– Добрый день, мадам. Позвольте проводить вас к столу.

– Разумеется, дорогой супруг. – Ее голос слаще меда. – Как я рада – ваше величество прекрасно выглядит.

Ее талант быстро переключаться всегда озадачивал Генриха. Вокруг – алчные лица придворных, а она в хорошем настроении?

– Вы уже успели поприветствовать сэра Джона Сеймура? – Король указывает на того, кому она меньше всего хотела оказать честь.

Ее улыбка становится еще шире.

– Добрый вечер, сэр Джон, – произносит она кротко, как его собственная дочь. – Надеюсь, не откажетесь принять от меня небольшой подарок?

Он смущенно кланяется:

– Сочту за честь, ваше величество.

– Это резной табурет из моих личных покоев. Изящная вещица из Франции. Думаю, вам понравится.

Он снова кланяется:

– Весьма признателен.

Анна искоса смотрит на короля, улыбается:

– Это, собственно, для вашей дочери, для Джейн. Чтобы ей было где сидеть. Пока у нее нет собственного места, ей приходится занимать мое.

Гробовая тишина.

Наконец Генрих разражается хохотом, до придворных тоже доходит, комната сотрясается от смеха, шутка удалась. Продолжая смеяться, Генрих предлагает Анне руку, она шаловливо улыбается. Король ведет ее к двери, придворные привычно занимают места позади, и вдруг я слышу вздох, тихий шепот:

– Боже мой! Королева!

Джордж проталкивается через толпу, хватает Анну за руку, оттаскивает от короля.

– Прошу прощения, ваше величество, королеве нехорошо, – поспешно произносит он, наклоняется, что-то настойчиво шепчет ей в самое ухо.

На лицах придворных – жадное любопытство. Мне виден только ее профиль. Она бледнеет, бросается в спальню. Джордж забегает вперед, открывает дверь, вталкивает сестру внутрь. Мельком я вижу ее со спины – по подолу платья расплывается кровавое пятно, алое на серебряно-белом.

Она теряет ребенка.

Кидаюсь за ней сквозь толпу. Мать – позади. Она захлопывает дверь, хотя придворные заглядывают внутрь, а король не может прийти в себя от внезапного исчезновения жены и всей ее семьи. Анна дергает себя за подол, старается рассмотреть пятно:

– Я ничего не чувствую.

– Схожу за врачом, – предлагает Джордж.

– Никому ничего не говори, – предостерегает мать.

– Что толку, – вырывается у меня. – Все же видели, сам король видел.

– Может быть, обойдется. Анна, ляг.

Анна, белая как полотно, медленно идет к кровати.

– Я ничего не чувствую, – повторяет она.

– Тогда, может, ничего и не случилось. Просто маленькое пятно.

Мать велит горничным снять с Анны туфли и чулки. Ее поворачивают на бок, расшнуровывают корсаж, снимают роскошное белое платье с огромным алым пятном. Нижняя юбка намокла от крови. Я встречаюсь взглядом с матерью.

– Может, ничего и не случилось, – повторяет она неуверенно.

Подхожу к постели, беру Анну за руку. Пока она не будет лежать на смертном одре, мать до нее и пальцем не дотронется.

– Не бойся, – шепчу я.

– Теперь ничего не скроешь, – шепчет она в ответ. – Все видели.


Мы сделали все, что могли. Тепло к ногам, укрепляющее питье, еще одно укрепляющее питье, припарки, освященное одеяло, пиявки, еще тепло к ногам. Никакого толку. В полночь начались роды, настоящие мучительные роды. Она вцепилась в простыню, привязанную к столбикам кровати, стонала от боли, а ребенок рвался наружу. Около двух она резко вскрикнула, и ребенок вышел. Никто не смог бы его удержать.

Принявшая его повитуха вскрикнула.

– Что там? – Анна, красная от напряжения, едва дышит, пот стекает по шее.

– Это чудовище, настоящее чудовище.

Анна в страхе выдохнула, я в суеверном ужасе отскочила от кровати. В окровавленных руках повитуха держит уродливого младенца с выпирающим, лишенным кожи позвоночником, с огромной головой, вдвое большей, чем тощее тельце.

С хриплым криком Анна отшатнулась от ребенка. Как испуганная кошка, ринулась в изголовье кровати, оставляя кровавый след на простынях и подушках, прижалась к столбикам, протянула руки, отталкивая от себя страшную картину.

– Закрой его! – закричала я. – Убери немедленно!

Повитуха мрачно взглянула на Анну:

– Как вы ухитрились заполучить такое чудовище?

– Я не виновата! Я ничего не делала!

– Это не человеческое дитя, это дьявольское отродье.

– Я не виновата!

«Что за чепуха», – хотела я сказать, но горло сжалось от страха.

