Аргус приподнялся на локте.

— Видишь ли, я…

Договорить он не успел: на губы легла теплая ладонь.

Начало фразы подсказывало, что далее последуют раскаяние и сожаление истинного джентльмена или — что еще хуже — неповторимые мгновения попадут в разряд ошибок.

— Только не говори, что мы поступили плохо.

Аргус сжал ее руку.

— Нет, не плохо. То, что произошло, не назовешь иначе как высшим блаженством. Проблема во мне. Я тебе не подхожу и не могу предложить той жизни, которой ты заслуживаешь.

— Милый, грешно недооценивать собственные достоинства. Разве ты не рыцарь королевства? Разве в твоих венах не течет благородная кровь? Разве король и отечество не оценили твоих высоких достоинств? Как же можно говорить, что я заслуживаю большего?

Аргус покачал головой.

— Поверь, Уэрлоки — очень плохие мужья. Уж я-то знаю наверняка. История нашей семьи полна горечи: повсюду разбитые сердца, разрушенные браки, покинутые дети.

Лорелей вздохнула и задумчиво провела пальцами по бронзовой коже Аргуса. Женское любопытство подталкивало расспросить, выведать чужие тайны, однако она знала, что ступать на скользкую дорожку опасно. Любимый чувствовал, что должен сделать предложение, но по каким-то неведомым, глубоко скрытым причинам считал, что недостоин ее руки. Давняя история череды неудачных браков казалась Аргусу чрезвычайно важной, однако вникать в подробности он не хотел, а Лорелей искренне недоумевала: с какой стати и каким образом чьи-то неудачи способны помешать их счастью? Но сейчас подобные вопросы казались лишними, когда-нибудь настанет время и для серьезных разговоров. А сейчас она лежала в объятиях самого прекрасного, самого желанного на свете мужчины и вовсе не желала выслушивать рассуждения о том, почему он ей не подходит. Разговор об ошибках и чувстве вины, как известно, способен испортить любые отношения, и Лорелей нисколько не сомневалась, что если допустить опасные откровения, то монолог немедленно перерастет в жаркий спор.

Напрашивалось единственно верное решение: освободить любимого от тяжкого груза ответственности и тем самым снять проблему. Он считал, что должен ее оставить, потому что не имеет права жениться. Значит, необходимо дать понять, что она не ожидала и не ожидает предложения руки и сердца. Вот только как заставить его поверить?

— Теперь мы любовники, — прошептала Лорелей, отвечая собственным мыслям.

— Да.

Аргус не понимал, что она хотела сказать, неожиданным, хотя и очевидным замечанием, однако чувствовал, что любые оценки правильности события сейчас неуместны.

— А каким образом любовникам удается встречаться наедине? Вокруг столько людей…

— Вариантов множество.

— Можешь предложить безопасное место?

— Ну, например, такое: возле садового дома растет огромный старинный дуб. Ствол у него настолько толст, что вполне может служить стеной.

Лорелей рассмеялась:

— Да, наверное.

— Вот только затевать игру опасно: Корник продолжает охоту. Олимпия уже пострадала; кто знает, кому достанется в следующий раз. Ночные прогулки в саду — занятие рискованное.

— Какая предусмотрительность! А я сказала бы, что темнота — самая надежная защита.

Аргус улыбнулся и поцеловал Лорелей в кончик носа.

— Что-нибудь непременно придумаем. Теперь, когда я наконец-то тебя заполучил, в одиночестве вряд ли долго протяну.

Лорелей решила, что признание можно считать декларацией намерений, и скрепила договор нежным поцелуем. А вскоре страсть вспыхнула с новой силой, и, забыв обо всем на свете, она с радостью погрузилась в блаженное небытие.


Стеснительность вернулась вместе со способностью мыслить и рассуждать. Лорелей покраснела до такой степени, что щеки приобрели бордовый оттенок. Она поспешно встала и принялась смущенно, а оттого еще более неловко собирать разбросанную одежду. Впрочем, застенчивость вовсе не мешала ей исподтишка наблюдать, как одевается любимый. С трудом верилось, что еще несколько секунд назад самый красивый на свете мужчина принадлежал ей. Что ж, пусть восхитительные воспоминания останутся в сердце и послужат утешением в минуты одиночества и грусти.

