Он достал свой учебник, раскрыл его на четвертой главе и повернув так, чтобы я могла его видеть. Он подчеркнул слово «рациональный» в названии главы и рядом с ним написал маленькими буквами: «Ха». Я поняла, что рациональные функции не казались ему такими уж рациональными, как подразумевало их название. Глянув на одну из практических задач в учебнике, я решила ее на каком-то клочке бумаги и проверила ответ в конце учебника.

– Как ты сделала это так быстро? – спросил он.

– Я просто люблю решать задачи, – пожала я плечами, – не знаю почему.

– Я тебе ужасно завидую.

– А я завидую тому, что ты умеешь читать ноты. Я пробовала играть на скрипке в четвертом классе, и мне так и не удалось научиться одновременно смотреть в ноты и играть на инструменте.

– Это другое. Ты научилась бы читать ноты намного быстрее, если бы посвящала этому больше времени.

– И ты можешь научиться быстрее решать математические задачи, если будешь больше практиковаться.

– Какую пиццу тебе бы хотелось сегодня? – спросил он. – Я угощаю, особенно если ты попытаешься перенастроить мой мозг на математику. Это может занять весь вечер.

– Я всегда предпочитаю классический вкус. Пеперони? С колбасой? Мне все пойдет, – сказала я.

– Я слышал, что у них вкуснейшая гавайская пицца, – заметил Джордж.

Я жалобно застонала. Конечно, он же родственник Грэйс. Вся их семья помешана на пицце с ананасом.

– Эти два слова – ананас и пицца – никогда не должны стоять вместе. Я консерватор в плане пиццы.

– Мы больше не можем быть друзьями, – ухмыльнувшись, сказал он и скрестил руки на груди.

В этот момент подошел официант и посмотрел на нас с Джорджем.

– Что вам принести?

– Половину пепперони и половину с ананасом, – решительно сказала я.

Джордж удивленно приподнял брови.

– Ты уверена?

– Не заставляй меня сомневаться в себе, – запротестовала я.

Ну что тут сказать? Он заставил меня искать компромисс. Мы оба заказали диетическую колу, а потом я опять вернулась к его домашнему заданию.

– Как бы скучно это ни звучало, для меня лучший способ учебы – это пройти тест, посмотреть, в чем мне нужно больше попрактиковаться, и затем пройти еще один тест в конце занятия, чтобы проверить, есть ли у меня улучшение. Хочешь попробовать этот метод? Может быть, это будет более продуктивно, – сказала я.

Джордж застонал.

– Я попробую, но я безнадежен, когда дело доходит до тестов.

– Не напрягайся. Я ведь не буду ставить тебе оценку.

Сказав это, я заметила, что плечи Джорджа слегка расслабились.

– Знаешь, мистер Кавач тоже не склонен к критике. Говорю тебе это на случай, если такая информация поможет тебе проходить тесты легче.

– Эх, если бы ты сидела рядом со мной на контрольной и была моим математическим Йодой. Сама обстановка на контрольных напрягает – так тихо, что слышен лишь шорох карандашей по бумаге, а меня так и подмывает заглянуть в контрольные одноклассников и понять, на какой они стадии. Но потом, посмотрев, я понимаю, что отстаю, и у меня начинается новый приступ тревоги, из которого я не могу выбраться. Это выматывает.

Объясняя мне свои переживания на контрольных, он не переставал нервно заламывать руки, и мне очень хотелось успокоить его. Мне хотелось сказать ему, что все будет в порядке и он не единственный, кто чувствует себя подобным образом.

– Ты когда-нибудь спрашивал Кавача, можно ли тебе прийти пораньше утром перед занятиями, чтобы проходить тесты и контрольные? Я уверена, он бы понял, – сказала я.

– Мне не нужно особого отношения. Я справлюсь, – буркнул он, мгновенно замыкаясь в себе.

– Разве это того не стоило бы, если бы ты смог показать свои настоящие способности? – удивилась я.

Он задумался на пару секунд, а потом пообещал:

– Я подумаю над этим.

– Хорошо.

Я достала практический тест, который добыла из моей прошлогодней тетради по математике, и положила его между нами:

– Ты готов пройти его сейчас? Если нет, мы можем поработать над чем-нибудь другим.

– Да, готов – сказал он, пододвигая бумаги к себе. Несколько секунд он изучал их, а потом поднял на меня вопросительный взгляд.

– Нет-нет, обещаю, я не буду за тобой наблюдать! Мне нужно кое-что почитать для той истории, над которой мы работаем с Грэйс.

