Кресли Коул - Если пожелаешь

— Я никуда не собираюсь, — буркнул он, и жизнь его изменилась навсегда.

Джейн слышала, как Хью вернулся в комнату. Вот, значит, как? Стало быть, дело сделано? Удовлетворив страсть с француженкой, он вернулся, чтобы защищать Джейн?

Когда Хью, заправляя рубашку в брюки, вышел из комнаты Лизетт и сразу же снова скрылся за дверью, стоило блондинке его позвать, Джейн, шатаясь, побрела к себе в номер. Проклиная себя за глупость, она склонилась над лоханью для умывания: ее мутило.

На следующее утро они снова пустились в путь. В карете, которая казалась теперь слишком тесной, Джейн нарочно отводила глаза, стараясь не встречаться взглядом с Хью. Ей не хотелось, чтобы он понял, как больно ранил ее своим предательством.

Предательством? Но что он, собственно, сделал? Нарушил клятву, данную перед алтарем? Но их брак — фальшивка, и Хью никогда не скрывал, что ему не терпится поскорее расторгнуть его.

Так почему же ей так больно?

Даже зная о неверности Хью, Джейн мечтала о нем прошлой ночью. Воображала, как он выполняет свои угрозы — сдавливает ее в объятиях и проникает в ее плоть.

Джейн была девственницей, но пылкая фантазия подсказывала ей, как Хью пронзает ее, даря наслаждение, как его огромное тело изгибается и движется в жарком ритме, а ее ноги обвиваются вокруг его бедер. Задыхаясь от желания, она почти ощущала, как его горячие ладони обхватывают ее груди, а жадные губы сжимают соски.

Но весь свой пыл он растратил на Лизетт.

Джейн отвернулась к окну, прижав кулачок к губам.

Какое жалкое, унизительное положение! А самое ужасное — этот туман в голове, который мешает думать и лишает воли. Джейн хорошо знала собственные слабости. Она слишком импульсивна, ее слова и поступки часто опережают мысли. И переменчива: ее вечно бросает из крайности в крайность, словно маятник. Вдобавок она излишне чувствительна, все принимает близко к сердцу.

Но хуже всего было то, что в присутствии Хью все ее недостатки проявлялись еще сильнее. Ее охватывало волнение, мысли разбегались, и все, что она делала или говорила, все, что казалось ей важным и значительным, впоследствии оборачивалось ничего не значащей ерундой.

Джейн всегда от этого страдала, но пыталась бороться с собой. Она уже знала, что, переживая приступы гнева и раздражения или оказавшись, по меткому выражению ее кузин, во власти очередной «неудачной идеи», лучше всего успокоиться, возможно, даже выйти из комнаты, чтобы привести мысли в порядок и начать рассуждать разумно.

Этот прием обычно помогал, но сейчас, запертая в замкнутом пространстве экипажа, Джейн ощущала собственное бессилие.

Она устало вздохнула. Как бы ей хотелось быть рассудительной и мудрой, не поддаваться внезапным необъяснимым порывам! Почему все замечают ее слабости и промахи, но никто не понимает, что она изо всех сил пытается исправиться?

Можно только догадываться, каково это — быть разумной. Хорошо бы надеть особые очки и сразу увидеть мир таким, каков он есть. Она бы взглянула на свои отношения с Маккарриком и тотчас вывела простое уравнение: Хью равняется боли.

На второй день после того, как они покинули постоялый двор, Хью решил, что ему не хватает дерзких выходок Джейн.

Казалось, она вовсе его не замечает. Подобное безразличие задело бы любого мужчину, лишив его присутствия духа. Карета въехала в очередной сонный городок, и Хью снова принялся украдкой разглядывать Джейн, сидевшую у открытого окна. Легкий ветерок играл ее распушенными волосами, отливавшими золотом в лучах солнца.

Весь день она молча читала «Первые шаги светской львицы» или то, что скрывалось под фальшивой обложкой с этим названием. Хью оставалось только надеяться, что это не роман того же сорта, что и книжонка, которую он видел в ее комнате в Лондоне. Его сомнения лишь укрепились, после того как Джейн, не отрываясь от книги, принялась грызть яблоко, а потом обкусывать соломинку, которую успела сорвать, когда они останавливались утолить голод.

Хью следовало бы радоваться, что Джейн оставила его наконец в покое, перестала донимать своим кокетством. Так почему же его так задевало ее безразличие?

