Он кивнул.

— Группа Стефена не единственная. Я слышал, что есть и другие. В основном среди них опытные солдаты, но есть я молодые ребята. Борьба не закончена, Джоана. Это только начало. — На его лице появилось воинственное выражение, и он увидел, что ее глаза наполнились слезами.

— Эй, что такое?

— Я просто так рада слышать все, что ты говоришь. Люди совсем отчаялись. Единственное, что нас поддерживает, это вести от короля из Лондона. Теперь я точно знаю, что рано или поздно и у меня появится шанс присоединиться к борцам за свободу.

Он нахмурил брови, и его лицо сделалось суровым.

— Держись подальше. Ты моя сестра, и я не хочу, чтобы ты пострадала. Запомни это.

Поняв, что не сможет переубедить своего брата, она решила не убеждать его в том, что способна наравне со многими мужчинами стрелять из пулемета и устраивать засады. Хорошо, что он не знает, что она уже столкнулась с немцами, когда они отобрали у нее машину Стефена. Когда-нибудь ей выдастся случай, нужно только набраться терпения.

В своей спальне она прочитала письма, оставив послание Стефена напоследок. Он открыто писал о своей жизни на ферме и о том, что его тетя очень хочет познакомиться с ней. Он сообщал, что получил ее письмо, которое очень много значило для него, и что он сильно скучает. Его нежные слова заставляли ее верить, что она держит в руках настоящее любовное послание. Непреодолимая сила снова потянула ее домой, просто потому что он был там.

Глава 3

Рольф мог оставаться в доме только одну ночь. Он позвонил Джоане со станции и сказал, что получил официальное подтверждение на свое назначение, а теперь едет домой.

— Отличные новости, хорошо, что сообщил мне.

Вернувшись к своим делам, она никак не могла сосредоточиться, потому что все ее мысли были о доме. С большим трудом ей удалось приступить к работе.

Немецкие офицеры стали заходить в магазин, продавщицы вынуждены были обслуживать их.

— Они такие наглые, — как-то раз со злобой воскликнула Соня. — Считают, что их должны обслуживать без очереди, достают пачки норвежских крон и тратят их на подарки своим женщинам. А наши ничего не могут позволить себе купить.

В то утро немецкий офицер зашел в магазин. Он сидел в кресле, пока его норвежская подружка решала, какую из шуб примерить. Соня обслуживала их с каменным лицом. Офицер нахальным взглядом окинул Джоану, когда она проходила по залу в офис Лейфа.

Лейф приветствовал ее улыбкой.

— Прежде чем мы приступим к работе, я бы хотел кое-что обсудить. Ты до сих пор одна живешь в доме?

— Да. — Она села на стул, положив руки на колени. — Трудно представить, когда Алстины смогут вернуться, я уже рассказывала вам, по какой причине.

— Я помню. Я только хотел убедиться, что ты не сдала комнату. Ты говорила, что в доме такая тишина.

— Эго так, но это дом Алстинов, а не мой. Я знаю, они бы обрадовались, что мой брат переночевал у меня. Постороннего в их отсутствие я, естественно, не пустила бы.

— Именно так я и думал. Я заметил, что ты никому не рассказала о листовке с речью короля, которую ты нашла на своем столе.

Она ответила откровенно:

— Я догадалась, что это вы положили ее и что немцы не обрадуются, узнав, что мы их распространяем.

— Все верно. Соня тоже все сохранила в секрете. Я считаю, что неплохо разбираюсь в людях, и на ваш счет я не ошибся. У тебя дома есть радио? Ты слушаешь новости ВВС? Просто не во всех частях страны этот канал ловится.

Она все еще не догадывалась, к чему он клонит.

— Я слушаю новости каждый вечер.

— Тогда бы не могла ты вкратце записывать, о чем там говорят, и печатать их для меня?

— Вы хотите распространять их как листовки?

— Да, раз в неделю. Это не моя идея, но я обеими руками «за». Мы надеемся, что позже сможем распространять их два-три раза в неделю. Соня будет помогать нам, есть и другие желающие.

— Я начну сегодня вечером. Дома есть печатная машинка. Ее купил еще Виктор Алстин.