Только дома, в тишине своей комнаты, Лорелей осознала, что не услышала даже намека на новую встречу. На краткий миг ее сердце утонуло в печали: кажется, история закончилась, едва начавшись. Чтобы унять паническую дрожь, понадобилось несколько глубоких вдохов. Спокойно. Аргус уже выбрал место для встреч. Скорее всего, назначить свидание помешала лишь осторожность: прежде чем договариваться, необходимо выяснить, не опасно ли появляться в саду ночью.

Вывод напрашивался сам собой: быть любовницей сэра Уэрлока непросто. Тревожила необходимость постоянно прятаться и делать вид, что ничего особенного не происходит. К тому же Аргус говорил только о желании, о стремлении обладать, но ни о любви, ни о зарождении глубоких чувств до сих пор не прозвучало ни единого слова. Если бы возлюбленный дал понять, что в душе взошел крохотный росток истинной, прочной привязанности, она ни за что не упустила бы возможности вырастить могучее дерево. Чтобы оставаться рядом с сэром Аргусом Уэрлоком, необходимо немало терпения и женской мудрости.


Аргус стоял возле садового дома и задумчиво смотрел на старый дуб. Лучшего места для тайных свиданий и не придумаешь. Одно неясно: каким образом обезопасив Лорелей от возможного риска? Корник рыскал вокруг поместья вместе с сообщниками и уже доказал, на что способен. Нет, ни в коем случае нельзя позволять себе идти на поводу у собственных страстей и совершать непростительные глупости.

Можно подумать, что до этой минуты его действиями руководил разум! Аргус сердито пнул попавший под ногу камень. Герой, ничего не скажешь! Лишил невинности дочку герцога — почтенного и доброго человека, которого глубоко уважал. Человека, доверчиво открывшего свой дом и готового помогать во всем, в том числе и в поисках опасных врагов. Иного определения собственному поступку, чем подлость, на ум Аргусу почему-то не приходило.

Странное дело: даже ненавидя себя за вероломство и непростительную слабость, он все равно продолжал рассматривать дуб. Воображение рисовало желанную встречу в надежном укрытии: ни один любопытный взгляд не проникнет за этот необъятный ствол. Но обманывать себя бесполезно: познав Лорелей, жить без нее он уже не сможет.

— На эту тему придется хорошенько поразмыслить, — пробормотал он.

— Давно ты научился разговаривать сам с собой? — послышался за спиной насмешливый голос.

Сэр Уэрлок обернулся и увидел Яго.

— Пытаюсь решить кое-какие проблемы.

— И главную проблему, разумеется, представляет некая зеленоглазая особа?

— Честно говоря, всегда считал, что не обязан ни перед кем отчитываться, — угрюмо огрызнулся Аргус, однако кузен ничуть не обиделся, а всего лишь понимающе улыбнулся.

В их семье каждый умел постоять за себя.

— Неужели? И все же, учитывая то немаловажное обстоятельство, что все мы пользуемся гостеприимством герцога Санданмора, позицию можно было бы пересмотреть. — Яго похлопал кузена по плечу и зашагал в сторону главного дома. — Я пришел сказать, что все уже садятся за стол. Возможно, на сытый желудок будет проще разобраться в путанице мыслей.

— Никакой путаницы, — лаконично возразил Аргус и направился в дом.

— Вот уж действительно! Очаровательная молодая леди спасает тебе жизнь, смотрит так, словно готова молиться, разделяет твою плохо скрытую страсть, а ты здесь стоишь и дуешься, как будто не можешь сдвинуть с места булыжник.

— Так и есть. И имя этому булыжнику — Корник.

— Согласен. Только не пытайся меня отвлечь. Ладно, оставим этот разговор.

Аргус не сомневался, что при первой же возможности острая тема всплывет снова. Ну почему, почему каждый считает себя вправе совать нос в чужие дела? Он сердито посмотрел в широкую спину Яго и вздохнул. Неожиданно возникло тяжкое предчувствие: краткая нотация — не что иное, как начало наступления. Продолжение неминуемо, и долго ждать очередной атаки не придется.

Глава 12

— Миледи, посетитель требует встречи с сэром Аргусом Уэрлоком.

