— Эта англичанка… твоя тетя… — начинаю я.

— Да. — При одном лишь упоминании лицо Беллы светлеет.

— Дело в том, что она вовсе не твоя тетя. Она мошенница.

— О чем ты?

— Самая настоящая самозванка, обманщица. Ты уже отправила ей деньги?

— Нет, но…

— Не делай этого. Как бы ни складывалась ситуация, не переводи деньги. Потому что я нашла твою настоящую, родную тетушку. Она живет в Англии, в Кэтфорде.

Белла сидит неподвижно, с застывшим лицом. Сомневаюсь, что она мне верит.

— Настоящая тетя не хотела тебя разыскивать, потому что очень переживала и стыдилась из-за того, что не смогла приютить в детстве, — продолжаю я. — Ей не разрешил муж, и она всегда горько об этом сожалела. Когда разговаривала со мной по телефону, даже расплакалась.

— Разговаривала с тобой? — недоверчиво переспрашивает Белла.

— Да.

— Но как?

Начинаю рассказывать историю с самого начала и чувствую себя прозорливой мисс Марпл. Говорю о том, как неожиданно почувствовала обман, рассказываю об английском частном детективе, о фотографиях. Оба, и Белла, и Джейми, слушают затаив дыхание. Замолкаю, чтобы дать возможность осмыслить новость. Хорошо, что все-таки решилась приехать. Утаить информацию было бы неправильно. Аморально. Пусть Белла изменница и лгунья, но имеет право знать истину. Обычно уверенная в себе красавица выглядит растерянной, беспомощной, печальной. Мне ее даже жаль. Теперь начнет сомневаться, перестанет доверять собственным суждениям, а уж я-то знаю, каково это.

— Должен признаться, что эта особа сразу вызвала у меня немалые подозрения, — Джейми первым приходит в себя. — Думал, она просто излишне любопытна, но теперь понимаю, в чем дело: присматривалась и вынюхивала, где и чем можно поживиться. Надо срочно звонить в полицию.

— Перл, даже не знаю, когда и как смогу тебя отблагодарить, — неожиданно произносит Белла. Встает и со слезами на глазах крепко обнимает. — Все это ты сделала ради меня!

— Друзья для этого и существуют, — бормочу я и морщусь от собственных слов. Отстраняюсь, чтобы прервать объятие. Прикосновение вызывает ощущение неловкости. Обман способен принимать разнообразные, порой причудливые формы, и руки Беллы пугают. — Ну, мне пора, — говорю я и слышу в собственном голосе ледяные мотки.

— Так рано? Останься, пожалуйста, Перл, и позавтракай с нами.

— Не могу. К сожалению, спешу. — Встаю, чтобы уйти. — Но полицейские непременно захотят с тобой поговорить.

— Объяснишь, где и как меня найти.

— У тебя все в порядке? — спрашивает Белла.

— Все отлично, — коротко отвечаю я.

— Выглядишь не очень. Да и говоришь как-то странно. Чем-то расстроена?

— Нет, что ты! Конечно, нет. Просто пора ехать. Стивен будет ждать на работе.

Глава 27

Стучаться в дверь папиного дома непривычно. Здесь я выросла и раньше всегда приходила со своим ключом. Но теперь чувствую, что надо постучать. Без папы это уже не мой дом. Стою на крыльце под безжалостным дневным солнцем. Смотрю, как нежится на теплом камне ящерица. Вот заметила меня и, вильнув длинным хвостом, шмыгнула в клумбу. В дальнем конце сада, где я так любила играть в детстве, кричат вороны — наверное, скандалят из-за добычи.

После несостоявшейся во вторник ссоры с Беллой всю оставшуюся часть недели я чувствовала себя как солдат на посту: спасало только чувство долга. Но сегодня пятница, и с работы удалось улизнуть уже к ленчу, потому что Стивен поехал на студию. Дожидаюсь, пока Хизер откроет дверь, и размышляю, чем займусь в выходные и что сделаю, чтобы подавить до сих пор бушующее в душе негодование. Тэкери нужна новая одежда, так что предстоит поход по магазинам. На следующей неделе уже запланирована консультация у доктора Гринблата. Хочу посоветоваться относительно аборта. Никогда не думала, что придется думать об аборте: для этого я слишком люблю детей. Но поговорить все-таки следует. Может быть, доктор знает какую-нибудь новую технологию определения отцовства. Если отец — Бретт, то прерву беременность, а Адаму скажу, что случился выкидыш. Ну, а если окажется, что Адам все-таки добился своего, то оставлю. В любом случае пока еще ничего не решено.