Джоана почувствовала прилив сил от осознания, что здесь, в городе, существуют люди, в меру своих сил борющиеся против врага, так же, как есть люди, ведущие подготовку в лесах и горах, готовые выступить с оружием в руках. В тот день она не шла, а парила. Эта работа станет мостиком к чему-то большему в ее жизни.

В тот вечер, как и много вечеров впоследствии, она сидела в наушниках перед радио и ждала уже знакомого объявления: «Говорит Лондон». Затем раздавалась бодрая музыка, и новости начинались.

Вскоре она стала ощущать, что связана с огромной частью страны, в которой живут ее невидимые друзья.

Главные военные новости и сводки событий в ее стране она сначала записывала карандашом, а потом распечатывала материал для подпольных листовок под заголовком «Лондонское эхо». Она не знала, где их будут печатать, но догадывалась, что в каком-нибудь подвале или на чердаке.

Из новостей она узнала о битве в Британии. Пилоты Королевских воздушных сил сражались в небе Англии, и за один сентябрьский день было сбито больше сотни немецких самолетов. Для Джоаны это было радостное известие.

Победа в Британии дала надежду норвежцам на скорое освобождение. С приходом осени и холодов люди уже совсем было отчаялись, но тут перед ними забрезжил слабый свет. Появилось много подпольных типографий, где печатались листовки наподобие «Лондонского эха», и теперь они выходили в свет трижды в неделю.

Особенно тяжелым испытанием для жителей Осло стал переезд Квислинга в королевский дворец. Здесь также располагались штабы личного представителя Гитлера в Норвегии рейхскомиссара Джозефа Тербовена, целью которого была полная оккупация Норвегии.

В тот вечер вдоль всего побережья по молчаливому сигналу люди надели на свои воротники и манжеты бумажные значки в знак национальной солидарности. Джоана, как и все, носила такой значок на платье и на пальто, а в кабинете у нее стояла коробка с запасными значками. Немцев раздражал этот символ, и они срывали их с одежды.

Лютеранская церковь бесстрашно выступала против нацистского режима.

Спортсмены также заявили протест, отказавшись вступить в нацистскую спортивную организацию. Тем самым они лишили себя возможности участвовать в соревнованиях, а для страны, одержимой спортом, это была ощутимая жертва. Но, к счастью, они не были одиноки, многие организации последовали их примеру.

Джоана, входя в магазин, старалась не смотреть на элегантно оформленную викторианскую террасу, которая раньше радовала взгляд, напоминая огромный белый свадебный торт. Теперь здесь расположился полицейский участок № 19. Многих из тех, кто участвовал в распространении листовок, арестовывали и забирали туда, откуда они отправлялись в концентрационные лагеря.

Переписка была осложнена из-за цензуры. Джоане и Стефену лишь изредка удавалось разговаривать по телефону, но, как было известно, телефонные переговоры прослушивались. В день расставания он просил ее думать о нем, когда будет ехать в трамвае на работу, и она так и делала.

В трамвае или в автобусе, если немцы занимали свободные места, пассажиры с соседних сидений вставали и уходили в другую часть салона. Иногда за одну поездку Джоане приходилось пересаживаться несколько раз, поскольку солдаты особенно любили садиться рядом с привлекательной девушкой. Поначалу такое поведение приводило немцев в бешенство, и они приказывали остановить трамвай и заставляли всех пассажиров выйти. Но потом они привыкли, но вели себя бесцеремонно, сидели, задрав ноги на спинку переднего сиденья.

Выпал снег, приближались холода. Рождество 1940 года не предвещало ничего веселого. Особенно тяжелой была жизнь в Осло, где властвовало гестапо. Студентов ни за что избивали прямо в университетах. Двух пятнадцатилетних подростков забрали за то, что они написали на стене немецкого штаба «Долгую жизнь Хаакону VII». Родители ничего не могли узнать о судьбе своих детей, кроме того, что их отправили на принудительные работы.

В магазинах рождественские украшения и елки, оставшиеся с прошлого сезона, раскупались молниеносно. Каждый день у продуктовых магазинов стояли очереди, которые иногда тянулись по всей улице. Порой мимо проезжали грузовики, следовавшие в гавань, нагруженные норвежским мясом.

Однажды днем, когда на улицах лежали огромные сугробы, дверь магазина распахнулась, и вошла Соня с довольным лицом.

— К тебе посетитель.

К изумлению Джоаны в дверях появился Стефен в лыжном костюме:

— Привет, Джо! Я подумал, что это самое лучшее время, чтобы навестить тебя.

