Морской переход через Ла-Манш прошел без приключений, дамы спустились вниз, Анна заперлась в каюте и проспала бо́льшую часть путешествия. Придворные оставались на палубе, кутались в плащи для верховой езды, оглядывали горизонт в поисках проходящих судов, потягивали подогретое вино. Я вышла на палубу, оперлась о поручни, глядела на волны, расходящиеся за кормой корабля, слушала потрескивание рей над головой.

Теплая ладонь накрыла мою замерзшую руку.

– Как ты себя чувствуешь? – прошептал мне в ухо Уильям Стаффорд. – Обходишься без морской болезни?

Я обернулась, улыбнулась в ответ:

– Ни малейшего признака. Но матросы говорят – погода хорошая, волнения на море никакого.

– Надеюсь, продержится всю дорогу.

– Как, мой странствующий рыцарь опасается морской болезни?

– Не очень-то, – чуть обиженно сказал он.

Ужасно хочется его обнять. Наверное, именно тогда и понимаешь, что любишь, когда оказывается, что твой возлюбленный отнюдь не само совершенство. Никогда бы не поверила: влюблена в человека, страдающего морской болезнью, а вот гляди-ка, больше всего мечтаю сбегать за пряным вином, укутать милого в теплый плащ.

– Пойдем сядем.

Я огляделась. Похоже, никто на нас не смотрит, такое нечасто бывает при дворе – рассаднике сплетен и скандалов. Подвела Уильяма к груде сложенных парусов, усадила спиной к мачте, заботливо, как маленького Генриха, закутала в плащ.

– Не уходи, – попросил он, как сначала мне показалось, игриво, но нет, во взгляде нет никакого подвоха.

Я тронула щеку холодной ладонью:

– Подожди, принесу пряного вина.

Я отправилась в камбуз, где корабельный кок подогревал вино и эль, резал хлеб большими ломтями. Когда вернулась, Уильям подвинулся, чтобы я могла сесть рядом. Я держала стакан, пока он ел хлеб, а потом мы по очереди, каждый по глотку, пили вино.

– Лучше теперь?

– Конечно. А что мне для тебя сделать?

– Ничего, ничего, – поспешно ответила я. – Просто приятно, что тебе уже лучше. Хочешь еще подогретого вина?

– Нет, спасибо, мне бы теперь поспать.

– Прислонись к мачте и поспи.

– Нет, так не смогу.

– Тогда ложись на паруса.

– Боюсь с них скатиться.

Я оглянулась кругом. Никого. Все сгрудились у подветренного борта, играют в кости или просто дремлют. Мы одни.

– Хочешь, положи голову мне на колени.

– Конечно, – прошептал еле слышно, будто не в силах говорить от морской болезни.

Я уселась спиной к мачте, а он положил свою невозможно кудрявую голову мне на колени, обнял меня за талию и задремал.

Спит. Легонько поглаживаю волосы, любуюсь мягкой коричневатой бородкой, ресницами, отбрасывающими на щеку длинные тени. Голова такая теплая и тяжелая. Руки крепко обвились вокруг моей талии. Мне ужасно приятно, я всегда знала, как хорошо нам будет подле друг друга. Будто мое тело всю жизнь стремилось именно к его телу, что бы там мой разум ни твердил. И вот наконец-то я рядом с ним.

Я откинула голову, почувствовала на щеках холодный морской воздух. Покачивание корабля навевает сон, мачты поскрипывают, ветер посвистывает в снастях. Шум слышен слабее и слабее – я засыпаю.

Проснулась от теплого прикосновения, затылок все сильнее, все крепче прижимается к бедрам, нежно о них трется, руки уже под накидкой, поглаживают запястья, талию, шею, грудь. Я, еще полусонная, открыла глаза, наслаждаясь этими прикосновениями; он поднял голову, принялся целовать шею, щеки, веки и наконец страстно впился в губы. Теплая, тягучая сладость его рта, язык уже скользнул дальше. Во мне все всколыхнулось. Так и хочется его съесть, выпить до дна, пусть целует меня, а потом схватит в охапку и утащит на гладкие доски нижней палубы, пусть любит меня там прямо сейчас, пусть навеки держит в своих объятиях.

Он чуть-чуть отпустил хватку, но я тут же притянула его голову, впилась поцелуем в губы. Теперь нас тянуло друг к друг не только его бешеное желание, но и мое.

– Есть тут каюта, койка какая-нибудь? Куда нам пойти? – задыхаясь, проговорил Уильям.

– Все занято придворными дамами, я свою койку давно уступила.

Он простонал, не в силах больше выносить напор страсти, потом откинул волосы со лба и расхохотался – над самим собой.

