Территория здесь была небольшая, но очень приятная. Даже при столь неопределенной погоде, когда снега все еще не нападало вдоволь, чтобы укрыть густым ровным слоем поля, пригорки и крыши дальних домов, над которыми едва различимо клубился дымок.

Впрочем, по всем показателям это могло произойти уже сегодня. Все время, что я провела в дороге, мела метель. Сначала падали всего лишь хиленькие крупинки. Но чем ближе подбиралась я к подмосковному курорту, тем гуще становились гонимые ветром снежные хлопья.

Теперь заблудиться было уже почти невозможно. Всего несколько коттеджей здесь имели второй этаж. С синей же черепичной крышей стоял и вовсе один. Вскоре я увидела его, уютно примостившегося в окружении сосен и елей. Иные домики были все больше одноэтажные. В стиле русских избушек XXI века. Везде пластиковые пакеты на окнах. Кое-где даже спутниковые антенны. Крыши опять же в русских селеньях никогда не отличались такой насыщенностью цветов. Но в общем все было достаточно мило.

Особенно мне понравился каток, который по вечерам наверняка освещался теми фонариками, что были натыканы везде по периметру. Очень красиво! Да! И еще елка! Огромная, пушистая, вся в красно-бело-синих игрушках и мишуре. Сразу появилось новогоднее настроение.

И вот я, вся такая праздничная, заметенная снегом с головы до пят, как заплутавшая Снегурка. С огромным красным пакетом, в котором лежала всякая всячина, начиная от моего сменного костюма и завивочных щипчиков и заканчивая бутылкой вина и конфетами. Остановилась на пороге коттеджа № 11. Надавила на малюсенькую кнопку в надежде, что этой крошке удастся перекрыть рев российской попсы, доносящийся до моих ушей изнутри. И, как ни странно, все получилось.

Через минуту передо мной предстала одна из двух кузин именинницы.

Юлю (или Юляшку) я знала чуть ли не с пеленок. Во всяком случае, виделась с ней не раз и не два. Для меня она всегда была эталоном нравственности и чистой, тургеневской красоты. И едва ли я сама хотела выглядеть в глазах Юляшки малообразованной дубиной. Но, как ни прискорбно, это однажды произошло. Хорошо хоть, тогда опростоволосилась не я одна, а на пару с Дороховой. А получилось так.

Когда-то в далекие-далекие годы, когда в Москве только еще открылись первые коммерческие палатки и на прилавках как-то в одночасье появилось сразу много всего: непонятного, импортного, не завернутого в бумагу из-под селедки, а ярко и хорошо упакованного, мы с Оксанкой сразу же пристрастились к соленым орешкам. Это сейчас они стали арахисом, потому что им составили конкуренцию прочие разновидности. А тогда были просто орешки. Мы их очень любили. Они были такими вкусными. Особенно если не посыпать их специальной черной приправой. Но мы с Оксанкой, как и подобает гражданам России, привыкли доверять зарубежным поставщикам. Раз полагается приправа, значит хочешь не хочешь, а потребляй. Может, она пищеварение улучшает!

И вот как-то раз накупили мы с Оксанкой орешков, высыпали в большую тарелку. Засыпали черным, улучшающим пищеварение, порошком. Сидим, трескаем. А тут как раз Юляшка приезжает. Мы ей – угощайся, мол, гостьюшка дорогая! А Юляшка, она вся такая, ну, как иголочка, – уколет, а вроде свою работу сделала. Не придерешься! Вот она подцепила один орех своим ноготком. Повертела, повертела – и спрашивает:

– А чем это вы их таким странным посыпаете?

– Как чем? – Оксанка аж на стуле подпрыгнула. – Ну и серая же ты, Юлька! Это ж приправа специальная! Чтобы тяжести потом в желудке не было!

– Да? А где вы ее взяли?

– Нигде не брали! Она вместе с орешками продается. – Оксанка не побрезговала, залезла по локоть в мусорное ведро. – Вот, смотри! Она в таких пакетиках прилагается!