«Сколько еще дней и ночей смогу я выдержать?» В десятый раз за этот бесконечный день Хью пожелал, чтобы его брат как можно скорее покончил с Греем. Итан обладал сверхъестественным даром находить людей, как бы тщательно они ни скрывались. В самом лучшем случае ему удастся схватить Грея еще до того, как тот достигнет берегов Англии. В худшем — на поиски уйдут долгие месяцы…

Хью снова вспомнил свой последний разговор с братом. Надо было добиться от него ответа, узнать, что произошло между ним и дочерью ван Роуэна. Хью поспешил обвинить Итана в беспутстве, хотя тот, возможно, испытывает к Мэдди нечто большее, чем просто похоть. Хью и Корт познали истинную любовь, так почему они решили, что старший брат не способен на это чувство?

Надо будет при встрече потолковать об этом с Итаном. Распить бутылочку шотландского виски и поговорить по душам, как мужчина с мужчиной. Если Итан действительно увлечен Мэдди, Хью мог бы помочь, придумать способ, как выбросить ее из головы.

«Помочь? Придумать способ? Ты снова выставляешь себя самодовольным глупцом, Маккаррик. Кто бы тебе помог: все твои мысли заняты одной лишь Джейн».

Джейн округлила глаза и, тихонько охнув, нетерпеливо перелистнула страницу.

По крайней мере, сейчас она казалась более оживленной, чем накануне. Весь предыдущий день она просидела, уткнувшись в книгу, неподвижная, оцепенелая. Вид у нее был не то чтобы сердитый, но непривычно безжизненный и поникший. Обычно Джейн лучилась жизненной силой, и странно было видеть, как она невидящим взглядом смотрит в окно кареты, безучастная и равнодушная ко всему.

Хью опасался, что испугал ее излишней опекой. Возможно, она чувствует себя виноватой перед Бидуортом, потому что позволила другому мужчине целовать себя.

Или не может справиться с потрясением, оттого что испытала при этом удовольствие…

Это казалось непостижимым, но Джейн действительно доставляли наслаждение его ласки. Хью не мог забыть, какой она была в ту ночь, трепещущая, задыхающаяся, с пылающей кожей и расширенными зрачками. Но если ночью она обжигала как пламя, то утром была холоднее льда…

Джейн казалась несчастной, и это вынести было труднее всего.

— Шине, я хочу поговорить с тобой о недавней ночи.

Она не пошевелилась, ее взгляд по-прежнему был прикован к раскрытой книге.

— Так говори.

— Милая, я совершил ошибку, — тихо произнес Хью. — И я прошу тебя не наказывать меня за это.

Джейн подняла голову и встретила взгляд Хью. Ее глаза сверкали гневом.

— Выходит, в том, что случилось на постоялом дворе, виноватая?

Застигнутый врасплох ее яростной вспышкой, Хью медленно качнул головой:

— Нет. Это мне следовало держать себя в узде. Такое больше не повторится. — Конечно, Джейн растеряна и смущена. Она думала, что сможет безнаказанно играть с ним. Не ожидала, что Хью начнет осыпать ее страстными поцелуями.

— Почему тебя волнует, что я думаю о… твоем поведении? — спросила Джейн. Безупречный лондонский выговор подчеркивал ее холодность и отчужденность.

После секундного колебания Хью признал:

— Мне важно твое мнение обо мне.

— Так вот почему ты не желаешь говорить о роде своих занятий?

— Да, — кивнул Хью.

— Дурачок. — Ее лицо, освещенное ярким солнечным светом, неожиданно озарилось обольстительной, прелестной улыбкой. — Я слишком низкого о тебе мнения, чтобы что-то могло изменить его к худшему.

* * *

— Лизетт, — шепнул Грей на ухо трактирщице, отводя белокурые пряди с ее лба. — Проснись.

Француженка мгновенно открыла глаза и попыталась сесть на постели, но в следующий миг крепкая мужская ладонь зажала ей рот. Придушенный крик Лизетт перешел в тихое хныканье, когда Грей приставил к горлу нож. Гладкое стальное лезвие сверкнуло в лучах лампы, и на стене заплясали блики: Лизетт колотила дрожь.

— Ты выставила так много охраны, я уж подумал, что ты ждешь меня, — прошипел Грей. — Только не говори, что ты по мне скучала. — Слегка ослабив хватку, он теснее прижал нож к горлу Лизетт. — Думаю, мне нет нужды напоминать, каким коротким окажется твой крик? — Лизетт молча кивнула, и Грей широко осклабился, разглядывая ее искаженное ужасом лицо и глаза, полные слез. — Да, похоже, ты подозревала, что я нанесу тебе визит. — Он убрал руку, зажимавшую ей рот. — Твой трактир стерегут, точно крепость. Но тебе ли не знать, что я способен проникнуть сквозь любой заслон.

— Чего тебе от меня надо? — прошептала Лизетт, в страхе натягивая на себя покрывало до самой шеи.