– Боже мой, я вроде мальчишки-пажа – не могу сдержаться, только дай кое-что кое-куда засунуть. Так хочется, что просто трясет.

– Меня тоже, – пробормотала я. – Господи, меня тоже.

Уильям поднялся.

– Жди здесь, – приказал он и скрылся под палубой.

Вернулся через мгновение с кружкой эля, протянул сначала мне, потом допил одним длинным глотком.

– Мария, нам надо пожениться. А иначе тебе придется отвечать за то, что свела меня с ума.

– Любовь моя. – Я попробовала рассмеяться.

– Да, именно так, – кивнул он страстно.

– Что?

– Я твоя любовь. А ну, повтори еще разок.

Сначала я подумала – не буду повторять, а потом поняла: что толку отрицать очевидное?

– Любовь моя.

Он улыбнулся довольно, словно только этого ему и надо.

– Иди сюда.

Притянул к себе, откинул полу плаща, укутал. Стоим у борта корабля, я покорно прижимаюсь к Уильяму. Он обнял меня одной рукой, крепко прижал, натянул дорожный плащ мне на плечи. Обняла его за талию под покровом плаща, положила голову на плечо – никто, кроме чаек, нас не видит. Бок о бок на мерно покачивающемся корабле – время как будто замерло.

– А вот и Франция, – сказал он наконец.

Я глянула вперед, заметила темные очертания земли. Постепенно стали вырисовываться пристань, мачты кораблей, стены и замок английской крепости Кале.

Он неохотно ослабил объятие.

– Я тебя найду, когда мы все устроимся в замке.

– Буду тебя ждать.

Теперь мы стоим поодаль друг от друга, на палубе стали появляться другие люди, все в восторге от легкости морского перехода, все глядят через узкую полоску воды на крепость Кале.

– Теперь тебе получше? – спросила я.

Без его тела рядом почувствовала – нет больше жаркой страсти и привычный холод жизни возвращается.

На мгновение Уильям смутился:

– А, морская болезнь, я о ней совершенно забыл.

Тут я все поняла. Какой обманщик!

– Вообще ничего не было, да? Скажи правду. Все выдумал, просто хотел положить мне голову на колени, чтобы с тобой сидела, тебя баюкала?

Он притворно смутился, повесил голову, как напроказивший мальчишка, а потом вдруг широко усмехнулся:

– Нет, это ты мне скажи правду, моя дорогая леди Кэри. Счастливее часов в жизни не случалось, признайся! Что, неправду говорю?

Я прикусила язычок. Помолчала немножко. Конечно, были в моей жизни счастливые моменты, и не раз. Меня любил король. Любящий муж сумел снова завоевать мое сердце. Столько лет я была удачливей своей сестры. Но чтобы быть счастливой столько времени подряд – целых шесть часов? Нет, никогда.

– Ты прав, – сдалась я наконец. – Счастливейшие шесть часов в жизни.


Корабль подошел к пристани – шум и гам вокруг, моряки и портовые рабочие высыпали поглазеть на короля и Анну. Когда те ступили на землю английских владений во Франции, раздались приветственные крики. Потом мы все собрались на мессу в соборе Святого Николая вместе с губернатором Кале; он носился вокруг Анны, будто она и впрямь коронованная особа. Но что бы там губернатор Кале ни выделывал, что бы ни говорил, ее тревога не улеглась – король Франции не настроен столь дружественно, Генриху пришлось оставить Анну в Кале, а самому скакать навстречу Франциску.

– Вот глупец, – бормочет про себя Анна, глядя в окно замка на короля во главе отряда рыцарей. Генрих машет шляпой приветствующей его толпе, а потом оборачивается, кивает в сторону замка в надежде, что она на него смотрит.

– В чем дело?

– Должен был догадаться – французская королева не захочет со мной встречаться. Она испанская принцесса – вроде Екатерины. И королева Наваррская не пожелала меня видеть. Зачем ее только спросили, дали ей повод отказаться.

– А она объяснила, почему отказывается? Всегда была так добра к нам в детстве.

– Сказала, я – настоящая интриганка, – отрезала Анна. – Боже милостивый, до чего же все эти женщины заносчивы, теперь, когда повыходили замуж! Как будто ни одна из них не ловила себе жениха.

– Что же, мы вовсе не увидим Франциска?

– По крайней мере, не официально. И дамы не приедут на встречу. – Она забарабанила пальцами по подоконнику. – Екатерину-то французская королева не позабыла поприветствовать. С ней все тут немало носились.

– Сама понимаешь, ты пока не королева, – опрометчиво заметила я.

