— Я это знаю. — Пол похлопал ее по плечу. — Знаю, вот и все. И Олуэн тоже знает.

Пенелопа посмотрела на Олуэна, стоявшего по другую сторону от нее. В руках мальчик держал рисунок.

— У тебя было видение? — спросила она.

Олуэн кивнул:

— Да, было. Вот видишь? — Он протянул Пенелопе рисунок.

Едва взглянув на листок, Пенелопа отметила, что Олуэн в последнее время стал рисовать гораздо лучше. На сей раз он изобразил огромный и величественный особняк в английском стиле, а на широкой лужайке перед особняком — всех воспитанников Пен. У окна же — высокого, от пола до потолка — стояли мужчина и женщина, наблюдавшие за детьми, играющими на лужайке. Мужчина определенно был Эштон, а женщина — Пенелопа. И у нее был очень большой живот.

— Ты действительно это видел? — спросила Пенелопа.

Сердце ее радостно подпрыгнуло в груди, а голова закружилась от счастья.

Олуэн тут же кивнул:

— Да-да, конечно, видел. Можешь не сомневаться. Думаю, что потом я добавлю к этому рисунку еще кое-что. Только мне надо немного поупражняться в рисовании. Здесь должны быть также Белинда, а с ней — мужчина в очень красивом офицерском мундире. И почти все Радмуры. А видишь того человека? Вот здесь…

В тени деревьев стоял высокий мужчина.

— Да, это Брант. О Боже, он так одинок! Я это чувствую.

Олуэн снова кивнул:

— Так и будет. Но это не навсегда. Ему надо залечить рану. Так что не беспокойся, все будет хорошо.

— Очень надеюсь, — ответила Пенелопа. Она вздрогнула, когда чья-то рука легла ей на живот. — Делмар, ты что-то хочешь мне сказать?

Мальчик с улыбкой закивал:

— Да-да, кое-что скажу. Так вот, Пен, ты должна просто сидеть и ждать Эштона. Потому что он обязательно придет. Но ты могла бы и сама его найти и дать хорошего пинка. Ведь детям нужен отец.

— Детям? — Пенелопа откашлялась. — Каким детям?

— Мальчику и девочке. Им нужен отец. Конечно, Эштон непременно к тебе придет, но я думаю, ты могла бы его поторопить.

Пенелопа несколько минут сидела, прижав ладони к животу. Она подозревала, что беременна — все признаки были налицо, — но старалась не думать об этом. А теперь она уже не могла делать вид, что не догадывается о своем состоянии, и предсказаниям Пола и Олуэна всецело доверяла. Если они считали, что ей и Эштону предстоит стать мужем и женой, то так и будет. И конечно же, она приложит все силы, чтобы это предсказание сбылось.

Пенелопа взглянула на братьев, смотревших на нее вопросительно. Похоже, они тоже верили в то, что сказали Пол и Олуэн, но право принимать решение оставляли за ней. Улыбнувшись мальчикам, Пенелопа молча встала из-за стола и пошла к себе в комнату, чтобы переодеться. Ей следовало как можно тщательнее выбрать наряд, ведь она отправлялась к мужчине, предназначенному ей судьбой. За спиной у нее раздался смех мальчишек, но она сделала вид, что не слышит их.


Эштону никак не удавалось унять дрожь; его трясло от волнения и восторга — ведь он теперь был богат, сказочно богат, как ему казалось. Оказалось, что втайне от него друзья собрали достаточно денег, чтобы удвоить инвестиции, а просили его лишь о том, чтобы он вернул им изначальный взнос. Гордость едва не заставила его отказаться, но он решил забыть о гордости. Друзья сделали ему подарок, помогли ему единственным доступным им способом, и Эштон не стал оскорблять их отказом. Он горячо поблагодарил их и вернул им ту сумму, которую они просили.

Окинув взглядом приятелей, виконт заявил:

— Теперь-то я смогу расплатиться с Пенелопой за эти векселя.

Корнелл решительно покачал головой:

— Нет, Эштон. Ведь она сожгла их потому, что хотела сделать тебе подарок. Рассматривай этот ее поступок как жест благодарности за все, что ты для нее сделал. Хотя я думаю, что ее вдохновила на это не одна лишь благодарность.

— Да, наверное, ты прав, — согласился Эштон и, улыбнувшись, добавил: — Да-да, конечно же, не одна благодарность.

— И она определенно не нуждается в деньгах, — продолжал Корнелл. — Потому что эта леди — наследница немалого состояния. Об этом уже говорят в свете.

Эштон положил на стол бумаги, которые держал в руке, и невольно нахмурился. Было ясно, что очень скоро вокруг богатой наследницы, словно рои пчел, начнут кружить мужчины. И эти мужчины изо всех сил будут стараться завоевать благосклонность Пенелопы, его Пенелопы. Этого нельзя допустить! Эштон почувствовал, как в нем закипает ярость. Виктор тут же сунул ему в руку бокал сбренди.