– Прикрой же его наконец! – Я совсем потеряла голову.

Моя мать отвернулась от кровати, быстро пошла к двери. Лицо сурово, как у палача, отходящего от плахи в Зеленой башне.

– Мама! – хрипло позвала Анна.

Не оглянулась, не остановилась. Молча вышла из комнаты, закрыла за собой дверь.

«Это конец, – подумала я, – Анне конец».

– Я не виновата, – повторила Анна.

Я вспомнила о ведьмином зелье, о ночи, когда она лежала в тайной комнате в золотой маске, похожей на птичий клюв. Подумала о путешествии к вратам ада и обратно, чтобы добыть этого ребенка для Англии.

– Я отправляюсь к королю, – объявила повитуха.

В один миг я преградила ей путь к двери:

– Зачем огорчать его величество? Ему ни к чему знать подробности, это наши женские секреты. Пусть все останется между нами, ты заслужишь благодарность королевы и мою тоже. Тебе хорошо заплатят за сегодняшнюю работу и за благоразумие. Я за этим прослежу, обещаю.

Она на меня даже не взглянула. Держала ужасный сверток, этот кошмар, завернутый в пеленки. На один страшный миг мне показалось – он шевелится, маленькая ручка с ободранной кожей отодвигает пеленку. Повитуха сунула ребенка мне под нос, я отшатнулась, она успела открыть дверь, но я вцепилась ей в руку:

– Клянусь, к королю ты не пойдешь!

– Разве вы не знаете? – Она говорила почти с жалостью. – Я же у него на службе. Он приставил меня к королеве – слушать и наблюдать. Еще с тех пор, как у нее первый раз не было месячных.

– Зачем?

– Потому что подозревал ее.

Голова закружилась, я положила руку на стену, чтобы не упасть.

– Подозревал? В чем?

Она пожала плечами:

– Что-то с ней неладно, раз она не может выносить ребенка. – Она показала на мягкий комок тряпья. – Теперь он узнает.

Я облизнула пересохшие губы:

– Заплачу тебе сколько захочешь, если унесешь это, а королю скажешь – она потеряла ребенка, но сможет зачать другого. Заплачу вдвое больше, чем он. Я Болейн, у нас есть и богатство, и влияние. Будешь служить Говардам до самой смерти.

– Я исполню свой долг, – возразила повитуха. – Я так поступаю, потому что еще молоденькой девушкой дала торжественный обет Деве Марии никогда не изменять своей цели.

– Какая цель, какой долг? – Я ничего не понимала. – О чем ты вообще говоришь?

– Охота на ведьм, – ответила она просто.

Выскользнула за дверь с дьявольским младенцем в руках и исчезла.

Я закрыла за ней дверь, задвинула засов. Решила никого не пускать в комнату, пока все тут не уберу, а сестра не будет готова бороться за свою жизнь.

– Что она сказала? – раздался голос Анны.

Белая, восковая кожа, стеклянные глаза. Она была где-то далеко от этой душной спальни, от надвигающейся опасности.

– Ничего особенного.

– Что она сказала?

– Ничего. Почему ты не спишь?

– Никогда не поверю. – Голос ровный, словно она не со мной говорит, словно она на допросе. – Вы не заставите меня поверить. Я же не темная крестьянка, чтобы рыдать над реликвией, которая на самом деле щепка, вымазанная свиной кровью. Меня не заставишь свернуть с пути дурацкими страхами. Я умею думать и действовать, я изменю мир по своему желанию.

– Анна, что ты говоришь?

– Меня не запугаешь! – уверенно повторила она.

– Анна!

Она отвернулась к стене.


Когда она уснула, я приоткрыла дверь и позвала Мадж Шелтон – она тоже Говард, пусть посидит с Анной. Служанки унесли окровавленные простыни, постелили на пол свежие циновки. Снаружи, в приемной, двор все еще дожидался новостей, полусонные дамы склонили голову на руки, кое-кто играл в карты, чтобы скоротать время. Джордж, подпирая стену, вполголоса беседовал с сэром Фрэнсисом, головы близко, как у любовников.

Уильям шагнул ко мне, взял за руку. Я помедлила, набираясь сил от его прикосновения.

– Все очень плохо. Нет времени рассказывать, надо найти дядю. Пойдем со мной.

Подскочил Джордж:

– Ну как она?

– Ребенок умер.

Он побледнел, как девушка, и перекрестился.

– Где дядя? – Я оглянулась вокруг.

– Ждет новостей у себя в комнате, как все, кто не толпится здесь.

– Как королева? – спросил кто-то из придворных. – Она потеряла ребенка?

Джордж шагнул вперед:

– Королева уснула. Она отдыхает и приказала всем вам отправляться по постелям. Новости о ее состоянии услышите утром.

– Она потеряла ребенка? – спрашивали Джорджа, а смотрели на меня.

