Но в отличие от прошлого раза сейчас все должно было обойтись без такой скандальной шумихи. Кто сейчас был в курсе ее сердечных дел — Филиппа, ее муж, судя по бросаемым на нее взглядам, Бриджет, но не все светское общество. Теперь ей не придется читать любопытство в чужих глазах, видеть наигранное сочувствие и принимать сожаления…

Но тогда почему у нее было так тяжело на сердце, намного тяжелее, чем в прошлый раз?

Потому что это любовь, шептал ей внутренний голос.

Герцога она любила, но не так глубоко, скорее она просто плыла по течению, полагая, что у нее все будет, как у всех. Однако с Джеком все обстояло совсем не так. Их стычки и примирения, глубокое влечение друг к другу, детские воспоминания пробудили в ее сердце настоящую любовь. Она влюбилась по-настоящему… но любовь принесла ей не умиротворение и надежду, не ощущение защищенности и чего-то прекрасного, а болезненный страх лишиться ее.

Он сказал, что любит, и ночью она словно слышала его голос, повторявший эти слова вновь и вновь. Она вертелась на постели, снедаемая волнением, и никак не могла уснуть. Она знала, что недалеко от нее, в другой спальне, так же мечется он не в силах уснуть. Как ей хотелось сжать его в своих объятиях…

Можно было пойти к нему, прошептать те же самые слова и опять отдаться ему в надежде, что это свяжет их навсегда. Конечно, тогда он женится на ней. В конце концов, она может забеременеть — от такой возможности ей стало очень страшно. Она знала, что мужчины, как правило, придают этому не столь большое значение, как женщины. Если она скажет ему, что, возможно, забеременела, он, несомненно, сразу женится на ней.

Но все равно через неделю оставит ее. А ей ничего больше не останется, как ждать его. Кольцо на пальце не заменит любви, особенно если они увидят друг друга только года так через два.

Чувства к Джейсону прошли довольно быстро — всего за несколько недель.

Но с Джеком все было иначе. Джек не Джейсон.

Джек не Джейсон. Эти слова все время вертелись в ее сознании. Джейсон не знал о ней десятой доли того, что знал Джек. Джейсон никогда не волновал ее так, как волновал Джек. Это Джек приводил ее в состояние блаженного экстаза, чего Сара никогда раньше не испытывала. Более того, она была уверена, что так же действует и она на Джека.

Если он собирается оставить ее, то зачем так торопиться, спешить?

«Пусть лучше поскорее уезжает, — подумала Сара. — Так будет легче». Мысли ее совершенно спутались, логики в них не было никакой. Тогда его не будет рядом, в спальне, расположенной всего в нескольких метрах от ее спальни. Они не будут встречаться за завтраком, и он больше не будет шутить с Амандой, вызывая улыбку не только у сестры, но и у матери. После его отъезда в доме опять все войдет в привычную колею, скучноватую, зато такую спокойную. Опять начнется прежняя светская жизнь — рауты, вечера, балы, — ничего не значащая, бессмысленная, требующая лишь известной доли лицемерия и притворства, и больше ничего.

Итак, Сара была полностью на стороне Джорджины. За последние два дня стало ясно, что Джорджине, вероятно, предстоят те же самые испытания, что и ей.

Сердце Джорджины должно было разбиться вдребезги, но не из-за любви, а под влиянием неуправляемого хода обстоятельств. Светское общество с радостью съело бы Джорджину с потрохами.

Ту самую легкомысленную и недалекую Джорджину, напрочь лишенную светского обаяния. Как ей всегда хотелось, причем она не скрывала этого, иметь безукоризненные манеры, быть принятой в свете, — этими слабостями пользовались и сам граф, и мистер Ашин Пха, и даже Сара. Может быть, поэтому, когда поползли слухи о графе и его гнусном товарище, Сара решила встать на защиту Джорджины, используя все свое влияние.

Все началось вчера. Сидеть дома Саре настолько опротивело, что, казалось, еще чуть-чуть, и она сойдет с ума, поэтому приглашение Филиппы прокатиться верхом пришлось более чем кстати. Сара немедленно написала ответ, выражая свое согласие, и тут же бросилась переодеваться в наряд для верховой езды.

— Свежий воздух, — начала Филиппа. — Вот что нужно в первую очередь после напряженных и волнительных моментов в жизни.