У нее вырвался вздох, и она медленно поднялась. Чувства радости и тревоги заполнили ее. Ей даже стало неловко.

— Как ты? — спросила она, совладав с собой. — Для меня не могло быть лучшего сюрприза, чем встретиться с тобой сегодня.

— У меня все отлично. Спасибо за твои письма.

— И за твои. — Она совсем не так представляла себе их встречу. Ей всегда казалось, что они кинутся в объятия друг друга, а вместо этого он был напряжен, как и она. — Что привело тебя в Осло?

— Желание встретиться с тобой. Я уже поговорил с твоим боссом, и он сказал, что ты можешь уйти прямо сейчас.

— О, хорошо.

— На улице ждет такси.

— Не трамвай? — Это была попытка разрядить обстановку, и она слабо улыбнулась. Однако руки ее дрожали, когда она снимала с вешалки пальто и шляпу.

— Не сегодня. — Он помог ей одеться. — Мне нельзя рисковать, потому что могут проверить мои документы.

Джоана с тревогой посмотрела на него.

— Ты здесь без разрешения?

— Так получилось. Я все тебе расскажу, как только мы приедем домой.

Стефен взял ее за руку, и когда они вышли, она увидела прикрепленные к багажнику машины лыжи. Они ехали молча.

Около дома Стефен расплатился с водителем, на крыльце дома отряхнул лыжи от снега, снял ботинки и вошел в дом. Закрыв за ним дверь, она взяла лыжи и поставила их в холле, чтобы они подсохли. Электричество приходилось экономить, поэтому в комнате горела тусклая лампочка.

— Джо! — произнес он хриплым голосом.

Она бросилась в его объятия и уткнулась лицом в его плечо. Они крепко прижимались друг к другу, не говоря ни слова. В эти мгновения она поняла, что, сколько бы ни длилась война, они обязательно должны были встретиться снова. Он нежно взял ее за подбородок и стал страстными поцелуями покрывать лицо, все сильнее прижимая к себе, и они оба поняли, что чувство, возникшее в день их первой встречи, было больше, чем просто взаимная симпатия.

Они прошли на кухню и вытащили из его рюкзака продукты, которые передала мама Джоаны. Пока она готовила незатейливый ужин, Стефен в одних носках поднялся в свою комнату и нашел пару шлепок.

Затем он спустился вниз, и они стали вспоминать тот день, когда познакомились, как грохотали пушки и взрывались бомбы. Он вышел наколоть дров, чтобы у нее был запас.

— Ты так и не сказал мне, как добрался, — напомнила она.

— Я доплыл на военном корабле из Риндала, с этим проблем не было. А потом ехал на грузовике, который вез продовольствие для немцев в Осло.

— Обратно тебя повезет тот же водитель?

— Нет. Через несколько часов я еду в Швецию.

Ее глаза округлились.

— Я всего лишь хочу присоединиться к Освободительному норвежскому движению, которое сформировалось в Англии. От нужных людей я узнал маршрут, по которому должен следовать на лыжах к границе, в основном, когда стемнеет. Главное — не нарваться на немецкий патруль, а в Стокгольме существует Королевский норвежский легион, который помогает добраться до Англии иногда через Россию и через Средиземное море.

— Но такое путешествие займет несколько недель, а может и месяцев!

Он пожал плечами.

— Это неважно, раз я все равно в конце концов попаду туда.

— Но ты же мог отправиться с западного побережья через Северное море, так действуют те, кто не может по-другому пересечь шведскую границу. Ты так рискуешь. За это время патрули могут остановить тебя много раз.

Он положил руку ей на плечо и пристально посмотрел в глаза.

— Я говорил тебе, я обязательно должен был снова увидеть тебя.

Она покачала головой:

— Ты сумасшедший.

Перед тем как приступить к ужину, она зажгла свечи и поставила их в фарфоровых подсвечниках на стол. Это был символ гостеприимства. По древней скандинавской традиции, в любое время суток на столе должны стоять подсвечники. Стефен выключил свет, и они ели при свечах, тихо разговаривали, но больше не возвращались к обсуждению своих отношений. В основном, он рассказывал ей новости о доме.

Джоана рассказала во всех подробностях, как немцы отобрали у нее машину. Он воскликнул: