«Амората» была дорога Джеку, именно на этом судне начиналась его морская служба. Шестнадцатилетним выпускником военно-морского училища он вступил на палубу корабля. Это случилось давно, в 1814 году, свежеиспеченный мичман получил назначение на «Аморату». Глаза Джека затуманила дымка воспоминаний.

За годы службы он привязался к судну и полюбил его. Сразу по его прибытии в Портсмут, после короткого ремонта, судно отправили на усиление эскадры, которая курсировала в Атлантике и вдоль побережья североамериканских штатов, осуществляя военно-экономическую блокаду. С этого похода и началась его офицерская служба.

Время было нелегкое, но начало складывалось удачно. Сражения, призовые деньги за захваченные суда, жизнь, полная опасности и приключений. Но разве не об этом он мечтал все три года, обучаясь искусству кораблевождения? Впрочем, это была его давнишняя мечта. Ему стоило большого труда убедить своего отца, священника, что его призвание не церковь, а служба на флоте.

И вот всему — сражениям, приключениям, дальним плаваниям — наступал конец.

— Нет, без боя мы не сдадимся, — проворчал Джек.

— Истинная правда. Судя по всему, это будет последнее сражение, — улыбнулся Уигби.

— Пожалуй, вы правы, мистер Уигби. Как это ни горько, но следует признать справедливость ваших слов. И тут я прихожу к интересному выводу.

— К какому выводу? — переспросил удивленный Уигби.

— Для морского офицера нет ничего хуже мира. — Джек нежно погладил поручни. — И для их дам тоже.

В последние годы, после того как наступил мир, «Аморате» везло, ее не поставили на прикол, она продолжала бороздить морские просторы. Ее быстроходность очень пригодилась для защиты и конвоя торговых судов, плававших в Ост-Индию. В 1817 году Джеку присвоили звание лейтенанта, и он прекрасно понимал, как ему повезло. После окончания войны на военном флоте оказалось множество мичманов, чье продвижение по службе резко затормозилось. Будущее не сулило им ничего хорошего — слишком много офицеров, слишком мало кораблей.

В то время как более крупные, более быстроходные, с большим числом пушек корабли ставились на якорь, а команда списывалась на берег, «Амората» благодаря связям капитана Хили в адмиралтействе продолжала плавать, благополучно избежав пертурбаций. И вот теперь даже такому относительному благополучию наступал конец. Друзья капитана Хили постепенно выходили в отставку. Джек, остро чувствовавший шаткость своего положения, все чаще и чаще стал задавать себе мучившие его вопросы. Долго ли «Амората» будет ускользать от бдительных глаз военно-морского начальства? Сколько еще продлится его служба на судне? Что ждет их всех дальше? Не разделит ли он вскоре судьбу своих товарищей, списанных на берег?

Но тут все разрешилось само собой. Огибая мыс Доброй Надежды, их корабль столкнулся с извечной трудностью, которая рано или поздно возникает как перед людьми, так и перед вещами в нашем бренном мире.

Ветхость, как и старость, подкралась незаметно. Столько лет ускользавшая от пушечных ядер, «Амората» не смогла противостоять налетевшему шторму.

В Лондон было отправлено сообщение о тяжелом положении, в котором очутилось судно. Вскоре с родины пришло указание возвращаться домой.

Теперь они плыли в лондонский порт, где должна была определиться их дальнейшая судьба.

В самом слове «определиться» уже скрывалась некая угнетающая шаткость их настоящего состояния.

Джек опасался, и вполне обоснованно, что впереди их не ждет ничего хорошего.

Шторм в клочья порвал паруса. Конечно, команда старательно залатала их. Теперь на паруса было страшно смотреть, заплата на заплате. Но была и другая, более серьезная неприятность: треснула фок-мачта. Хотя ее укрепили канатами, как только было возможно, она держалась на честном слове.

К счастью, на протяжении всего обратного пути вдоль побережья Африки погода стояла тихая, и они благополучно добрались до родной Англии.

Подсознательно Джек понимал правоту Уигби. Судьба «Амораты» была предопределена. Военно-морским чиновникам совсем не требовался предлог для списания судна, но если бы понадобился предлог, достаточно было одного взгляда на корабль, и сразу все становилось ясно.

Пока оставалась надежда, Джек надеялся. Пока был хотя бы один шанс…

В конце концов, «Амората» была его родным домом. Вся его карьера военного моряка была неразрывно связана с этим судном.

Есть у него иной выход? Вряд ли.

Возникал вопрос: как быть дальше?

Добро бы еще, если капитан Хили в случае конца «Амораты» с помощью своих связей перейдет служить на другое судно. Тогда ему надо будет набирать другую команду, и он, конечно, возьмет к себе Джека, как свою правую руку. Но после последнего шторма Хили заметно сдал, начал часто вспоминать внука, которого еще ни разу не видел, и, по всей видимости, про себя подумывал о выходе в отставку.

Что при таком раскладе ждало в будущем Джека, было совсем неясно.

— В отличие от вас, мистер Флетчер, я не настолько привязан к судну, более того, я никогда не был влюблен в него, — равнодушно обронил Уигби.

Посторонний решил бы, что сентиментальность чужда Уигби, но Джек хорошо изучил сердце друга.

— Да что ты говоришь? — весело воскликнул Джек, у них давно вошло в привычку дружески поддразнивать друг друга. — Наша «Амората» — красавица без малейшего изъяна.

— Эта протекающая посудина?

— Ерунда. Небольшая опасность…

— …полезна для военного моряка. Не дает расслабиться. — Оба офицера одновременно произнесли любимое выражение капитана Хили.

— Скрипучая скорлупка, не так ли, Джек?

— Зато быстра и легка.

— Да я могу назвать хоть сто кораблей, которые намного лучше «Амораты», — возбужденно произнес Уигби.

— Неужели вы помните названия ста кораблей? — в притворном удивлении Джек поднял брови.

— Да, помню, — надулся Уигби.

— Вы можете назвать сто кораблей, на которых, как вы полагаете, можно быстрее сделать карьеру? — улыбнулся Джек. — Вы, кто не чувствовал под собой ног от радости, когда удалось продвинуться по службе на «Аморате»?

— Я никогда не стремился сделать быструю карьеру, хотя хорошо сдал экзамен на чин лейтенанта, улыбнулся Уигби.

— Экзамен на чин лейтенанта я сдал отлично, получил самую высокую оценку и был чертовски рад, что остался на судне.

— Это потому, что у вас нет… — Уигби вдруг запнулся.

— Все правильно, мистер Уигби. У меня не так много влиятельных друзей, к сожалению, они не имеют связей в военно-морском министерстве.

— Зато у меня есть кое-какие связи, — тихо сказал Уигби. — Джек, — по-дружески обратился он к приятелю, — я хочу, чтобы ты знал. При первой же возможности я переговорю с дядей насчет тебя. Хотя сейчас положение на флоте непростое, уверен, подыскать для тебя новую должность будет не так уж сложно. Почему бы и нет! Ведь я уже…

Джек удивленно посмотрел на Уигби, который то ли из вежливости, то ли от смущения потупился, внимательно разглядывая носки ботинок.

— Дело в том… Помнишь, в устье Темзы нам встретилось почтовое судно? Мне передали письмо от моего дяди. Меня переводят на «Дрезден», когда он через два месяца встанет в гавани на якорь.

Хоть на реке не было, да и не могло быть никакого шторма, палуба под ногами Джека закачалась.

Все понятно. Благодаря своему дяде Уигби, хоть он и был вторым лейтенантом, хоть он и служил на два года меньше Джека, получал блестящее назначение на первоклассный военный корабль. Уигби больше не надо было мучиться от противной неопределенности — что будет дальше с «Аморатой»? Уигби больше не грозила опасность быть списанным на берег с половинным жалованьем. Вставал острый вопрос: что делать? Искать другую работу значило отказаться пусть от небольшого, но все-таки постоянного жалованья, а получить хорошую должность на флоте без связей — это казалось чудом. Джек едва не заскрипел зубами от охватившего его отчаяния.

Решительно мотнув головой, Джек стряхнул с себя тревогу и мрачное настроение и дружески хлопнул Уигби по плечу.

— Удивительно, как легко ты отказываешься от нашей старушки. На «Дрездене» будет двенадцать офицеров старше тебя по званию, устанешь им козырять. Сомневаюсь, будет ли у тебя возможность помахать мне рукой, когда «Амората», распустив паруса, направится в море.

— Мне очень жаль, Джек, — ответил Уигби, от смущения покусывая ногти на руках. — В оправдание могу лишь сказать, что дядя сделал все это без моего ведома.

