Работа действует благотворно. Каждый день беру большую кружку мятного чая (сейчас никакого кофе — ребенку он ни к чему) и отправляюсь в гостевой дом. Задергиваю желтые шторы на окнах, которые повесила собственными руками, усаживаюсь в удобное кресло с высокой спинкой (сама купила), включаю компьютер и погружаюсь в параллельную жизнь. Процесс увлекает, затягивает, поглощает и отвлекает от вредных мыслей, в частности от мыслей о Бретте.

Тэкери встречается с Бреттом раз в две недели. Пришлось объяснить сыну, что ему крупно повезло: не каждый мальчик может похвастаться сразу двумя папами. Не знаю, как малыш воспринял известие о внезапном появлении второго папы, но прореагировал крайне лаконично.

— Классно, — оценил он и тут же переключился: — А можно посмотреть новую серию «Человека-паука»?

Каролина привозит Тэкери к родному отцу после школы, а через несколько часов забирает. Самой мне совсем не хочется встречаться с Бреттом. Он часто звонит и просит вернуться, но вариант даже не рассматривается. Рядом с крупной и яркой личностью жизнь становится чересчур сложной, запутанной и бурной. О беременности я до сих пор так и не сказала. Наверное, напрасно, ведь ребенка все равно не спрячешь. И все же не могу себя заставить: слишком боюсь, что снова испугается и убежит.

— Ты просто обязана сказать, — убеждают девочки. Мы сидим в кафе в бутике Фреда Сегала: встретились, чтобы порадовать себя вечерним шопингом. Стоит ли отказываться от невинных удовольствий? В последнее время не до развлечений, да к тому же я дала себе честное слово, что куплю только одну просторную рубашку. Не стоит забывать, что умеренность — это новая роскошь. К счастью, и с Беллой, и с Лиззи восстановились нормальные отношения. Лиззи все-таки сумела сломать стену обиды. Появилась на моем крыльце в Западном Голливуде с подарочным сертификатом спа-центра в руках и выражением искреннего раскаяния на лице.

— Нельзя было говорить Адаму то, что я сказала, — начала она оправдываться, едва поздоровавшись. — Ужасная ошибка… честное слово, мне очень, очень жаль. — Речь, конечно, была отрепетирована в машине, по дороге. Лицо Лиззи утратило обычную жизнерадостность, и даже кудрявые рыжие волосы поблекли. — Ты имеешь полное право меня ненавидеть. Ненавидишь, да?

— Нет, — коротко ответила я и пригласила в дом.

— Сможешь когда-нибудь простить?

— Наверное. — Я постаралась улыбнуться. — Все зависит от стоимости услуг в сертификате.

Лиззи с жаром бросилась обниматься.

— Прости. Мне очень-очень стыдно.

— Знаю.

— Но это была не настоящая я, — вдруг заявила она.

— Как это — не настоящая ты? — Раздражение вернулось. — Кто же еще, если не ты?

— Я, и все же не совсем я. Постарайся понять.

— Объясни.

— Все дело в квантовых спиритуалистах.

— Так, значит, это они заставили тебя лезть не в свое дело?

— Да. Нет. Ну, что-то в этом роде. Они меня подавили. Зомбировали.

— Но это же ужасно. — Никогда не подозревала, что влияние Кэмерона Валентина может оказаться настолько вредным. — И что же, ты до сих пор с ними общаешься?

— Нет.

Как же все-таки хорошо, что Лиззи снова рядом! Одно дело — расстаться с мужем, но потерять подругу детства… это грозит настоящим одиночеством. А ведь могла потерять и Беллу.

И вот сейчас та самая Белла, которая столько лет внушала мне, что Бретт Эллис не стоит даже вздоха, сидит за столиком кафе в окружении пакетов с покупками и доказывает, что необходимо поведать первому мужу о второй беременности.

— Если он отец, то разве не имеет права знать? — настаивает она.

— Но ты ведь сама твердила, что негодяй не имеет никаких прав, — пытаюсь защищаться я.

— Твердила. Но теперь вижу, что человек изменился.

— Ага, значит, только негодяи не имеют прав?

— Перл, разве не прекрасно, если вы с Бреттом снова будете вместе? — присоединяется к атаке Лиззи. — Ты всегда его любила и продолжаешь любить. И он тебя любит. Помнишь самолет?

— Какой самолет?

— Не притворяйся. Самолет в День святого Валентина.

— Что еще за самолет в День святого Валентина?

— Помнишь, я тебе показывала? Сначала буква «Б», потом сердечко, а потом буква «П»? Это означает «Бретт любит Перл». Разве не романтично?