Они ехали рядом, обычная светская прогулка. Время от времени они останавливались, чтобы поздороваться и поговорить с кем-нибудь из джентльменов, тоже гулявших по парку. Сара была по-прежнему Золотой Леди. Да, последние недели ее мысли были заняты совсем другим, но то, что происходило внутри ее, было сокрыто от глаз светского общества. В его глазах она по-прежнему была ослепительной красавицей. По-прежнему ее связывала дружба с такой знатной дамой, как леди Филиппа Уорт. По-прежнему Сару окружали поклонники.

— Сильно сомневаюсь, что воздух Лондона обладает оздоровительным действием, — улыбнулась Сара, подзадоривая подругу.

— Точно подмечено. Если бы было можно, я уехала бы с моими мальчиками в провинцию. Но я уже брала краткий отпуск во время этого сезона.

Филиппа задумалась.

— Думаю, наша жизнь с Маркусом со стороны выглядит довольно странно. Ты ведь все знаешь о нас. Скажу по секрету, ты не представляешь, как приятно иметь рядом с собой такую подругу, как ты. — Филиппа запнулась. — Надеюсь, что наша дружба… удержит тебя от излишней откровенности с кем бы то ни было…

— Филиппа, дорогая, — Сара остановила свою лошадь, — никогда в жизни я не открою никому ни один из твоих секретов. Ставки в этой игре очень велики. Верь мне, я не позволю себе ни одного лишнего слова. Я слишком хорошо знаю, каков окружающий нас мир.

— Да, именно поэтому я и осталась в городе, — мрачно ответила Филиппа.

Было непонятно, к чему она клонит. Но вскоре кое-что прояснилось. К ним подъехал экипаж леди Уитфорд, которую, как всегда, одолевало желание поделиться самыми последними новостями.

— Вы слышали? Какое страшное известие! Я только что от леди Бельведер. Неужели это правда? Если так, то это самый неанглийский поступок, который только можно себе вообразить. Хотя что в этом удивительного, ведь его совершил француз.

Сара недоуменно изогнула брови, тогда как Филиппа холодным тоном спросила:

— И кто же этот человек?

— Как кто? Конечно, граф де Лебон. Несколько дней тому назад в его особняк кто-то тайно проник. И вот теперь стало известно, что граф исчез вместе со своим приятелем, этим странным бирманцем, оставив сестру в очень затруднительном положении.

— В затруднительном положении?

— Именно так. Говорят, что в особняк проник кредитор, который хотел вернуть свои вещи, тогда как граф упорно отрицал их наличие у себя. Теперь его сестре придется тяжело.

— Может быть, не все так плохо, — вмешалась Сара.

— О, я прекрасно понимаю, почему вы становитесь на их защиту. Он ведь был одним из ваших горячих обожателей, мисс Форрестер, не так ли? Тогда как вы объясните то, о чем мне сообщила леди Грантем? Ее супруг сказал ей, что недавно историческое общество приобрело одну ценную картину, которая принадлежала герцогу Парфорду. Этот француз, не имеющий ни стыда, ни совести, очевидно, продал имущество герцога, чтобы расплатиться с долгами, которые он наделал. А ведь граф жил в свое удовольствие, ни в чем себе не отказывая! — с торжествующе-злобным видом воскликнула леди Уитфорд.

— Леди Уитфорд, — надменно произнесла леди Филиппа, — разве вам не кажется удивительным, что сестра графа тут совсем ни при чем? Неужели она столь наивна? Куда она смотрела, что не видела, какие бесчестные дела творятся у нее под носом? А хитрый мистер Пха? Во всяком случае, он всегда производил подобное впечатление. Я никогда не доверяла ему. Кроме того, он бирманец. А Бирма и Англия сейчас находятся на грани войны. Поговаривали, что граф — послушное орудие в его руках. Если это так, тогда кого же мы позволяем впускать в свет? Нельзя было доверять ни тому, ни другому. Тем не менее они преспокойно проникли в наши гостиные и столовые. Подумать только, где они только не были приняты! Может быть, они планировали coup d’etat — государственный переворот.

Леди Уитфорд была одной из тех кумушек, которые могли легко поднять бурю в стакане. Но если бы ей стала известна связь между смертью лорда Филдстоуна и графом, то поднялась бы огромная шумиха, а ведь именно этого больше всего не хотелось Маркусу. Поэтому леди Филиппа прибегла к хитрости.

— Леди Уитфорд, если это произойдет, то это будет ужасно. Если только граф не исчез… — Тут Филиппа нагнулась поближе к леди Уитфорд и заговорщицки продолжила: — Не следовало бы мне говорить об этом, но так и быть, учтите, это между нами, строго конфиденциально, только никому…

— Конечно, конечно, никому ни слова, — торопливо отозвалась леди Уитфорд.