— Дружище, не надо извиняться, — ответил Джек, лицо Уигби сразу посветлело. — Разве ты виноват, что твой дядя — настоящий боевой адмирал, у которого на груди столько железок, что из них можно выплавить восьмидюймовую пушку.

Уигби рассмеялся:

— От этого пострадало бы дядино самолюбие. Он лишился бы своего самого большого удовольствия — надевать при любом удобном случае мундир с регалиями. Подозреваю, что ради этого он и ходит каждое воскресенье в церковь.

Джек похлопал приятеля по плечу. Друзья помолчали, прислушиваясь к тому, как один из матросов, Дингэм, свистит и кричит задорные слова группе женщин на берегу. Джек шагнул было в его сторону, чтобы сделать предупреждение, но Уигби остановил его.

— Позвольте мне, мистер Флетчер, приструнить этого шалопая. Немного командирской практики мне не помешает, ведь на «Дрездене» у меня будет намного больше подчиненных, чем здесь.

Вдруг Уигби хлопнул себя по лбу и зашарил по карманам.

— Погоди, дружище. Для тебя тоже есть письмо.

Удивленный Джек взял небольшое письмо. Он редко получал письма. После того как в тринадцать лет он поступил в королевское военно-морское училище в Портсмуте, а отец с матерью остались жить в глухом провинциальном Линкольншире, он писал им так часто, как мог. Но морская служба с ее трудностями и дальними плаваниями не способствовала активной переписке. Получать письма было не менее трудно, чем отсылать их.

На сердце у него приятно защемило, как только он разглядел знакомый почерк. Этот почерк запал ему в сердце еще двенадцать лет тому назад, когда он, тринадцатилетний подросток, учился в Портсмуте. Последние — девять лет, когда он плавал, подолгу находясь вдалеке от родины, письма, написанные этим почерком, доставляли ему новости из Англии, в том числе и самую грустную — о кончине его родителей. С тех пор этот почерк стал незримой нитью, соединявшей его с родиной.

— Леди Форрестер, — прошептал он, ломая печать.

Письмо было отправлено месяц назад, по морским меркам — почти вчера.

В самом начале письма стояло: «Дорогой Джексон». В ушах Джека как будто зазвучал голос леди Форрестер, приторно любезный и чопорный.


«Мой дорогой лорд Форрестер и я приглашаем вас к нам. Сейчас мы вместе с нашими девочками находимся в Лондоне…»


В таком же спокойном и мерном ритме письмо продолжалось и дальше, в нем скупо рассказывалось об их семье, о городских слухах, о скуке светской жизни. Читать письмо было так же приятно, как разговаривать со старинным другом, и только под конец речь зашла о главном, о том, ради чего оно и было написано.


«Мы прочитали в «Таймс» о тяжелом положении, в котором очутилась «Амората». Понятно, что судно будет стоять в доках до тех пор, пока не решится его судьба».


Сердце Джека болезненно сжалось от этого напоминания, все-таки он не терял надежды на благополучный исход. Военно-морское министерство, судя по ссылке на «Таймс», отнюдь не торопилось сбрасывать корабль со счетов.


«Пока мы в Лондоне, я приглашаю вас пожить вместе с нами. Мне мало что известно о вкусах и предпочтениях молодых морских офицеров, но я более чем уверена, что вы останетесь довольны кухней в нашем доме, она не в пример лучше кухонь лондонских пансионов. Кроме того, скажу вам по секрету, лорд Форрестер немного страдает от того, что на его языке называется «феминофобия», проще говоря, он боится быть подавленным женским окружением. Так что он будет рад вам так же, как и я, если не больше.

Кроме того, это будет крайне любезно с вашей стороны. Мне не хотелось говорить об этом, но шила в мешке не утаишь, вы все равно обо всем узнаете.

Дело в том, что наша Сара недавно пережила страшное разочарование, и теперь я просто ума не приложу, как ее отвлечь от мрачных мыслей. Я случайно увидела название вашего корабля в газете и подумала, что это перст судьбы. Раньше, когда вы были детьми, ей нравилось играть вместе с вами, это было заметно по ее оживленному и веселому настроению. Надеюсь, ваши рассказы о плаваниях в далеких морях помогут ей преодолеть меланхолию. Приходите к нам при первой же возможности. Это позволит нам сдержать обещание, данное вашему отцу, ведь мы поклялись ему заботиться о вас, и вы окажете всем нам большую услугу.