Кэл никогда не рассказывал мне ничего о своих родителях. Все, что я знаю – это то, что они усыновили его, когда он был маленьким, и что они жили раздельно.

Все это бессмысленно.

Он не бросил бы меня, чтобы вернуться домой. Это не может быть его дом. Он говорил мне, что вырос в Чикаго. Я никогда даже не думала, что у него есть близкие родственники. Он ничего о них не упоминал.

На нашей свадьбе единственными гостями с его стороны были Декстер и Хелен, и совсем немного партнеров по бизнесу. Все это ложь. Всему этому должно быть какое-то объяснение. Я не могу даже представить, что он скажет, когда увидит меня... если он вообще будет в этом доме. А что скажет эта женщина, когда я приду, и буду расспрашивать ее о сыне? Это вообще его мать? Все эти вопросы роем проносятся в моей голове.

Я выравниваю спину и делаю несколько глубоких вдохов, стараясь прочистить голову и избавиться от своих спутанных мыслей. Что ж, есть только один способ выяснить все это. Я поворачиваю ключ и завожу машину.

Глава 30

8 марта 2011 года

– Откуда ты знаешь, что с ним все в порядке, Декстер? Почему он не отвечает на мои звонки? Я уже готова вызвать чертовых копов! – бешено говорю я в трубку, меряя комнату шагами. Тон его голоса меня бесит. Он спокоен и весел, очевидно невозмутимый, в то время как я уже теряю рассудок.

Я не видела и ничего не слышала о Кэле уже четыре дня. Нет ответа на мои текстовые и голосовые сообщения. Сначала я пыталась изображать спокойствие. Я не хотела казаться заскучавшей сумасшедшей женой. Особенно если учитывать тот факт, что это всего лишь вторая поездка с тех пор, как мы поженились.

День первый: я не звонила ему весь день – ну в любом случае какое-то долгое время. На самом деле, я правда хотела убедится, что он там, где должен был быть. Я отправила ему смс, но ответа не получила. Так что в тот вечер я ему позвонила. Без ответа. Я звонила снова, и вызов переключился прямо на голосовую почту.

День второй: я снова звонила, как и любой другой здравомыслящий человек, но телефон выключен, и вызов направлялся на голосовую почту.

День третий: я по-прежнему попадала на голосовую почту, и я должна была вот так просто с этим мириться? Я не знала, где Кэл и в порядке ли он. Надо ли пустить все на самотек? Кэл ведь не в чертовой армии. Уверена, где бы Кэл ни был, там можно зарядить телефон, если он выключился.

День четвертый: ору на Декстера, я знаю, что это не его вина, но из-за того, что Декстер не воспринимает ситуацию всерьез, мне приходится кричать на него, как до этого на Кэла. По словам Декстера, это все нормально. Не о чем беспокоиться! Что ж, если все в порядке, Кэлу уж точно придется поволноваться, как только он приедет домой.

­– Лорен, я тебя уверяю, с Кэлом все в порядке. Это его работа, – говорит Декстер. – Кэл не сможет отвечать на каждый твой звонок, если бы что-нибудь случилось, я бы знал, и тогда, конечно, ты узнала бы первой, – вновь заявляет он мне. Вообще-то, если бы Декстер знал первым, то я бы узнала уже второй, но не собираюсь сейчас спорить по этому поводу.

– Я не жду, что он будет отвечать на каждый звонок, но я должна хоть что-то услышать от него хотя бы один раз за эти четыре дня. Почему ты можешь до него дозвониться, а я нет? Я действительно...

Я замолкаю, так как внизу открывается дверь, и заходит Кэл.

– Ладно, не важно, – говорю я и резко бросаю трубку. Декстер не заслуживает допросов от меня или возможной злобы, исходя из объяснения от его лучшего друга, но прямо сейчас мне все равно. Заходит Кэл с сумкой за плечом и бросает ее на пол. Когда он видит меня, на лице расплывается широкая улыбка. Должно быть, Кэл совсем неверно понял выражение моего лица, которое на самом деле было между обеспокоенным и супер-взбешенным.

­– Привет, красотка! ­– говорит Кэл, притягивая меня к себе.

Я позволяю ему наспех чмокнуть меня в губы, но затем отстраняюсь. Кажется, Кэла задела моя реакция. О, вот сейчас он поймет.

Я хлопаю его по груди и дотрагиваюсь до его лица, рассматривая его то с одной, то с другой стороны.

– Открой рот, – говорю я, положив руки на бедра.

Он высовывает язык, и через секунду Кэл обхватывает меня и облизывает мою щеку. Я отталкиваю его, приказывая себе не смеяться. Я все еще злюсь, и все его маленькие выходки сегодня не сработают.

­– Если хочешь поиграть в доктора, так и скажи, – говорит Кэл, сжимая мои ягодицы.

Я убираю его руку.