– Откуда мне знать?

Послышался недовольный, недоверчивый шепот.

– Наверное, он умер, – сказал кто-то. – Что с ней неладно, почему она не может родить королю сына?

– Пора отсюда выбираться, – предложил Уильям Джорджу. – Чем больше ты скажешь, тем хуже.

Муж с одной стороны, брат – с другой, мы протолкались через толпу придворных, спустились по лестнице в покои дяди Говарда. Слуга в темной ливрее молча впустил нас. Дядя сидит за массивным столом, заваленным бумагами, свеча бросает на стены желтые блики.

При виде нас он велел слуге помешать огонь в камине, зажечь еще свечей.

– Что скажете?

– Анна родила мертвого ребенка.

Кивнул, на мрачном лице не отразилось ничего.

– Но есть кое-что и похуже.

– Что?

– Младенец родился без кожи на спине и с непомерно большой головой. – Горло сжалось от отвращения, я крепче ухватилась за руку мужа. – Настоящее чудовище.

Он снова кивнул, будто услышал самые обычные, совершенно его не касающиеся новости.

Со сдавленным воплем Джордж ухватился за спинку стула. Дядя сделал вид, что ничего не замечает.

– Я пыталась остановить повитуху.

– Да?

– Она сказала, что ее нанял король.

– А!

– Я просила ее спрятать ребенка, предложила денег, но она возразила, что ее долг перед Девой Марией…

– Что?

– Охота на ведьм, – прошептала я.

Странное ощущение – пол начал уплывать у меня из-под ног, звуки в комнате отдалились. Уильям усадил меня в кресло, поднес к губам стакан вина. Джордж продолжал цепляться за спинку стула, его лицо еще белее моего.

Дядя даже не шевельнулся:

– Король нанял ее следить за Анной?

Я глотнула еще вина, кивнула:

– Анна в большой опасности.

Долгое молчание.

– В опасности? – Джордж смог наконец выпрямиться.

Дядя кивнул:

– Подозрительный муж – это всегда опасно, подозрительный король – еще опаснее.

– Она ни в чем не виновата! – твердо заявил Джордж.

Я взглянула на него краешком глаза – он пел ту же песню, что и Анна. И она клялась в своей невиновности, когда увидела чудовищного младенца, порожденного ее телом.

– Может, и так. – Дядя не стал спорить. – Но король думает иначе, значит ей конец.

– Как нам ее защитить?

– Знаешь, Джордж, – медленно произнес дядя, – в последний раз, когда мы с ней беседовали с глазу на глаз, она заявила, что я могу убираться на все четыре стороны. Будь я проклят, если она не сказала, что достигла всего собственными усилиями и ничем мне не обязана, она даже грозила мне тюрьмой.

– Она Говард! – Я отодвинула вино.

Он склонил голову:

– Была Говард.

– Это же Анна! – воскликнула я. – Мы жизнь положили, чтобы посадить ее на трон.

– А где благодарность? Насколько я помню, тебя отправили в изгнание, ты и вернулась только потому, что ей понадобились твои услуги. Она слова за меня не замолвила перед королем, даже наоборот. Тебе сестра благоволит, Джордж, но стал ли ты хоть на шиллинг богаче, с тех пор как она на троне? Она больше не просто любовница, а что от этого изменилось?

– При чем тут деньги, сейчас речь идет о жизни и смерти, – горячо возразил Джордж.

– Роди она сына, ее положение было бы неуязвимым.

– Это он не может зачать сына! – заорал Джордж. – Не мог с Екатериной, не может и с ней. Он почти бессилен! Вот почему она с ума сходила от страха…

Мертвая тишина.

– Бог тебя простит, Джордж, зачем ты подвергаешь нас всех опасности? – холодно произнес дядя. – Такие речи – государственная измена. Я ничего не слышал, ты ничего не говорил. Теперь уходите.

Уильям помог мне встать, мы втроем медленно вышли из комнаты. На пороге Джордж обернулся, хотел возразить, но дверь бесшумно закрылась у него перед носом, прежде чем он успел сказать хоть слово.

Анна проспала до полудня, у нее началась лихорадка. Я отправилась на поиски короля. Двор уже готовился к переезду в Гринвичский дворец, Генриху хотелось отдохнуть от суеты и суматохи, он играл в шары в парке. Вокруг фавориты, на первом месте, конечно, Сеймуры. Одно только радовало – Джордж тоже там, прямо рядом с королем, чему-то довольно улыбается, а дядюшка сидит на скамье для зрителей. Отец предложил королю пари на весьма выгодных условиях, Генрих поспешил его принять. Я подождала, пока игроки покатили последние шары, а отец протянул королю пригоршню золотых монет – никак не меньше двадцати. Только тогда подошла поближе, опустилась в реверансе.