Она бросила на меня ледяной взгляд:

– Да, я знаю. Благодарю за напоминание, успела заметить за последние шесть лет, хватило времени это усвоить. Однако я собираюсь стать королевой. В следующий раз приеду во Францию после коронации, и она пожалеет, что так со мной обращалась. А когда Маргарите Наваррской придет в голову выдать своих дочек за моих сыновей, я уж вспомню, что она назвала меня скандалисткой. Поверь мне, не позабуду и про тебя, все торопишься мне напомнить, что я еще не королева.

– Анна, я всего-навсего сказала…

– Тебе бы лучше помолчать и подумать прежде, чем рот открывать, – огрызнулась сестрица.


Генрих пригласил короля Франциска посетить крепость Кале, и два дня подряд все придворные дамы во главе с Анной пытались разглядеть через окно французского короля – знаменитого красавца. Только нам ничего, кроме пера на шляпе, видно не было. Я думала, Анна совсем взбеленится оттого, что ее не пригласили, но она только улыбалась и отмалчивалась, а когда каждый вечер после ужина Генрих приходил в ее комнаты, встречала его такая веселая и довольная, что мне стало ясно – сестра что-то затевает.

Она заставила нас всех разучивать новый танец – сначала она, а все следом и все остальные дамы приглашают сидящих за столом кавалеров. Теперь понятно – она задумала появиться в зале во время ужина и станцевать с королем Франции.

Молоденькие придворные дамы недоумевали: как она на такое осмелится? Но я знала, Генрих ей разрешил. Его удивление при появлении Анны будет таким же наигранным, как когда-то у королевы Екатерины, – сколько раз ей приходилось притворяться, что не узнала под маской собственного мужа. Я почувствовала себя старой и больной при одной только мысли: столько лет всякий при дворе притворяется, что опять не узнал короля под маской. А теперь Анна будет играть в эти игры, и так до бесконечности.

Несмотря на прогулки верхом с Анной каждое утро и танцы с придворными дамами каждый вечер, в середине дня мне удавалось ускользнуть и прогуляться по улицам Кале. Там, в небольшом трактире, меня ждал Уильям Стаффорд. Затаскивал меня в заднюю комнату, подальше от любопытных глаз, заказывал мне кружку эля.

– Как дела, любовь моя?

– Хорошо, – отвечала я с улыбкой.

– Завтра утром поеду прокатиться с твоим дядюшкой, разузнал для него, где продают хороших лошадей. Но цены просто сумасшедшие. Каждый французский фермер так и норовит поскорее обчистить всякого английского лорда – боятся, мы тут еще не скоро снова появимся.

– Он мне сказал, что собирается назначить тебя старшим конюшим. Вот было бы хорошо, – с надеждой сказала я. – Виделись бы почаще, ты бы моей лошадкой занимался, смогли бы иногда кататься вместе.

– И пожениться, не забывай об этом, – поддразнил он. – Твой дядюшка придет в полный восторг. Его племянница выходит замуж за конюшего. Нет, любовь моя, не сулит это нам ничего хорошего. При дворе нам вообще ничего не светит.

Он коснулся пальцами моей щеки и добавил:

– Не хочу видеться урывками. Хочу, чтобы ты была рядом ночью и днем, как положено женатым людям, живущим под одной крышей.

Я промолчала.

– Я буду ждать, – проговорил нежно. – Я знаю, ты еще не готова.

– Не думай, не оттого, что не люблю тебя. Все дело в детях, и в семье, и в Анне, конечно. В первую очередь – в Анне. Не знаю, как ее оставить.

– Она что, в тебе нуждается? – удивился он.

– Боже милостивый, – усмехнулась я. – Конечно нет. Просто не разрешит мне уехать. Не захочет упускать меня из виду, так она в безопасности. – Я запнулась, не зная, как объяснить про наше давнее соперничество. – Если меня нет поблизости, ни одна победа ей и вполовину не так сладка. А если у меня все плохо, унизили меня или что, она, может, даже на помощь придет, но внутри – глубоко внутри – просто умрет от радости, получи я такой удар.

– Ведьма, сущая ведьма! – Он хотел быть на моей стороне.

Я снова усмехнулась.

– Я не прочь с этим согласиться, да только, – приходится признаваться, – я, сказать по правде, точно такая же. Я ей завидую не меньше, чем она мне. Но она поднимается все выше и выше, мне так высоко ни за что не подняться. Значит, надо примириться с ее величием. Ей вот удалось поймать короля, да и удержать в придачу. А я не смогла. Честно говоря, мне не хотелось. Когда сын родился, я другого не желала – только быть с детьми и подальше от двора. А король такой…