Задумываюсь и начинаю что-то смутно припоминать, как будто сцену из прошлой жизни.

— Да-да, — настаивает Лиззи. — Точно знаю, я следила: сначала появилась буква «Б», потом сердце, а потом буква «П».

— А я помню только «Б» и больше ничего. В любом случае имена могут быть любыми. Бен любит Пенни.

Брэд любит Пэтси. Бегемот любит Принцессу.

— Нет, это точно означало, что Бретт любит Перл. — Лиззи победно улыбается.

— Какая разница? Мне не нужен мужчина. Не хочу мужчину.

— Не ври. Мужчина нужен. — Лиззи сверлит взглядом одинокого парня возле стойки бара. — Придумала. Знаю, что подарить тебе на Рождество.

— И что же?

— Одну вещь. Работает на батарейках. Первая буква — «В», — громко заявляет она. — Да, кстати, хотите услышать новости о «Собака знает все»?

— Нет, не хотим, — дразним мы с Беллой, отлично сознавая, что выбора у нас нет. Съемки фильма только что начались. Весной Лиззи прошла пробы и получила роль.

В общем, у нее все прекрасно. Но хочется услышать и рассказ Беллы. После того как я разбудила ее рано утром и сообщила о том, что разыскала настоящую тетушку, полиция арестовала мошенницу. Белла позвонила в Англию, а месяц назад съездила в гости.

— Ну и как Англия? — спрашиваю я.

— Все время шел дождь, — отвечает Белла без энтузиазма. Странно, но какой-то особой эйфории не заметно. Более того, мне даже кажется, что подруга несколько разочарована.

— И?..

— Понимаешь, если честно, то я чувствовала себя неловко. Тетя пригласила меня к себе домой на весь вечер. Встретила замечательно: пожала руку, напоила чаем. Но все равно постоянно ощущалась какая-то скованность, напряженность. Сама не знаю, чего ждала, но разговаривали мы как чужие.

— Чтобы сблизиться, нужно время, — тихо замечаю я.

— Да, наверное.

— Ливония хотела познакомиться с тобой поближе?

— Да. Долго рассказывала, как сожалеет о том, что не смогла меня приютить. Объяснила причину. Она не виновата: муж был категорически настроен против племянницы. Как бы там ни было, а я предложила забыть старое.

— Она наверняка обрадовалась.

— Да. И все же… — Белла задумывается. — Сама не понимаю. Все же как-то странно. Почему-то казалось, что теплых чувств должно быть больше. Больше родственной простоты, что ли. По-моему, с мошенницей, которая только притворялась тетей, найти общий язык было легче.

— Но ведь это потому, что она играла роль. Воплощала голливудскую фантазию. Картинка оказалась фальшивой. Реальная жизнь сложнее целлулоидной пленки.

Белла кивает.

— А фотографии родителей привезла? — интересуется Лиззи.

— Да. — Белла заметно воодушевляется. Открывает сумку и достает целую коллекцию снимков. Я внимательно разглядываю каждый: молодые счастливые лица кажутся знакомыми.

— Все будет хорошо, поверь. Просто нужно время. — Беру Беллу за руку, и она улыбается.

— А главное, не забывай, что сэкономила двадцать тысяч фунтов, — с серьезным видом замечает Лиззи. — Радоваться стоит хотя бы этому. Теперь сможешь оплатить мою дизайнерскую вагину.

Мы весело смеемся и радуемся встрече. Да, можно обойтись без мужчины, но без Беллы и Лиззи — ни за что.

Новый дом уже успел стать родным. Оставляю машину в гараже и иду по садовой дорожке. Дерево перед крыльцом приветливо склоняется, а широкая веранда приглашает отдохнуть в кресле-качалке. Внутри горит свет, блестит чистый пол, легкие кремовые шторы идеально гармонируют с простой и удобной мебелью. Пожалуй, в прежнем огромном доме мне так и не удалось добиться безусловного уюта, душевного тепла и безмятежности.

Отпускаю Каролину и кладу ей в ладонь шестьдесят долларов за дополнительную вечернюю смену. Надеваю любимую пижаму и с удовольствием залезаю под одеяло.

Не тут-то было: подает голос сотовый телефон.

— Перл, это Хизер.

— Э-э-э… привет, — с сомнением здороваюсь я. После того как мачеха поспешила распродать все папины вещи, вплоть до трусов и последнего свитера, мы разговаривали только один раз: я звонила, чтобы сказать о значительном пополнении папиного счета. Теперь ей незачем продавать дом. Но с какой стати Хизер вдруг вспомнила обо мне, да еще в одиннадцатом часу?

— Перл, ты мне нужна. — Голос звучит так же требовательно, как в ту страшную ночь, когда папа попал в госпиталь.

— Что случилось?

— Рожаю, — Слышно, как она тяжело дышит.

— Что, прямо сейчас?

— Да, сейчас. Пожалуйста, Перл, помоги. Больше некому.

— А куда же подевался этот… Рассел Андерс?

— Мы расстались. Вернее, он… а-а-а… — Снова тяжелое дыхание и стоны. — Он меня бросил. А-а-а… пожалуйста… а-а-а…

— Где ты?

— В такси. Джоули осталась с Кейси, а я еду в… а-а-а… в «Кедры».

— Выезжаю. Встретимся в госпитале. Отключаюсь и тут же звоню Каролине. Она, должно быть, еще и до дома не добралась.

— Каролина, моя мачеха рожает. У нее ребенок, понимаешь? Мне нужно срочно ехать в госпиталь. Можешь вернуться к нам?

— Да, мисус. Прямо сейчас?

— Да-да, немедленно. Я могу пробыть там долго. Сможешь провести с Тэкери всю ночь? Заплачу вдвойне.

— Без проблем, мисус.

Каролина приезжает через десять минут, а еще через десять минут я уже в госпитале. Так надо. Конечно, Хизер — не самая лучшая на свете мачеха, но она жена моего папы. Мне говорят, что миссис Сэш уже в родильном отделении, в палате ожидания. Захожу. Комната разделена на отдельные боксы зелеными шторами, но Хизер нахожу сразу и безошибочно. Этот вой ни с чем не спутаешь.

— А-а-а-а-а! — кричит она. — Неужели нельзя дать обезболивающее?

Открываю штору. В руку Хизер уже введена капельница, а живот опоясан черным ремнем, провода от которого теряются в недрах компьютера. Над головой на черно-белом мониторе бежит зубчатая дорожка: показывает сердцебиение ребенка и силу схваток. Новая жизнь рвется в мир.

— О, Перл, спасибо! — кричит Хизер. — Спасибо за то, что приехала! — По щекам текут слезы и оставляют черные следы от туши.

— Не благодари. Все в порядке. Все будет хорошо. — Сжимаю ее руку, а она смотрит с преувеличенной благодарностью.

— Сейчас так не хватает твоего отца. — Поток слез усиливается. Еще крепче стискиваю ладонь, и некоторое время мы обе слушаем стоны из соседних боксов.

— А-а-а! — Внезапно Хизер снова начинает кричать. — Чертовски больно! Почему здесь нет твоего отца? Кто разрешал ему умирать? Как он посмел? Я жутко на него зла!

— Понимаю, — успокаиваю я. — Но от него все равно было бы мало толку.

Штора открывается, и появляется медсестра-латиноамериканка.

— Что за шум? Слишком громко кричим, — приговаривает она. Смотрит на монитор и на бумажную ленту, которую выплевывает компьютер. — Хорошо, милочка, давайте проверим, как наши дела.

Деловито откидывает простыню и осматривает Хизер. Я стою рядом, и мы обе смотрим на монитор. Там бьется сердечко.

— О, придется еще подождать: расширение всего пять сантиметров, — сообщает сестра.

— Еще ждать? — недоверчиво переспрашивает Хизер. — С такой болью?

— Расширение должно достигнуть десяти сантиметров, — терпеливо объясняет сестра.


Спустя семь часов шейка матки раскрывается наконец до положенных десяти сантиметров. Хизер вместе с кроватью спешно выкатывают через автоматически раздвигающиеся двери и везут по стерильным белым коридорам в отдельную родовую палату, где уже ждет доктор Гринблат с маской на лице. Впервые замечаю, какие у него красивые глаза.

— Тебя наблюдает доктор Гринблат? — спрашиваю у Хизер. Понятия не имела.

— Как себя чувствуете, Перл? — интересуется доктор Гринблат, не обращая внимания на ее крики и проклятия. Тем временем целая команда медсестер подключает Хизер к компьютеру и поднимает ее ноги в стремена. Подобные сцены здесь, должно быть, не редкость.

— Черт, черт, черт… — стонет Хизер.

— Все в порядке, — отвечаю я и вытираю ей лоб влажной салфеткой.

— Все хорошо, — сообщает Хизер доктор Гринблат. — Ребенок в правильном положении. Головка в тонусе. Сейчас все пойдет быстро. Но только с каждой схваткой надо будет добросовестно тужиться. Как можно сильнее. Ощущаете желание тужиться?

— Черт, черт, черт…

— Понятно, но ощущаете ли вы желание тужиться?

— Да! — орет Хизер.

— Отлично. Вижу, что идет схватка. — Доктор смотрит на монитор. — Надо тужиться.