Дверь открывает Рассел Андерс. Неожиданное появление постороннего мужчины мгновенно сводит на нет всю предварительную подготовку к встрече с Хизер. Разумеется, я сразу узнаю того, кто стоит передо мной в дверях папиного дома. Рассел — вокалист группы «Стьюпид лаки догз», которую постоянно крутят на радиостанции «Стар-98». В Лос-Анджелесе знаменитости встречаются на каждом шагу, а теперь даже открывают дверь в доме Гевина Сэша. Интересно, что здесь делает этот лохматый тип?

— Чем могу помочь? — спрашивает он официальным тоном.

— Видите ли, я Перл Сэш. Пришла, чтобы забрать кое-что из папиных вещей.

Рассел щедро улыбается, широко открывает дверь и показывает сложенные в коридоре коробки, из которых беспорядочно торчат книги, вешалки, кроссовки, крикетные биты, бумаги, свитера, рубашки, географические карты. Все это добро едва помещается и грозит вывалиться на пол.

— Вот, пожалуйста, — добродушно приглашает он.

Переступаю порог. Лаллабел и Перди радостно бросаются навстречу, дружески машут хвостами и лижут туфли. Наверное, тоже скучают по хозяину.

— Дорогой, кто там? — доносится из кухни голос Хизер. «Дорогой»? Папина вдова выходит, держась за поясницу: беременность уже очень заметна.

— Привет, Перл, — здоровается она как ни в чем не бывало и смотрит на коробки. — Бери, что нужно. Хорошие вещи я отобрала для аукциона, а все, что останется, заберет благотворительный магазин. Кстати, ты знакома с Расселом?

Хизер льнет к Расселу Андерсу, и он обнимает ее так, что не остается никаких сомнений относительно их отношений. Чтобы найти замену папе, потребовалось меньше двух месяцев. Его ребенок еще даже не родился.

— Привет, — сухо отвечаю я и отвожу взгляд. Не могу смотреть на сладкую парочку. Может быть, Рассел существовал и при жизни папы? Как-то подозрительно близко они знакомы.

— Может быть, помочь разобрать? — любезно предлагает Рассел.

— Нет, спасибо, справлюсь. — Опускаюсь на колени и приступаю к делу. Передо мной остатки папиной жизни. Вытаскиваю деревянную фигурку кота. Кот дружески мне улыбается, но я его почему-то не узнаю. Следующим оказывается старый фотоаппарат. Чтобы достать его, приходится преодолеть сопротивление пластмассовой вешалки. Выясняется, что объектив разбит. Рядом лежит кружка в виде Микки-Мауса, полная шариков для настольного тенниса. Бесполезный хлам.

На дне коробки обнаруживается ремень, который папа постоянно носил. Откладываю в сторону. И на том спасибо. Неожиданно вижу коробочку с золотыми запонками — должно быть, Хизер случайно пропустила ценный лот. Быстро прячу находку в карман. Целая коробка заполнена фотографиями, большей частью нашими детскими. Сразу отношу ее в багажник машины и попутно делаю неожиданное открытие: оказывается, там до сих пор стоят коробки с бумагами из папиного стола. Черт возьми, забыла вынуть. Места не хватает.

И все же постепенно в багажник переезжают теннисная ракетка и крикетная бита, а через полчаса еще четыре коробки с памятными вещицами. Главным образом в них собирается всякая ерунда: несколько дисков, старый свитер, в котором папа играл в крикет, бейсболка, туфли на платформе: помню, как он в них выступал. Настроение почему-то заметно улучшается. То, что не влезло в багажник, складываю на заднее сиденье. Не заходя в дом, формально прощаюсь и поспешно уезжаю.

Неужели можно засунуть человеческую жизнь в четыре картонные коробки и поставить в багажник? Понятия не имею, что буду делать с этими вещами. Скорее всего сложу на чердаке. Может быть, Хизер права и материальные остатки значения не имеют? Может быть, важны лишь воспоминания?

Из папиного дома еду за Тэкери. Забираю сына из школы и везу домой. Адам уже нас ждет.

— Папа дома! Папа дома! — с восторгом пищит малыш.

Я тоже радуюсь. Наконец-то сможем вместе пообедать. В холодильнике припасены отличные стейки, сейчас устроим в саду барбекю. Погода прекрасная: тепло, но не жарко.

Однако Адам явно не в себе. Всю неделю он искрился от восторга: даже успел накупить кучу детской одежды и несколько книг на тему «Как выбрать имя ребенку».

— Как тебе нравится Абрахам? — спросил он сегодня утром, пока за завтраком читал одну из книг. — Или Адриан, Адонис. Или Адольф. Интересно, сейчас кто-нибудь сможет назвать ребенка Адольфом? — Он весело рассмеялся.