Он похрустел пальцами, несколько мгновений вертел карандаш в руках, а затем приступил к работе. Я понаблюдала за ним некоторое время, прежде чем сдержать свое обещание, и достала лэптоп.

На электронную почту пришли публичные записи по истории зарплаты в спортивном департаменте, которые я запросила ранее, и они висели у меня во входящих, ожидая, пока я найду время просмотреть их. Впервые эта история начала мне казаться настоящей и, возможно, даже способной оказать заметное влияние на наше местное сообщество. Если быть до конца честной с самой собой, то осознание этого факта вызывало у меня легкое головокружение.

Я начала с информации о главном бейсбольном тренере. Тренер Триада вызывал у меня наибольшие сомнения. В основном его зарплата постепенно повышалась из года в год (учитывая, что он был одним из старейших учителей в старшей школе Спрингдейл). Но так было только до 2000 года, когда он получил премию в десять тысяч долларов. Так вот в дальнейшем эта сумма была добавлена к его базовой ежегодной зарплате.

Я быстренько вошла в онлайн-архивы Spartan Spotlight, которые, слава богу, в последние годы кто-то перевел в онлайн-формат, и пролистала газеты за 2000 год в поисках чего-то, что могло бы указывать на подобный резкий рост.

В спортивной секции удалось обнаружить только то, что уйма ребят собирались играть за Индианаский технический по стипендии. Никто особо не выделялся, не было никаких скандалов, которые могли бы позволить тренеру попросить о прибавке, чтобы остаться, – нет, ничего такого не было.

Я собиралась прошерстить раздел мнений за 2000 год и собрать какую-нибудь информацию об атмосфере в школе, но в этот момент одновременно Джордж закончил свой тест и принесли пиццу.

– Я голосую за то, чтобы нам обоим прерваться и вкусить этой греховной пиццы, – предложила я.

– Договорились, – сказал он, уже ухватив кусок.

Пепперони была чудесна на вкус, и я даже не замечала, что произошло «перекрестное загрязнение» ананасом. Кажется, мы оба не осознавали, насколько были голодны, пока не приступили к пицце.

– У тебя есть планы на выходные? – спросил Джордж, закидывая ломтик ананаса в рот.

– Эшли наконец приезжает домой, – ответила я, – прошло уже три недели. Я нахожусь в предвкушении того, что атмосфера дома снова станет нормальной.

– Как хорошо, что я старший ребенок в семье. Не уверен, что вынес бы безраздельное внимание родителей. Видимо, моей сестре Ханне придется с этим разбираться, когда придет время.

– Ханна может присоединиться к моей группе поддержки оставленных сестер. Слава богу, у нее есть еще год, чтобы подготовиться, – пошутила я. – А у тебя как дела? Запланировал что-нибудь интересное?

– Мы усиленно репетируем для участия в предстоящем джазовом конкурсе. Очень многое надо сделать.

Одинокий ломтик перца соскользнул с моей пиццы и упал на колено, оставив жирное пятно на новом белом платье. Что ж, я сыграла в рулетку с пиццей, не положив салфетку на колени, а оставив ее на столе, так что винить некого.

– Я официально проигрываю пятнам со счетом 1:0. Какой у тебя прогресс?

– У меня все путем, – улыбнулся он, – еще один довод в пользу того, что ананас – лучший топпинг для пиццы.

– Да-да, – сказала я, усмехнувшись.

Я могла бы есть пиццу и болтать с Джорджем дни напролет, и мне бы не надоело.


Наконец наступила суббота и я получила сообщение от сестры о том, что она в десяти минутах от дома. Ее подвозила одна из однокурсниц, с которой Эшли то дружила, то нет, и она присылала мне в живом режиме сообщения об их разговоре о тусовке братства университета штата Индиана. Другими словами, Эшли хотелось выпрыгнуть из машины уже после пятнадцати минут разговора.

Эшли: Если она мне скажет хоть еще один раз, что ее парень – текущий чемпион по Boom Cup[4], я клянусь…

Я: Выпрыгивай из машины кувырком, как только увидишь наш дом, просто выпрыгивай кувырком.

Следующие несколько минут я провела в своей уютной комнате, нетерпеливо и рассеянно просматривая ленту Твиттера, но не особо вникая, что там написано. Иногда мое внимание привлекала какая-нибудь гифка с милым щенком, но это случалось довольно редко. Сила гифки со щенком велика.

– Семья! – раздался снизу певучий вопль, который мог принадлежать только одному человеку. Я понеслась вниз по лестнице, распахивая руки для объятий.

Объятия моей сестры были бесспорно лучшими в мире. Она абсолютно искренне умела сделать так, что я чувствовала одновременно свою несомненную значимость, и безопасность. У меня вырвался вздох облегчения.

