощи. Протянула руки, чтобы я помогла ей подняться. С трудом держится на ногах, глаза красные от слез.

– Вам надо отдохнуть, ваше величество.

– Некогда отдыхать. Доведите меня до молитвенной скамеечки и подайте четки.

– Но, ваше величество…

– Мария, – голос хриплый от недавних рыданий, – он меня уничтожит, лишит наследства нашу дочь, погубит страну, пошлет свою бессмертную душу прямиком в ад. Я должна помолиться за него, за себя, за Англию. А потом надо будет написать племяннику.

– Ваше величество, письмо до него не дойдет.

– У меня есть тайные пути.

– Не пишите ничего, что может обернуться против вас.

Я замолчала, услышав страх в своем голосе. Она делано улыбнулась, но улыбка вышла горькой.

– Неужели может быть хуже, чем сейчас? Меня нельзя обвинить в измене, я – королева Англии, я и есть сама Англия. Наш брак нельзя расторгнуть, я – жена короля. Он сошел с ума этой весной, но осенью придет в себя и вернется. Все, что нужно, – пережить лето.

– Лето Болейнов. – Я вспомнила Анну.

– Лето Болейнов, – повторила королева, – не продлится дольше одного сезона.

Руками в старческих пятнах она сжала обитую бархатом подушку на молитвенной скамеечке, и я поняла – в этом мире она больше ничего не видит и не слышит, она рядом с Богом.

Я тихонько вышла и затворила за собой дверь.


Джордж притаился в темноте передней комнаты, как наемный убийца.

– Дядя ждет.

– Я не могу. Извинись за меня.

– Идем.

Я ступила в полосу света, льющегося из распахнутого окна, яркие огни ослепили меня. Кто-то пел, Анна беззаботно смеялась.

– Умоляю, Джордж, скажи, что не нашел меня.

– Он знает, ты у королевы. Меня послали дождаться, когда ты выйдешь. Когда бы это ни случилось.

Я покачала головой:

– Не могу предать ее.

В три шага брат пересек комнату, сжал мой локоть и повел к двери. Он шел так быстро, что я даже бегом с трудом за ним поспевала, а на лестнице не оступилась только благодаря тому, что он сжимал мою руку как в тисках.

– Из какой ты семьи? – спросил брат, стиснув зубы.

– Болейн.

– Кто твоя родня?

– Говарды.

– Где твой дом?

– Хевер и Рочфорд.

– Страна?

– Англия.

– Кто твой король?

– Генрих.

– Вот и служи им. В таком порядке. Разве я назвал испанскую королеву в этом списке?

– Нет.

– Запомни это! – Я пыталась возражать, но он продолжал яростным шепотом: – Каждый день я жертвую собой ради семьи, хожу на задних лапках то перед одной сестрой, то перед другой, угождаю королю. Отрекаюсь от своих желаний, от своих чувств, от своей души! Сам себя не понимаю. Вот и пришли.

Он втолкнул меня в комнату дядюшки, даже не постучавшись. Дядя сидел за столом, свет из окна падал на бумаги, на букет ранних роз. Сразу заметил, как тяжело я дышу, как расстроена.

– Мне необходимо знать, что произошло между королем и королевой. – Он не тратил время на предисловия. – Служанка сказала, ты была там.

Я кивнула:

– Услышала ее плач и вошла.

– Она плакала? – осведомился недоверчиво.

Я снова кивнула.

– Расскажи.

Я молчала. Он властно взглянул на меня. Острый, проницательный взгляд карих глаз. Повторил еще раз:

– Расскажи.

– Король объявил, что стремится к признанию брака недействительным, как не имеющего законной силы.

– А она?

– Попрекнула его Анной, а он не отрицал.

Жестокая радость вспыхнула в его глазах.

– Что она делала, когда ты уходила?

– Молилась.

Дядя встал из-за стола, обошел меня, заботливо взял за руку:

– Ты ведь захочешь повидать детей этим летом, правда, Мария?

У меня закружилась голова от тоски по Хеверу, по моей маленькой Екатерине, по малышу. Закрыла глаза, на миг как будто увидела их, обняла. Ощутила сладкий младенческий запах чистых волос, нагретой солнцем кожи.

– Поможешь нам – разрешу провести в Хевере все лето, пока двор будет путешествовать. Все лето будешь одна с детьми, никто тебя не побеспокоит. Твое дело будет закончено, и я избавлю тебя от двора. Но ты должна помочь мне, Мария. Скажи мне точно, какие, по-твоему, планы у королевы.

– Она собирается писать своему племяннику. Сказала, знает путь, как доставить ему письмо.

– Надеюсь, ты разузнаешь, как это она переписывается с Испанией, и сообщишь мне. Сделаешь – пробудешь с детьми на неделю больше.

Дядя вернулся за стол, занялся бумагами, бросил небрежно:

– Можешь идти.


Когда я вошла, королева сидела за столом и писала.

– А, леди Кэри, пожалуйста, зажгите еще одну свечу, плохо видно.

Я поставила подсвечник ближе к ее бумагам. Королева писала по-испански.

– Пошлите за сеньором Фелипесом, у меня к нему поручение.

Я медлила, но королева, подняв глаза от письма, коротко кивнула.

– Сходите за сеньором Фелипесом, – приказала я слуге, дежурившему у двери.

Он тут же появился. Хранитель посуды и столового белья, человек средних лет, он приехал из Испании вместе с Екатериной перед ее замужеством да так и остался у нее на службе. Несмотря на английскую жену и английских детей, не утратил ни испанского акцента, ни любви к Испании.

Я провела его в комнату.

– Оставьте нас, – попросила королева.