– Нет. Я пытаюсь выяснить, что с тобой такое. Что-то должно быть не так, ведь я не разговаривала с тобой четыре дня, – резко говорю я, скрестив руки на груди. Он смотрит на потолок, словно его утомила моя речь. – Алло? – говорю я, раздраженная его беспечным поведением.

– Я слушаю, – говорит Кэл, отходя от меня.

Я иду следом за ним.

– Ты знаешь, как я переживала? – признаюсь я, пытаясь сделать так, чтобы в голосе слышалась искренность.

Я следую за ним на кухню. Кэл устремляется прямиком к холодильнику, очевидно, что он больше внимания уделяет тому, что собирается съесть, а не моим словам, и я чувствую, как во мне начинает расти злость.

– Когда я уезжал, я сказал тебе, что волноваться не о чем, – говорит Кэл, роясь в холодильнике. – Черт, я так хочу есть, – Кэл закрывает дверцу, явно не довольный содержимым холодильника.

– Где ты был? – язвительно спрашиваю я.

– Я говорил тебе. В Колорадо, работал, – Кэл запихивает в рот булку, а затем усаживается на кухонную тумбу.

– Работал. Серьезно? – немного с сарказмом спрашиваю я.

– А-что-еще-мне-там-делать? – медленно произносит Кэл, как будто я не понимаю его.

– Не надо быть со мной снисходительным, Кэл. Сейчас действительно неподходящее время для этого, – мое терпение становится все тоньше, пока продолжается этот разговор.

– Это ты снисходительна. Я уже третий раз говорю тебе, где я был. Не знаю, как еще ты хочешь это услышать, ­– с сарказмом говорит Кэл, спрыгивая со стола и направляясь обратно к холодильнику за газировкой.

– Почему ты не отвечал на телефон? – спрашиваю я.

– Я просто не мог до него добраться, – нетерпеливо говорит он, обыденно пожимая плечами. «Пожимая плечами!»

Я прикусываю губу.

– И все? Ты просто не мог до него добраться? – резко говорю я.

– Да, – просто констатирует Кэл, его голос звучит так же резко, как и мой, я не могу поверить, что его раздражают мои вопросы. Это почти как если бы он не понимал, почему я их задаю. Я разочарованно качаю головой и отхожу от него, подавляя неутолимое желание разразиться на него словесной атакой.

– Что это за допрос? Раньше в этом не было никакой проблемы. Почему сейчас? – направляясь за мной, спрашивает Кэл.

Я останавливаюсь на полпути и поворачиваюсь, смотря ему прямо в лицо.

– Ой, извини. Это я не перезваниваю тебе, оставив на три дня и не отвечая на звонки, и не звоню, – говорю я.

– Я уже уезжал раньше, и ты не бесилась так, как сейчас.

Я складываю руки на груди.

– В этот раз все по-другому, – говорю я.

– С чего бы это? – возражает он.

– Потому что это ненормально! Все было нормально, когда ты уезжал по работе, но обычно хоть как-то связывался со мной. Я так переживала за тебя. Я не знала, все ли с тобой в порядке, и вообще долетел ли ты. Как ты не понимаешь, что я сейчас чувствую? Это были три дня переживаний, отчаяния и беспокойства. Думаешь, я так хочу себя чувствовать, когда ты едешь на работу? – говорю я, стараясь, чтобы голос не звучал так злобно, я только лишь хочу, чтобы Кэл услышал мою проблему, но возможно, у меня плохо получается, потому что прямо сейчас я в бешенстве.

Кэл быстро отводит взгляд, рассматривая свои ноги.

– Детка, такое будет иногда случаться. Я думал, ты понимаешь это, и что ты не против, – с ноткой неверия в голосе говорит Кэл.

Я не знаю, откуда у него появилась мысль, что я когда-либо была не против, чтобы он со мной не общался во время этих своих «поездок». В первый раз он уехал в командировку на неделю после нашей свадьбы. Кэл позвонил мне, когда приземлился, и потом каждую ночь, пока был там. Кэл присылал мне смски, в которых писал, как сильно скучает по мне. До свадьбы Кэл звонил мне и всегда оставался на связи. Теперь Кэл ведет себя так, будто это также естественно, как перейти дорогу.

– Не знаю, откуда у тебя взялось впечатление, что я не буду против, – говорю я, не веря своим ушам. Кэл вздыхает и обхватывает руками свой затылок.

– Я пойду прилягу. Перелет был долгим. Я скучал по тебе. Думал, ты тоже скучала. Но я не буду это выслушивать, – сухо говорит Кэл, отходя от меня.

– Ты скучал по мне? – с сарказмом спрашиваю я, идя за ним. – О, как это мило. Я бы так не сказала, ведь я ничего от тебя не слышала. Один раз, – продолжаю я, поднимаясь за ним по лестнице. Кэл тих, как мышка. Вообще ничего не отвечает, типа того, как тогда, когда он уехал. Как только мы заходим в спальню, Кэл вздыхает так, будто сердится. «Кэл сердится?»