— Хью и Джейн останавливались здесь по дороге на север. Я хочу знать, куда они направляются.

— Маккаррик никогда не доверился бы мне, тебе это отлично известно.

Грей насмешливо вскинул брови.

— И тебе, при твоей привычке всюду совать свой нос, ничего не удалось разнюхать, пока они были здесь?

— Хью очень осторожен, а девушка вряд ли знает, куда ее везут.

— Зато у меня есть на этот счет кое-какие мыслишки, — признался Грей. — Я просто искал им подтверждения. Но похоже, только зря потратил время. — Он слегка отвел лезвие от горла Лизетт и, когда в ее больших голубых глазах вспыхнул робкий проблеск надежды, добавил, растягивая слова: — Но разумеется, раз уж я здесь, самое время рассчитаться с тобой за вероломство. Ты выдала меня Хью и Итану.

Плечи Лизетт обреченно поникли.

— Они хотели помочь тебе.

— Помочь? — Грей вспомнил бешеную ярость Хью и сокрушительные удары его кулаков, стремительные, как ураган. Братья бросили беспомощного пленника в темный подвал. День за днем он лежал в темноте, страдая галлюцинациями. Временами его мучили приступы рвоты.

Даже сейчас при воспоминании о тех днях по коже Грея прошел озноб. Он вновь увидел перед собой призрачные лица мертвецов, их остекленевшие, невидящие глаза. Ему некуда было скрыться от них. И всему виной предательство этой лживой девки.

— Я сказала им, потому что хотела вернуть тебя, — всхлипнула Лизетт. — Я надеялась, что это поможет тебе исцелиться.

— Ты думала о моем исцелении или мечтала забраться в постель к крепкому молодому горцу?

Лизетт затравленно отвела взгляд:

— Что ты собираешься с ним сделать?

Грей заметил на столике рядом с кроватью бутылку виски и, решив, что глоток спиртного не помешает, наполнил бокал.

— Отнять то, чем он больше всего дорожит.

— Девушка ни в чем не виновата, она здесь ни при чем.

Грей кивнул:

— Это прискорбно, нов конечном счете не так уж и важно.

— Хью скорее умрет, чем позволит тебе тронуть его женщину.

Грей отпил глоток и, смакуя, задержал его во рту.

— Значит, убив Джейн первой, я не стану торопиться.

— Его братья будут охотиться за тобой, они из-под земли тебя достанут.

Грей равнодушно пожал плечами:

— Итан уже идет по моему следу. С деликатностью разъяренного быка.

Это было похоже на Итана. Тот всегда предпочитал стремительный натиск. Никаких хитрых маневров и подлых ударов исподтишка. Он шел напролом, преследовал и теснил противника, а затем безжалостно расправлялся с ним, обрушивая на жертву всю свою мощь. Ему удавалось измотать и обессилить врагов, обреченных трястись от страха и поминутно оглядываться, не покажется ли в темноте ночи грозное, изборожденное шрамами лицо.

Мало кто мог сравниться с Итаном в силе и выносливости. Маккаррик был мастером своего дела, о нем ходили легенды. Впрочем, конечно, он не был и вполовину так знаменит, как Грей.

— Итан едва не настиг меня три дня назад. Готов поспорить, ему было известно о моем лондонском убежище на чердаке, — недовольно проворчал Грей. «В этом вся Лизетт: не задумываясь, продастся всякому, кто предложит цену повыше. Твари вроде нее не знают, что такое преданность».

К счастью, Грей был неплохо осведомлен обо всех тайных укрытиях Итана, как и о его фамильных владениях.

— Я никому не рассказывала, — покачала головой Лизетт, тряхнув белокурыми локонами, свободно спадавшими на округлые белые плечи. — Клянусь.

Решив, что на этот раз она говорит правду, Грей кивнул:

— Не волнуйся, я тебе верю. Признаю, Итан и вправду хорош в своем деле. — Если бы все добытые сведения можно было обратить в деньги, Итан сколотил бы изрядное состояние на таких же, как он, тайных защитниках короны, стоящих по ту сторону закона. — Теперь я понимаю, что Маккаррик следил за мной с того дня, как соизволил выпустить меня из своего подвала. — Грей гневно сжал в кулаке рукоять ножа. Заметив это, Лизетт испуганно вздрогнула. — Я позабочусь об Итане, хотя его презренная жизнь до того жалка, что прервать ее было бы, пожалуй, не слишком благородно. — Как лучше поступить? Оставить Итана в живых или прикончить? Грей ощущал подчас некое родство со старшим из Маккарриков. Тому, как и самому Грею, нечего было терять. Это наделяет человека особой силой?