— Вот, выпей, — сказал он. — Выпей за наш успех!

Все пятеро подняли бокалы и выпили. И Эштон почувствовал, что успокаивается. Конечно же, у него не было никаких причин для ревности. К тому же за Пенелопой пока что никто не ухаживал. Но вот он сам… Эштон вдруг вспомнил, что за две недели ни разу не послал ей даже записку. И оставалось лишь надеяться, что она не очень на него сердится.

— Так когда же ты женишься на ней? — спросил Брант.

— Как можно скорее, — ответил Эштон без колебаний. — Как только она захочет со мной разговаривать, — добавил он со вздохом. — Я только сейчас осознал, что не написал ей ни строчки, после того как она с мальчиками перебралась в Уэрлок-Хаус. Так уж получилось… Я все думал, что вскоре смогу с ней увидеться и поговорить. Это же лучше, чем писать записки, верно?

— Лучше, конечно, — согласился Корнелл. — Но все-таки тебе не следовало исчезать на две недели. Так что теперь тебе придется за ней поухаживать. Цветы… и прочее в том же роде. Возможно — шоколадные конфеты. Хотя подозреваю, что все конфеты съедят дети. Да, а как же дети? Придется тебе взять и их вместе с ней, если ты на ней женишься.

— Да, знаю. И я ничего не имею против. Западное крыло в моем поместье уже почти готово их принять.

— Какой ты самоуверенный…

— Был таким до самого последнего времени. А теперь мне придется ей все объяснить и выпросить у нее прощения. Думаю, что она еще не завела себе любовника, потому что…

— Какой же ты дурак! — перебил Корнелл. — Она ведь тебя любит.

— Что ж, возможно. Только сама она об этом не говорила.

— И все же ты подготовил целое крыло дома для ее детей, — заметил Виктор.

Эштон со вздохом пожал плечами:

— Просто я надеялся, что… — Он умолк, услышав, что к двери кто-то подходит.

В следующее мгновение раздался голос Марстона — причем в голосе его звучали нотки раздражения, — а затем дверь кабинета распахнулась и Эштон замер, в изумлении уставившись на Пенелопу, стоявшую у порога. А из-за ее плеча с виноватым выражением на лице выглядывал дворецкий.

— Все в порядке, Марстон, — сказал виконт, и дворецкий вздохнул с облегчением.

Эштон смотрел на Пенелопу и глазам своим не верил. Она была одета так красиво и изысканно, как никогда не одевалась. Очевидно, уже успела приобрести кое-что из дорогих нарядов. Зеленый цвет платья выгодно подчеркивал зеленоватый оттенок ее глаз и нежный розовато-кремовый оттенок кожи. Но, на взгляд Эштона, декольте было слишком глубоким. Слишком — потому что и другие мужчины могли видеть ее роскошную грудь. Тут Брант ударил ногой по ножке его стула, чем привел Эштона в чувство.

— Пенелопа, я могу тебе чем-нибудь помочь? — спросил виконт, вскакивая на ноги.

Корнелл хмыкнул и закатил глаза, но Эштон не обратил на него внимания.

— Мне нужно с тобой поговорить, — сказала Пенелопа и в смущении покосилась на его друзей.

Теперь она уже не чувствовала прежней уверенности. Более того, ей казалось, что еще немного — и она окончательно струсит. И тогда ей останется только развернуться и убежать.

Но друзья Эштона, очевидно, догадавшись, что происходит с Пенелопой, заторопились уходить. И каждый из них перед уходом поклонился ей и, пожелав удачи, поцеловал руку. Прощаясь с Брантом, Пенелопа заглянула в его сумрачные глаза. «Да, Олуэн был прав, — подумала она. — Потребуется время, чтобы рана затянулась».

— Олуэн говорит, что все у вас будет хорошо, — прошептала Пенелопа и тут же покраснела, стыдясь своей неуклюжей попытки поддержать этого человека, хотя ее об этом никто не просил.

— Он действительно так говорит?

— Да, поверьте мне. И я подумала, что вам, возможно, станет легче, если вы будете об этом знать.

— Как странно… — пробормотал Брант. — Хотя я не могу сказать, что верю… во все эти чудеса, но мне действительно стало легче. — Он наклонился и поцеловал Пенелопу в щеку. — Не дуйтесь на Эштона слишком долго, дорогая.

Пенелопа молча кивнула, чувствуя, что вся горит от смущения. Эштон же прошел мимо нее к двери и закрыл ее за своими друзьями. Она услышала, что он что-то шепнул Марстону, перед тем как закрыл дверь. А потом… Ей показалось — или действительно в замке повернулся ключ?