Но сейчас определенно не до смеха. Когда Адам расстроен или взволнован, он ведет себя очень тихо. Перед совещаниями на студии всегда молчит. А еще суетится. Руки постоянно движутся и что-то делают: приглаживают волосы, трут подбородок, залезают в карманы и тут же снова вылезают, барабанят по всем доступным поверхностям. Захожу в кухню и вижу оставшиеся с утра кофейные чашки: он их до сих пор не вымыл. Что-то определенно произошло.

— Все в порядке? — спрашиваю я, пока разбираю чемоданчик для ленча и мою пустые контейнеры.

— Все от-т-тлично, — отвечает Адам. В голосе отчетливо слышится гнев, так что нетрудно понять: отличного мало. Он барабанит пальцами по клетке с попугаем, и Сноуи негодующе верещит.

— Что-нибудь случилось на студии? — допытываюсь я.

— Нет, — твердо отвечает Адам.

Тэкери включает телевизор в гостиной. Слышно, как Любопытный Джордж поет свою любимую песенку.

— Хочешь пива? — Открываю холодильник и достаю бутылку «Миллер лайт». — Может быть, поджарим на обед стейки?

— Перл… — Адам начинает что-то говорить, но тут же замолкает, вздыхает, и во вздохе ясно слышится отчаянье. Наконец садится за стол и неподвижно смотрит в сад. Он бледен и похож на человека, утомленного жизнью и миром. Прекращаю возню и обнимаю, но он словно и не замечает. Мои ладони лежат на его плечах, а его руки упрямо сложены на коленях.

— В чем дело? — Наклоняюсь и вопросительно заглядываю в лицо.

— Я никогда тебя не удовлетворял, правда?

— О, пожалуйста, только не это! Миллион раз говорила, что люблю тебя.

— Но не так, как любила Б-б-б…

— Бретта. — Иногда невозможно удержаться, чтобы не закончить за него фразу.

— Да, Бретта, — повторяет он.

— Тебя я люблю больше, чем когда-либо любила Бретта, — уверяю я и пытаюсь удержать руку, которая теперь барабанит по столу, но Адам не позволяет.

— Наверное, пора прекратить игры, — тихо произносит он.

— О чем ты?

Он собирается с духом, глубоко вздыхает и говорит:

— Думаю, тебе лучше собрать вещи и уйти.

Слова бьют по голове, как деревянная колотушка в мультфильме про Тома и Джерри, вот только так же быстро прийти в себя не удается.

— Что? — Чтобы не упасть, хватаюсь за стул и тяжело оседаю.

— Мне известно о мерзком свидании с Бреттом. Понятия не имею, зачем ты пытаешься притворяться.

Я молчу. Слишком потрясена, чтобы о чем-то думать.

— Твой роман с Бреттом. Я все знаю.

Слово «роман» кажется совершенно неуместным. Романы случаются в фильмах и книгах. Романы подразумевают тайные встречи, секретную переписку и клятвы в вечной любви. А это был вовсе не роман. Просто случайная ошибка. Слабость. Уступка.

Смотрю вниз, на свои туфли — они из красной кожи, с бантиками, на высоких каблуках. Понимаю, что как раз такими и должны быть туфли неверной жены.

— Не знаю, что ответить.

— А я знаю, что это правда. — Адам укоризненно смотрит в глаза. На усталом лице застыла боль.

— Но никакого романа не было и нет. Бретт всего лишь застал меня врасплох.

— Врасплох? Так, значит, можно заниматься сексом всего лишь потому, что кто-то застает врасплох? — В голосе звенит гнев.

— Но тебя не было рядом! Тебя никогда нет рядом. Умер папа, и мне нужно было с кем-нибудь поговорить.

— Или с кем-нибудь переспать?

О Господи, неужели все так безобразно?

— Если я много работаю, значит, можно мне изменять, верно? — продолжает Адам.

— Нет!

— А ведь я столько работаю, чтобы обеспечить вас с Тэкери.

— Послушай, не говори так. Этого не должно было произойти. Я не оправдываюсь, а просто хочу объяснить. Я… я… — Пытаюсь найти нужные слова, но они не приходят. Можно ли убедить человека в собственном раскаянии? Можно ли доказать, что произошла ужасная ошибка? Вижу, как Адам страдает, и мучительно хочу утешить. Сердце разрывается на части. — Прости, — шепчу я. — Прости, мне очень-очень жаль.

— Ты предала меня. — Адам встает и идет к раковине. Теперь в голосе слышится ярость. — Более того, ты предала и Тэкери, и саму себя.