Юляшка, конечно, виду не подала. В этом она вся.

– Странные люди, – говорит, – эти иностранцы. Зачем-то пишут на пакетиках с приправой «Донг ит», что значит «Не использовать в пишу». А может, это не совсем приправа? А такой специальный состав против попадания влаги внутрь?..

Ну да, разумеется, я потом тысячу раз видела такие пакетики. В коробках из-под новой обуви, например. Или еще из-под чего-нибудь, что не имеет решительно никакого отношения к тяжести в желудке.

В общем, как ни крути, а очень может статься, что именно Юляшке мы с Дороховой обязаны тем, что до сих пор еще не склеили ласты от нехватки воды в организме.

– О! Полина, привет! – радостно воскликнул при виде меня белокурый эталон. – А мы как раз тебя вспоминали.

– Привет, Юленька! Сколько лет, сколько зим! Мы обнялись.

– Балагура! – вылетела в прихожую Оксанка. – Ты через Кемеровскую область, что ли, добиралась?

– Нет, зайчонок. Просто я, как всегда, умудрилась заблудиться.

– Ну ладно, вы тут разбирайтесь, – отступила Юляшка. – Я пошла дорезать салат.

Пока я раздевалась, Оксанка стала жаловаться:

– Блин, Олег столько еды наволок! Не знаю, кому скармливать. У нас же всего трое мужиков. Причем ЯДА наверняка питается эльфийскими хлебцами.

– Ну, сами съедим. Нас всего сколько человек?

– Да я чего-то никак не соображу, – призадумалась Оксанка. – Ну смотри. Трое мужиков и мы – пятеро. Плюс Юляшка с Алинкой – семеро. Чижиха – восемь. И еще, наверное, часам к семи подгребет Мурашова.

– О господи!

– Да-да, твоя любимица.

Тут какой-то умник, видимо, страстный поклонник Верки Сердючки, врубил музыку на полную катушку, и нам пришлось перейти на повышенные тона.

Оксанка, сложив ладони рупором, прокричала:

– Потом, поспорим, консьерж!

Какой еще консьерж? И что он должен делать потом? Петь, что ли?

– Чего?

Тогда она крикнула мне уже в самое ухо:

– Пойдем, говорю, посмотрим коттедж.

– А-а, – обрадовалась я, что никаких посторонних людей не предвидится, – идем!

– Сейчас, погоди, только почки кое-кому опущу. Оксанка ненадолго исчезла, и вскоре мощь Сердючкиного голоса заметно ослабла.

– Блин, вроде не пили еще! – вернулась именинница слегка раздосадованная.

– А кто это там шалит?

– Да Гарик с Чижовой! У них уже стриптиз-шоу на повестке дня.

– Слушай, а ты не ревнуешь? – поднимаясь вслед за Оксанкой на второй этаж, спросила я.

– Кого, Гарика? – как будто даже удивилась она. – Его невозможно ревновать. Он слишком любит покрасоваться на публике, для того чтобы вести себя как-то иначе… Ну вот, смотри, это общий зал. Он же, по совместительству, бильярдная комната. Вот там и вот там – две спальни. Но они, к сожалению, уже заняты…

Покончив с осмотром коттеджа, я пришла к убеждению, что мне здесь определенно нравится. Во всяком случае, от такой мебели да и некоторых дизайнерских решений я бы и у себя дома не отказалась.

Поселилась я в одной из трех спален на первом этаже. Она была единственной, которая до сих пор еще пустовала. Комнату слева занимали ДДА и Олежка. А в расположенной в противоположном крыле, по соседству с кухней, я обнаружила вещички Чижовой. Но к ней я подселяться категорически не хотела. Вдруг она и здесь умудрится обзавестись, как она их называет, респектабельным дядечкой.