Пенелопа повернулась лицом к Эштону — и все заранее заготовленные слова вылетели у нее из головы. Он был так красив… И улыбался ей так, словно был счастлив увидеть ее. Пенелопа внезапно нахмурилась. «Но если он действительно хотел меня видеть, то мог бы прийти в Уэрлок-Хаус. Я-то от него не пряталась», — подумала она.

Эштон увидел, как нежность вдруг исчезла из ее взгляда. И цвет глаз тотчас же изменился — теперь они были скорее зелеными, чем голубыми. «Надо было поцеловать ее, когда она смотрела на меня иначе, — подумал он, тихо вздохнув. — Впрочем, нет — сначала все-таки надо поговорить. А потом можно и поцеловаться».

Эштон опустил в карман ключ, которым только что запер дверь. Он намеревался держать Пенелопу в своем кабинете столько времени, сколько потребуется, чтобы она простила его. А потом он будет долго-долго ее целовать… И не только целовать.

— Я очень соскучился, — сказал он.

— Ты знал, где меня найти! — Пенелопа старалась не растерять свой гнев и не броситься ему на шею, хотя ей ужасно этого хотелось.

— Дорогая, у мужчины тоже есть гордость. — Эштон вдруг уставился на нее с удивлением: — Неужели ты только что закричала на меня?

Она действительно на него закричала, однако признаваться в этом не собиралась.

— Не говори глупости. Леди не кричат, а разговаривают. Ты, кажется, собирался что-то рассказать мне о мужской гордости?

— Видишь ли, гордость иногда заставляет мужчину вести себя глупо. Впрочем, не знаю, насколько глупо, но я внезапно осознал, что ты очень богата. И деньги, и земли, и все прочее… Вот я и захотел хотя бы расплатиться с долгами, прежде чем приду к тебе.

— Ты не был так щепетилен, когда ухаживал за Клариссой. Чем мои деньги отличаются от ее денег?

— Деньги всегда остаются всего лишь деньгами. Но мне не все равно, что ты обо мне думаешь. — Эштон откашлялся. — Мне не все равно, каким ты меня видишь. Я больше не хочу быть в твоих глазах жалким охотником за приданым. При мысли о том, что я ищу богатую невесту, мне всегда становилось не по себе. Когда же я встретил тебя, мне стало ужасно стыдно. Потом ты сожгла те векселя — и с моих плеч словно гора свалилась. Но уже через несколько секунд мне стало ясно, что я в долгу перед тобой, и тогда… Тогда я понял, что должен что-то предпринять.

— Привести в порядок кое-какие дела? Кажется, именно так ты выразился.

— Да. Я решил расплатиться с оставшимися долгами и найти деньги, чтобы отдать тебе за те векселя.

— Но я не хочу, чтобы ты расплачивался со мной за долги своего отца. Это был мой подарок тебе. Из-за этих векселей ты связался с Клариссой и Чарлзом, и я хотела, чтобы ты наконец почувствовал себя свободным. И уж конечно, я не хотела повязать тебя этими долгами.

Эштон шагнул к Пенелопе и положил ладони ей на плечи.

— Теперь я это знаю. Всего несколько минут назад я еще собирался отдать тебе долг, но друзья вразумили меня. Иногда надо просто уметь принять подарок. — Он прикоснулся губами к ее губам. — Спасибо тебе, Пенелопа.

— Пожалуйста. Значит, все дело было в них? В векселях?

— Нет, не только. Я сделал кое-какие инвестиции и ждал результатов. И результаты превзошли все ожидания. — Он улыбнулся. — Теперь я богат.

— Тогда тебе не нужна богатая невеста.

— Да, верно, мне не нужна богатая невеста, но мне нужна ты. Я хочу, чтобы ты стала моей женой. Я знаю, что ты не вполне меня понимаешь, но мне хотелось освободиться от долгов и хоть что-то положить себе в карман, прежде чем сделать тебе предложение.

— Тетя Олимпия так мне и объяснила. И меня это объяснение озадачило. Я не могла понять, почему ты по отношению ко мне не можешь вести себя так же, как…

— Потому что ты — другая, — перебил ее Эштон. — Во всех остальных женщинах я видел лишь приданое, не более того. Конечно, я знал, что буду хорошим мужем, верным и добрым, но полюбить тех, за кем когда-то ухаживал, я не мог. И уж конечно, у меня не было никаких чувств к Клариссе. Если бы не эти векселя, я бы давно от нее отвернулся. Но с тобой все не так. Мне казалась невыносимой сама мысль о том, что я презренный охотник за приданым. Я хотел с полным кошельком начать жизнь с женщиной, которую люблю. Хотел, чтобы весь мир знал: я выбрал ее вовсе не из-за денег, но лишь потому, что она та единственная, которая мне нужна. — Он заглянул в ее блестящие от слез глаза и с тревогой в голосе спросил: — Почему ты плачешь?