— Ну что ж, знайте, ваши опасения вполне обоснованны, если бы не одно но. Дело в том, что мой муж попросил графа помочь ему, это вопрос государственной безопасности. Вот поэтому граф исчез из общего поля зрения. Конечно, он вернется, но только боюсь, что это произойдет в конце светского сезона.

Это была не самая удачная выдумка, но Маркус и Филиппа решили за неимением лучшего остановиться именно на этом. Выдумка, во всяком случае, с леди Уитфорд сработала. Вид у нее стал серьезный, словно она прониклась важностью поручения, доверенного графу.

— Мне пора ехать, — кивая головой, словно китайский болванчик, сказала леди Уитфорд. — Мне надо срочно повидать леди Грантем… э-э… по одному важному делу. Было очень приятно встретить вас обеих.

Она повернулась и поехала прочь. Уже по одной ее поспешности было понятно, что известие, сообщенное Филиппой по секрету, будет рассказано, разумеется, тоже по секрету, всем своим подругам и знакомым.

— Хорошо у тебя все получилось, — похвалила Филиппу Сара. — Я бы так не смогла, да еще с такой уверенностью.

— Не переживай. Немного практики, и у тебя будет получаться не хуже. Впрочем, боюсь, что я слегка сплоховала. — Филиппа смотрела куда-то вперед.

Сара взглянула в ту сторону, куда был устремлен взгляд Филиппы, и увидела Джорджину и миссис Хилл. Они ехали по парку, и все, к кому бы они ни приближались, отворачивались от них с очевидным пренебрежением.

От этих воспоминаний Сару всю передернуло, когда ее экипаж остановился возле дома герцога Парфорда. Сегодня положение стало еще хуже, чем вчера. В светском обществе графа считали интриганом, а его товарища, мистера Пха — безбожным язычником, непонятно как затесавшимся в их общество. Хотя Сара в глубине души нисколько не сомневалась в точности подобных характеристик и даже подозревала их обоих в еще более тяжких преступлениях, тем не менее ловко притворялась, что не верит им, считая их глупой выдумкой и чистой воды сплетнями.

Охваченная сожалением и сочувствием, Сара решила сделать все, что в ее силах, чтобы помочь маленькой Джорджине выпутаться из столь тяжелого положения.

Сказав матери, что она якобы едет к Филиппе, Сара на самом деле поехала к особняку Парфорда. Она была полна решимости помочь Джорджине; сказать точно такие же слова участия и поддержки, которые когда-то сказала ей Филиппа. Ей хотелось сказать Джорджине, что она ни в чем не виновата, что жизнь продолжается и что ни в коем случае не стоит сильно переживать из-за того, что случилось.

Поднимаясь на крыльцо парадного входа, Сара мысленно повторяла все, что она собиралась сказать. Но к ее удивлению, дверь оказалась полуоткрыта, и никакого лакея при входе. От страха по ее спине забегали мурашки.

— Есть тут кто-нибудь?

В прихожей стояла гробовая тишина. Только ее голос эхом отражался от каменных сводов холла. На окнах висели задвинутые шторы, в доме было полутемно, что лишь усугубляло тревогу и страх.

— Есть тут кто-нибудь? — опять крикнула Сара, проходя дальше через гостиную, хотя больше всего на свете ей хотелось развернуться и броситься вон.

— Мы здесь, — послышалось издалека, но настолько тихо и невнятно, что Сара поначалу приняла это за отголосок эха своего голоса.

— Джорджина, это ты? — робко крикнула она.

— Сара? — послышалось в ответ, голос звучал обрадованно. — Мы здесь! Здесь!

Ориентируясь по звуку, Сара подошла к хорошо ей знакомым дверям библиотеки. Неужели они там? Сердце тревожно забилось, ладони стали влажными от пота. Ею опять овладело желание как можно быстрее сбежать отсюда. Ощущение опасности стало почти осязаемым. Она вошла и остановилась, потрясенная увиденным.

Сквозь открытое окно в кабинет врывался ветер, поднимая вверх занавеску и впуская в полутемную комнату свет. Другое окно, разбитое Джеком во время побега, видимо, было заделано грубыми, нестругаными досками, но теперь в нем виднелась огромная дыра. Обломки досок валялись на полу. И среди них она увидела безжизненное тело мистера Ашина Пха. У него было перерезано горло, вытекшая кровь залила почти весь ковер.