Успела заметить: письмо сложено и запечатано ее собственным кольцом с изображением граната с герба Испании.

Я уселась ждать возле окна. Когда он прошел мимо меня, пряча письмо под камзолом, устало отправилась искать дядю Говарда, чтобы рассказать обо всем.


Сеньор Фелипес уехал на следующий день. Дядя нашел меня на извилистой дорожке, ведущей вверх к Виндзорскому замку.

– Можешь отправляться в Хевер, ты хорошо поработала.

– Правда?

– Мы схватим сеньора Фелипеса в Дувре, когда он будет садиться на корабль, плывущий во Францию. Достаточно далеко от дворца, до королевы новость не дойдет. Письмо племяннику попадет к нам в руки, ее ждет гибель. Государственная измена налицо. Уолси в Риме, королеве придется согласиться на развод, чтобы спасти свою шкуру. Король освободится для нового брака. Этим же летом!

А королева верит, что достаточно продержаться до осени, и все наладится.

– Обручение летом, свадьба и коронация по возвращении в Лондон, осенью.

Я застыла от леденящей мысли: сестра – королева Англии, я отставная королевская шлюха.

– А я? – спросила, сглотнув комок в горле.

– Сейчас поедешь в Хевер. Когда Анна станет королевой, вернешься ко двору, надо будет, чтоб ее окружали члены семьи. Но пока ты свое дело сделала.

– Разрешаете уехать сегодня? – Вот и все, что я спросила.

– Если найдешь кого-нибудь, кто тебя отвезет.

– Можно попросить Джорджа?

– Да.

Я сделала реверанс и, ускорив шаг, продолжила путь вверх по дорожке.

– Ты молодец, с Фелипесом получилось удачно, мы смогли выиграть время, – сказал дядя мне вслед. – Королева думает, помощь близка, и не знает, что по-прежнему в одиночестве.

– Всегда рада служить делу Говардов.

Лучше, чтобы никто не подозревал, как я мечтаю похоронить всех, кроме Джорджа, Говардов разом в большом семейном склепе и никогда о них не вспоминать.


Брат только что вернулся с конной прогулки с королем и не желал снова садиться в седло.

– Голова раскалывается. Пил и играл всю прошлую ночь. Фрэнсис невыносим… Не поеду сегодня в Хевер, мне этого не вынести.

Я взяла его руки в свои и заставила взглянуть мне в лицо. В глазах стоят слезы, сдерживать их уже нет сил.

– Ну пожалуйста, что, если дядя передумает? Помоги мне, отвези меня в Хевер к детям.

– Прошу тебя, не плачь. Не могу видеть твоих слез. Конечно, я отвезу тебя. Пошли кого-нибудь на конюшню оседлать лошадей, мы выезжаем сейчас же.

Я побежала собрать необходимые вещи в сумку и велеть увязать сундук, чтобы отправить следом на повозке, и застала Анну в нашей комнате.

– Куда это ты?

– В Хевер. Дядя Говард разрешил.

– А я как же?

Ее безнадежный тон заставил меня вглядеться пристальнее.

– Ты? Ты получаешь все. Боже милостивый, чего еще тебе надо?

Она упала на табурет перед маленьким зеркалом, уронила голову на руки и уставилась на свое отражение:

– Он любит меня. Просто с ума по мне сходит. Я трачу все время, чтобы манить его к себе и отталкивать прочь. Во время танца чувствую его возбуждение. Он страстно хочет меня.

– Так что же?

– Его надо поддерживать в таком состоянии, как соус на медленном огне. Доведешь до кипения – сама ошпаришься до смерти. Если он перегорит, что станет со мной? Остынет и отправится к другой. Надо же ему свой хрен куда-то макать. А соперницы мне ни к чему. Вот поэтому ты мне и нужна здесь.

– Свой хрен куда-то макать? – Она, право, становится хуже базарной торговки.

– Да.

– Обойдешься без меня. Всего-то на пару недель. Дядя сказал – обручение летом, свадьба осенью. А я сделала свое дело и могу быть свободна.

Она даже не спросила, что это за дело. Сестра всегда была похожа на фонарь с опущенными заслонками – светит только в одном направлении. На первом месте – Анна, потом Болейны, потом Говарды. Она не нуждалась в катехизисе Джорджа. Это мне надо было напоминать о преданности семье, она сама знала, в чем ее интерес.

– Пару недель я выдержу. А потом получу все!

Лето 1527 года

С тех пор как Джордж уехал из Хевера, я ничего не слышала ни о нем, ни об Анне. В эти солнечные летние дни двор совершал поездку по Англии, но мне было все равно. У меня дети, дом, никто не следит – не бледна ли я, не умираю ли от зависти. Никто не обсуждает у меня за спиной, лучше я выгляжу, чем сестра, или хуже. Свободна от двора, от постоянной борьбы между королем и королевой. Но самое лучшее – свободна от постоянного ревнивого счета между мной и Анной.

Дети в таком возрасте, когда день пролетает быстро, наполненный мелкими делами. Мы ловили рыбу во рву на кусочки бекона на ниточке. Седлали охотничью лошадь, и каждый из детей катался по очереди, снаряжали экспедиции через подъемный мост в сад за цветами и фруктами, закладывали повозку, выстланную сеном, я сама брала поводья и правила до самого Эденбриджа, чтобы выпить глоток эля на постоялом дворе. Смотрела, как они преклоняют колени на мессе, как округляют глаза, когда священник поднимает облатку. Наблюдала, как они засыпают вечером, видела их разгоряченную солнцем кожу, тень от длинных ресниц на пухлых щечках. Я напрочь забыла о существовании двора, короля, фаворитов.