Мисс Сандан оторвала взгляд от книги, которую безуспешно пыталась читать. Страница расплывалась перед глазами; взор то и дело обращался к окну, ведь там, в дальнем конце тенистой аллеи, прятался садовый дом. Теперь Лорелей знала, как прекрасна близость, и мечтала о новой встрече, но навязываться не позволяла гордость. Пусть Аргус поймет, что имеет дело со взрослой женщиной, согласной поддерживать близкие отношения, но не желающей требовать больше того, что он готов дать. Оставалось надеяться, что любимый придет сам или хотя бы попытается устроить романтическое свидание. Ожидание казалось удручающе томительным; к счастью, появление дворецкого отвлекло ее от грустных мыслей и помогло забыть о тягостной неопределенности.

— Требует? — переспросила она.

— Весьма настойчиво.

— Врагам сэра Уэрлока вряд ли придет в голову явиться в Санданмор и постучать в дверь, — пробормотала она.

— Нет-нет, это не враги. Всего лишь два молодых человека.

— Насколько молодых?

— Лет двенадцати или около того. В этом возрасте трудно сказать наверняка.

— И больше никого? Только мальчики?

— Судя по всему, да. Прикажете привести сюда?

— Если не трудно, Макс. Думаю, так будет лучше. Опасно отправлять незнакомцев в садовый дом, не выяснив, что этим странным гостям нужно. Не исключено, что придется заранее предупредить сэра Уэрлока, да и молодым людям, скорее всего, не помешает немного подкрепиться. Ну, а я тем временем попытаюсь выяснить цель визита.

Макс коротко поклонился и ушел с таким видом, словно хотел сказать: ничего хорошего ждать не стоит. Странно. Какую неприятность способны доставить два подростка? В доме полно мальчишек, и она всех их обожает. Каждый по-своему интересен и забавен. А с этими лучше прежде поговорить самой — так, на всякий случай. К тому же очень хочется узнать, зачем они пришли.

Лорелей едва успела отложить книгу, встать и расправить юбку, как дворецкий впустил в утреннюю комнату нежданных гостей. Выглядели они так, словно преодолели долгий нелегкий путь. При ближайшем рассмотрении сомнений не осталось: оба принадлежали к семейству Уэрлоков или Вонов. Всех представителей многочисленного клана объединяло ярко выраженное сходство. Иными словами, как сказал бы лорд Сандан, давала себя знать порода.

— Что вы сделали с нашим отцом? — строго осведомился один из подростков.

Он был выше ростом и скорее всего немного старше спутника.

— Молодой человек, — немедленно вмешался Макс. — Разве вам не известно, что джентльмены не разговаривают с дамами подобным тоном? Перед вами леди Лорелей, дочь герцога Санданмора. Извольте проявить должное почтение. Для начала поклонитесь и назовите себя.

На мгновение Лорелей испугалась, что по неопытности мальчики начнут пререкаться с Максом. Вся ее семья могла бы подтвердить, что любые попытки оспорить правоту дворецкого заканчивались полным провалом. Главный распорядитель огромного дома умел уничтожить взглядом и коротко, но емко доказать оппоненту его абсолютную несостоятельность. К счастью, посетители быстро поняли ошибку. Один ткнул другого локтем в бок, после чего оба посмотрели на Лорелей. Особого расположения во взглядах не чувствовалось, но поклоны оказались вполне грациозными и даже любезными.

— Меня зовут Дариус Уэрлок, — представился высокий мальчик. — А это мой брат Олуэн. Мы сыновья сэра Аргуса и хотим знать, где наш отец.

От потрясения Лорелей утратила дар речи. Ей показалось, что молчание длилось целый час, хотя на самом деле не прошло и пары секунд — Макс даже не успел откашляться. Да, не напрасно он предупредил о неприятностях: трудно было представить известие более неожиданное, ошеломительное и даже катастрофическое. В душе теснилось множество разнообразных чувств, но при всем желании среди них невозможно было бы найти ни одного приятного.

«Мы сыновья сэра Аргуса».

Лорелей не раз слышала, что слова способны глубоко ранить, но никогда не задумывалась, что означает расхожая поговорка. Прежде всегда казалось, что от любого резкого, нетактичного замечания можно отмахнуться: мало ли кому что взбредет на ум? И вот сейчас удар пришелся в самое сердце. У Аргуса двое сыновей, а он даже не счел нужным об этом сказать. Может быть, существовала и жена, о которой он тоже забыл упомянуть? В безвыходной ситуации спасти могли только хорошие манеры; к счастью, гувернантки в свое время работали добросовестно. Оставалось одно: закутаться в плащ отстраненной любезности и спрятать за ширмой гостеприимства растерянность и болезненное недоумение.