– Так здорово видеть тебя, – сказала я, – нам о многом надо поговорить. Я хочу знать все о твоих друзьях в универе. Как та девушка, Яэль? Вы уже подружились? Или пока еще нет?

– С ней еще не подружились, – начала она, – но я завела гораздо лучших друзей. Они вытаскивают меня на поиск приключений каждые выходные, так что я не торчу одна у себя в общежитии. Думаю, я нашла свою команду, понимаешь? У меня не было своей группы людей, на которых можно было бы положиться в школе, но сейчас, полагаю, я нашла их.

– Очень рада за тебя, – сказала я. – Ты этого заслуживаешь.

– Спасибо, сестренка, – ответила Эшли, обнимая меня за шею. – Где мама?

– Она пошла бегать с Фиеро, – сказала я. При упоминании о Фиеро глаза Эшли расширились, словно она почти забыла, как чудесно будет снова встретиться с пуделем-монстром.

– Как поживает мой крошка-щенок?

– Такой же лизун, как и всегда. Не переживай, он даже в твое отсутствие спит на твоей кровати.

– О! Это самое милое и грустное из всего услышанного!


Входная дверь затряслась, и мы обе разом обернулись к ней. Размытое пятно белого меха влетело в дом, и Эшли взвизгнула в совсем не свойственной ей манере. Фиеро тут же повалил ее на землю и бросился лизать лицо. Это выглядело прямо-таки как настоящая встреча века.

– Моя детка дома, – сказала мама, бросаясь к Эшли и Фиеро. Когда тот получил свою дозу ласки, мама подняла Эшли на ноги и запечатлела на ее щеках с десяток поцелуев.

– Я скучала по тебе, мама, – сказала Эшли, крепко ее обнимая, – настолько, что мне даже все равно, что на мне останется запах твоего пота.

Они обе захихикали, когда мама попросила Эшли покрутиться – она хотела убедиться, что не пропустила никаких изменений, которые произошли в дочери за три недели ее отсутствия. Мама положила руку на макушку Эшли и сравнила ее рост со своим.

– Ты выросла? Не предполагала, что ты так изменишься всего за три недели!

– Я расту, но не думаю, что в высоту, – сказала Эшли.

– Конечно, дорогая, так и есть, – сказала мама, снова обнимая ее. – Савви, не поможешь Эшли отнести наверх белье в стирку? С ума сойти, ребенок, ты вообще не стирала со времени своего отъезда?

– У меня не получается стирать так же, как ты, – ответила Эшли.

– Ну, ну, – сказала мама, – тебе повезло, что я соскучилась!

Мы с Эшли вместе отволокли сумку с ее вещами наверх, стараясь изо всех сил, чтобы она не стянула нас вниз по лестнице. Сумка оказалась такой тяжелой, словно в ней был спрятан труп.

– Как один человек может накопить столько грязного белья?

Сестра издала усталый смешок.

– Я переодеваюсь по несколько раз за день, Сав! Что-то удобное на занятия, наряд на выход после занятий, а потом симпатичную пижаму, потому что все в общежитии видят тебя в ней, пока ты идешь из комнаты в ванную. Это постоянное модное состязание с весьма высокими ставками.

– С ума сойти.

Мы бросили сумку перед стиральной машиной и сушилкой, и Эшли провела меня к себе в комнату. Она с удовольствием зарылась лицом в розовое одеяло с разводами, которое выбрала, когда ей было еще двенадцать, и громко вздохнула.

– Наслаждайся тем, что любишь в этом доме, пока можешь, Савви, – сказала сестра. – Возвращаться домой после того, как уехал… как-то странно. Как будто все это никогда и не было моим на самом деле.

– Не говори так! Это твоя постель, в которой ты спала последние шесть лет своей жизни, в твоей комнате, в которой ты жила последние двенадцать лет. И тебя не было всего-то три недели.

Эшли снова вздохнула, заворачиваясь в одеяло.

– Но это ощущается таким окончательным, понимаешь? Словно я никогда уже не вернусь сюда, как тот ребенок, который выбрал это ужасное одеяло. Теперь, когда я буду приезжать сюда, я буду приезжать как гостья.

Я легла рядом с ней на кровать, и она приподняла один край одеяла, чтобы мы могли укрыться вместе. Из нас получилось этакое сестринское буррито. Мы лежали так несколько минут, и нам не нужны были никакие слова. Я просто хотела насладиться вновь обретенным ощущением целостности в доме, в котором я чувствовала себя так одиноко последние несколько недель.