— У нее имеется некоторое представление, — заметила Одри.

Я смотрел, как она надела на лицо маску, сделав вид, что ничего не произошло. Сейчас на ее лице было невозможно ничего прочесть.

— Но не будем об этом. Вы, двое, скажите-ка мне, каково это быть молодоженами?

Она потянулась вниз и переплела свои пальцы с моими, отчаянно вцепившись в меня.

— Это так здорово, — сказала Иви, переплетя свои руки с Тодом. — Мы наслаждаемся каждой минутой в этой поездке. А затем предстоит вернуться в реальность.

— После поездки ты собираешься вернуться на работу? — спросил я.

— О, нет, — ответила Иви и засмеялась, продемонстрировав свои зубы, которые были ослепительно белыми на фоне ее свежего загара. — Мы покупаем таунхаус, и я буду заниматься перепланировкой, декорированием… а потом мы собираемся попробовать завести семью.

Иви обернулась и улыбнулась Тоду, который прижал ее тоненькое тельце к себе.

— Это замечательно, — произнесла Одри.

Только я уловил, что в ее голове прозвучала печаль, возможно, с небольшим количеством ноток зависти.

— Вы двое будете замечательными родителями.

— А вы двое будете прекрасными тетей и дядей, — сказала Тод, лучезарно ей улыбнувшись. — Мы будем основателями наших собственных семейных традиций. Мы можем приехать к вам в Калифорнию на День Благодарения, а вы можете приехать к нам в Бостон на Рождество. Мы задвинем мать и отца на второй план, они больше не будут указывать, что нам делать. Иви все организует.

— Если только ты с этим согласишься, Одри, — заметила Иви.

— Я с радостью уступлю тебе это право, Иви. Я уверена, что ты справишься лучше меня, — сказала Одри, и я все еще мог услышать в ее голосе нотки затаенной грусти.

Ее рука держала меня мертвой хваткой, в то время как она допила свой мартини одним залпом.

— Вы двое простите нас, но Одри давно пора в постельку, — сказал я.

— Тебе пора повзрослеть, — буркнул Тод, взглянув на часы. — Еще только девять часов.

— Мы еще находимся на этапе новых отношений, на котором должны заниматься сексом раз в пару часов, — произнес я. — Ты уже старый женатый человек, и, наверное, даже не помнишь об этом, так ведь? — я усмехнулся и подхватил Одри на руки. Я притворился, что у нас все замечательно, несмотря на то, что мне было ясно, что Одри находилась почти на грани.

— На этой ноте закончим, — сказала Иви, смеясь, — Только помните, что надо отдыхать и от занятий любовью. Кстати, мы завтра плаваем на рифах на западной стороне острова.

— Спокойной ночи, — сказал я весело, и наклонился к Одри, шепнув ей на ухо, скомандовав. — Улыбочку.

Она сделала над собой усилие, улыбнувшись, но я точно мог сказать, что внутри ее разрывалось сердце.

— Что случилось? — спросил я, когда мы снова оказались в нашей комнате в полной безопасности. — Что, черт побери, она сделала с тобой?

Одри налила себе бокал белого вина.

— Я не могу тебе сказать, — произнесла она, и ее голос звучал придавлено и мертво.

Я подошел и встал рядом с ней. Не спрашивая меня, она налила бокал и протянула его мне. Я сделал глоток и посмотрел на ее усталое и бледное лицо, полностью лишенное цвета и румянца, который еще сегодня был у нее, когда мы были на лодке.

— Ты должна мне все рассказать. Мы в этом вместе.

— Я не могу больше участвовать в этом, — произнесла она глухим голосом. — Твоя мать сказала, что если я расскажу тебе, что происходит, то соглашение, которое я с ней достигла, будет аннулировано. И это даже не удачное соглашение, Джеймс. Это не закончится хорошо, я знаю.

Она выглядела побежденной. У меня прямо сердце кровью обливалось за нее. За нее и Даниэль, которые обе пострадали из-за любви ко мне. Я притянул Одри к себе.

— За это плачу я. Я должен был догадаться, что это небезопасно, … что опасно находиться рядом со мной.

Она отстранилась и посмотрела мне в глаза.

— Прекрати. Твоя мать — монстр. Раз уж мы об этом заговорили, то и тебе не безопасно находиться со мной так же, как и мне. Мы не толкали их на этот путь.

Я взял ее лицо своим руками.

— Расскажи, пожалуйста, что она тебе сказала. Несмотря ни на что, я обещаю тебе, что сделаю все наилучшим образом. Если она не хочет, чтобы я знал, то я сделаю вид, что понятия ни о чем не имею. Я буду все отрицать, пока не умру. Просто скажи мне.