– Алло? – говорю я в ожидании хоть какого-нибудь ответа, но он по-прежнему молчит.

Кэл снимает рубашку через голову и убирает ее, расстегивает брюки и снимает их. Секунду спустя, Кэл уже лежит поперек кровати.

– Не знаю, в чем, блин, проблема, но я устал, и я собираюсь поспать, – Кэл бросает на меня взгляд, и затем закрывает глаза.

– Серьезно, Кэл? – злобно говорю я.

Кэл не отвечает и хватает подушку, засовывая ее себе под голову.

­– Что ты, черт возьми, делал три, четыре дня, что ты не мог ответить мне или позвонить? И как я, по-твоему, должна на это реагировать? – в бешенстве говорю я.

Да это, блин, шутка. Должна быть. Тем не менее, Кэл не отвечает и отворачивается от меня. Я хватаю оставшуюся подушку возле него и бью его так сильно, как могу. Кэл едва вздрагивает, но хватает ее и кладет на голову.

– Ты... ты знаешь. Ты сейчас ведешь себя как настоящий козел. Хуже, – говорю я, мой голос надрывается.

Я беру свое одеяло и быстро выхожу из комнаты, прежде чем из глаз начинают литься слезы. Спустившись по лестнице, включаю телевизор и устраиваюсь на диване, завернувшись в одеяло и задаваясь вопросом, почему в первую ночь, когда любовь всей моей жизни вернулась домой, мы спим в разных комнатах. Если бы кто-нибудь сказал мне три дня назад, что такое случится, я бы рассмеялась ему в лицо.

* * *

Меня будит громкий стук, за которым следует «Черт».

Свет выключен, но благодаря лунному свету из окна я вижу, что Кэл наткнулся на свою сумку, брошенную у лестницы. Я бы посмеялась, если бы не была такой уставшей.

Я кладу голову обратно на подушку и закрываю глаза. И слышу, как приближаются его шаги, через секунду мое удобное положение нарушается, так как позади меня убрали диванные подушки. Вскоре их заменила грудь Кэла. Он устроился позади меня, одной рукой обняв мой живот и притянув меня к себе, уткнувшись головой мне в шею. По лицу расплывается улыбка. Я не могу ее сдержать.

– Прости меня, – шепчет Кэл.

Он берет мою руку, переплетая свои пальцы с моими, и целует их. Я сжимаю его руку, но ничего не говорю.

– Я был такой задницей, – тихо говорит Кэл мне в ухо, затем целует его, и я вздыхаю.

Я все еще злюсь, но от этого не прекращается дрожь, вызванная им у меня между ног. Это отстой: из-за моей злости я не перестаю его хотеть. Моя печаль заставляет меня хотеть его еще больше.

– Огромной задницей, – с легким смешком уступаю я.

Я переворачиваюсь на спину, и он наклоняется ко мне. Его губы медленно целуют мои, смакуя каждую из них, и я целую его в ответ точно так же. Обхватываю его лицо руками, и Кэл притягивает меня к себе. Я забираюсь на него, положив голову ему на грудь. Он легко касается моей спины, и я чувствую, как Кэл выводит на мне свою роспись. Не могу поверить в то, что я так сильно скучала по этому. Кэл приподнимается, выдвигая вперед мои колени, его грудь касается моей до того, как мы меняемся местами, так что теперь я лежу на спине.

– Я просто не хотел ругаться, – говорит Кэл, замирая, пытаясь извиниться за свое поведение.

– Я тоже не хотела ругаться, – я провожу рукой по его волосам.

Я скучала по его поцелуям, прикосновениям, запаху, по всему.

– Я с ума сходил без тебя, – говорит он, целуя мое плечо, устремляясь к шее. – Я скучал по тебе, – теперь его губы снова возле моего уха. – И я сейчас покажу тебе, насколько, – добавляет Кэл, прежде чем его губы спускаются вниз по моему животу.

Я закрываю глаза и позволяю ему овладеть мной, мое тело уже показало ему, как сильно скучало. Знаю, что возможно, нам стоило бы поговорить о том, как или, что более важно, почему, вышло так, что мы поссорились, но мы этого не делаем. В данный момент я просто хочу спокойствия. Мы оба этого хотим, и мы теряемся во время нашего первого супружеского секса. Тем не менее, похоже, это только временное перемирие, мы еще даже не подняли свои белые флаги – они только показываются из нашего бункера. Глубоко внутри я знаю, что это еще не конец, и я довольна этим. Но что пугает меня, так это тихий голосок в моей голове, который говорит, что это совсем не то, чем заканчиваются битвы, и возможно, это лишь начало войны.