— Твоя мать играет нечестно, — сказала Одри.

Я мог заметить, как она потихоньку успокаивается, сделав глоток вина, а потом несколько раз глубоко вздохнув.

— Продолжай.

— Я рассказала ей о письмах и сообщила, что собираюсь отправить их в «Tribune». Она даже не удивилась, — произнесла Одри. — Она сказала, что это поступок любителя. И тогда она сообщила, что позвонила моей матери, и что у нее есть адвокат, который посмотрит документы и восстановит мою мать в качестве опекуна Томми, — она с трудом сглотнула. — Она сказала, что у меня изначально не было законных прав исключать мать из документов по счету. Она начала выплачивать моей матери компенсацию за молчание, чтобы та никогда не обнародовала информацию обо мне.

Одри посмотрела на меня.

— Мне пришлось пообещать ей, что я буду держаться подальше от тебя, Джеймс, и не расскажу тебе об этом. Она сказала, что будет держать Томми вдали от меня, и заверила, что моя мать получит полный контроль. И Селия сделает это, Джеймс. Я знаю, что она сделает это.

Хоть Одри и не двигалась с места, но я мог практически почувствовать в ее голосе, как она отдаляется от меня.

— Она не сделает этого. Я ей не позволю, — сказал я и обнял ее. — Мне очень жаль, Одри.

— Нет. Это моя вина, — произнесла она сдавленным голосом. — Она сказала мне, что я не подхожу, и заблаговременно предостерегла меня.

— Ей не победить, — сказал я, прижимая Одри к себе. — И твоей матери тоже, Одри.

— Я не знаю. Я не вижу выхода из этого.

— Выход есть всегда, — произнес я, мой мозг закипал. — Мы должны сегодня разобраться с тем, что мы имеем на сегодняшний день. Завтра мы вернемся с ядерным оружием.

— В настоящий момент я была бы счастлива использовать и пневматический пистолет, — пробормотала она.

— Одно из моих правил в бизнесе — когда становится страшно, остановись и ударь. Сейчас не время отступать, и в нынешней ситуации нормально использовать ложь. И как говорится, говори одно, а делай другое.

— Этическое поведение, пожалуй, меньше всего волнует меня в настоящий момент, — заметила Одри, наблюдая за выражением моего лица. — О чем ты думаешь?

— Я думаю, что нам предстоит немного повозится с ней.

Одри выжидательно смотрела на меня, словно этого было недостаточно.

— Или много, детка.

Позже, когда она уже спала в моих объятиях, я строил планы. Я пробежался пальцами вверх и вниз по ее гладкой коже, наслаждаясь ощущением. Она была моей. Ничего из того, что моя мать могла сделать или сказать, не изменило бы этого. Я думал о Даниэль, о том, что произошло. Я никогда не прощу своих родителей за то, что они сотворили с ней. Мое сердце было закрыто для них навсегда.

Я мысленно послал Даниэль, чья жизнь была отнята так рано, слова любви и молитву, о том, что она ушла в лучшее место и, что, возможно, она сможет простить меня. Сидя в темноте, я пытался простить самого себя. Я понятия не имел, что собой представляли мои родители, когда мне было восемнадцать. Я имел только отдаленное представление,… и, кроме того, я не понимал той глубины падения, до которой они могли докатиться ради того, чтобы защитить свои драгоценные, бесполезные идеалы.

Я не знал, что они были способны на убийство.

Я наблюдал за тем, как вздымается и опускается грудь Одри. Мне почти сорок, и последние двадцать лет я провел, защищая себя от любви, от чувства единения с другим человеком. Боль переполнила меня, когда умерла Даниэль. Я даже не думал, не осознавал, что делаю, зарываясь с головой в свою работу, развивая бесконечный список проектов, знакомясь с женщинами, которые мне даже не нравились. Но я ни о чем не сожалел, кроме как потери Даниэль, потому что каждый шаг поступательно вел меня к необходимости нанять сопровождающую на свадьбу моего младшего брата, и это сопровождение никогда не закончится, так как это Одри.

Которая была любовью всей моей жизни.

— Одри, — сказал я. — Просыпайся.

— Что? — спросила она встревожено и села прямо. — Что-то случилось?

— Ничего, — сказал я, все еще поглаживая ее кожу, — Я просто хотел сказать тебе кое-что.

Она легла на спину все еще сонная.

— Что?

— Я люблю тебя, — произнес я.

— Я тоже тебя люблю, — сказала она.

Одри положила руку на мою грудь, двигая пальцем по моим мышцам.

— Ты переезжаешь в Лос-Анджелес со мной.

— Да. Я уже говорила тебе. Если, конечно, твоя мать, не уберет меня с дороги раньше.

— И ты заберешь с собой брата.

— Я должна, Джеймс, — сказала она. — Я не могу оставить его с мамой. Мы должны получить все юридические документы об опеке, а теперь нам еще предстоит схватка с адвокатом твоей матери —

— Кроме того, мы собираемся позаботиться обо всем, в том числе и об этом. Я тоже хочу, чтобы он переехал, Одри. Я знаю, как сильно ты его любишь. Мне просто нужно знать, что это именно то, что ты хочешь.

— Конечно, — сказала она. — Мне жаль, что это произошло, потому что тогда бы я не доставила тебе столько проблем —

— Остановись, — произнес я, снова прерывая ее. — Пожалуйста, никогда не говори про это опять.

— Ладно, — ее голос был настороженным, — Пожалуйста, скажи мне, что с тобой происходит.

— Я просто хочу, чтобы ты пообещала мне, — сказал я. — Я не хочу, чтобы мы когда-либо расставались с тобой. Я просто не хочу больше терять время.

— Ладно, — буркнула Одри, прижавшись ко мне.

Она молчала где-то минуту, и я уже было подумал, что она заснула.

— На что это будет похоже?

— Что?

— Жизнь в твоем особняке в Калифорнии, — захихикала она. — Если так дальше пойдет, то мне кажется, что мы никогда не сможем попасть туда, — сказала она, зевнув, — Как в сказке….

Я обернул свои руки вокруг нее.

— Ну, мой дом — это не совсем особняк. Он одноуровневый и расположен на холмах. Из него открывается отличный вид, когда нет смога. И у меня везде есть спортивные каналы, все до единого. Даже в моей комнате.

Я улыбнулся ей в темноте, представляя ее в своем доме.

— У тебя будет своей собственный гардероб, и если ты будешь вести себя хорошо, то получишь и свою полку в ванной.

— Если я буду жить с тобой, то мне понадобится больше, чем одна полка, — засмеялась она.

— Ну, ладно. У тебя будет больше, чем одна. Если ты будешь хорошей девочкой. Что еще есть в моем доме…. хммм… у меня очень большой холодильник.

— Больше, чем в Бостоне? Потому что эта штуковина огромна, — сказала она.

— Да, больше. И без обид, Одри, но холодильник в домике Барби больше, чем тот, который у тебя в Южном Бостоне.

— Ха-ха, — сказала она, слегка шлепнув меня. — Ты продолжай говорить. Скажи мне, на что будет похожа наша жизнь.

— Ну, мы бы просыпались каждый день, затем тренировались в спортзале. Да, у меня есть спортзал. А потом ты бы готовила мне завтрак. Предпочтительно французский тост, потому что ты довольно хороша в этом. А потом я бы уходил на работу —

— И я бы тоже ходила на работу, — вставила она.

— Да, конечно, и ты. Или ты могла бы пойти в школу учиться очно. Просто не позволяй кому-либо из студентов или профессоров приглашать тебя на свидание. Иначе мне придется сражаться с ними.

— Это, может быть, по-настоящему горячо. Да, возможно, будет.

Мы оба засмеялись, и как же замечательно мы сейчас себя чувствовали.

— Если серьезно, может быть, это станет для начала прекрасным местом. А затем я мог бы забирать тебя из школы, и мы бы потом навещали Томми. По выходным мы можем отправиться куда-нибудь поужинать, можем брать Томми на пляж или в парк. В Лос-Анджелесе нет плохой погоды. Это другое дело, нежели в Бостоне, здесь можно гулять на улице круглый год. И мы имеем возможность посмотреть игру «Рэд Сокс» в Окленде, когда они будут играть. Мы вольны полетать на моем частном самолете. У нас будет возможность слетать на Гавайи на длинные выходные. Ты можешь готовить мне ужин каждый вечер.

— Ха, — сказала она снова, но голос ее звучал довольно.

Я сделал паузу на минутку и провел пальцем по ее позвоночнику, и сделал глубокий вдох.

— И тогда мы можем завести детей, и ты будешь менять им подгузники, всем им, потому что у меня есть ощущение, что это было бы ниже моего достоинства, и они, конечно, пойдут в самые лучшие школы. Мы возьмем их в Диснейленд, будем посещать их музыкальные спектакли и игры. Они могли бы играть в бейсбол и преуспевать в этом, как и их папа. И они никогда не будут похожи на «Oakland Athletics», «Dodgers», или «Yankees» (прим. профессиональные бейсбольные клубы). А если появятся девочки, то они будут красивыми, с глазами Бэмби, как у их матери. Вот так.