Пока что наш коллектив делился на две группировки: работающих и отдыхающих. Первые гомонили на кухне. Вторые – в гостиной. Подумав, я примкнула к команде трудящихся.

Здесь всем заправлял Олег. Он сам разделывал мясо. Сам готовил для него какой-то сложный соус. Раскладывал ингредиенты для каждого отдельного блюда, чтобы нам оставалось их только помыть, почистить, порезать и уложить на тарелку. Ну и, разумеется, мы были на подхвате у нашего штурмана по первому зову.

– Поля! Передай мне масло, пожалуйста! Не это, оливковое!..

– Оксана! Нож! Самый острый, какой найдешь!

– Этот сгодится?

– Пойдет!

– Юля! Будьте добры мне вот эту приправу!

– Эту? А она не прилагалась к мясу?

Только Алина – сама себе голова. Знай строгала не выходящий из моды «оливье».

С этой Оксанкиной родственницей, второй по счету кузиной, я познакомилась не так уж давно. Всего пару лет. Но она сразу внушила мне искреннюю симпатию. Своим жизнелюбием, заразительным смехом. А главное, своей прямотой. Алина была из той породы людей, которые не терпят полутонов. Черное, значит, черное. Белое, значит, белое. И в ситуации, когда можно было бы обойтись прозрачным намеком, она скажет прямо: «Вы знаете, а у вас на шубе сопля!»

В отличие от двух своих сестер Алина была дамой замужней, хотя на целый год моложе обеих. И у нее имелся десятилетний сын. Вот с кем я мечтала отвести душу. Порасспросить, что там у них и как чем они увлекаются, чем живут и чем дышат. Ведь теперь у меня тоже есть сын! Ах, как это гордо звучит! До сих пор не привыкну. Теперь я найду общий язык со всеми мамашами мира!..

Но только не теперь. Теперь настало время всем садиться за стол.

Разумеется, каждая из прелестниц входила в гостиную, выглядя уже совершенно по-новому.

Я, например, распустила волосы и переоделась в джинсовый сарафан с укороченной юбкой. Ирка влетела вся в белоснежно-летящем и сразу стала наваливать себе «оливье». Юляшка с Алиной появились в дверях, степенно беседуя. Им, кажется, было наплевать на вконец оголодавших мужчин. Обе выглядели ультрамегасовременно. Юляшка – в каких-то коротких подштанниках, со сборками по бокам. Алина – в светло-сером приталенном пиджаке, застегнутом всего на одну большущую пуговицу. Последней в комнату вошла именинница. На ней было лиловое платье, открывшее разом и спину, и всю левую сторону от бедра. Своим появлением она вызвала шок ДДА и недосказанное «Ну, Пампушка…» у Гарика.

Впрочем, и тот и другой очень скоро приобщились к поеданию разносолов, которыми благодаря Олежке изобиловал праздничный стол.

Оксанка и Гарик сидели с торца, как жених и невеста. Он то и дело произносил слова в ее честь. Например:

– Я безумно счастлив, что судьба свела меня с этой умной, красивой, обворожительной женщиной! И я хотел бы, чтобы и она была счастлива рядом со мной. Чтобы она была просто счастлива. Любима всеми нами и всеми ими. Теми, кем она еще хотела бы быть любима. Словом… за тебя, Пампушка!

Все выпивали и наполняли по новой. Только ЯДА после каждого выступления Гарика демонстративно отставлял рюмку и уходил курить. Тостов было сказано столько, что у Оксанки уже должны бы были вырасти крылья и нимб над головой. Мне лично очень понравились слова Юляшки, которая пожелала сестре найти себя в этой жизни. И карабкаться! Карабкаться вверх! К самой заветной своей мечте…

А потом вдруг Оксанке на телефон раздался звонок. И все замолчали, стали прислушиваться. Хотя, наверное, в душе каждый понимал, что это бестактно.

– Нет-нет, плохо слышно! Я просто не разобрала, кто это?.. Ой, Толя! С ума сойти! Толик, ты откуда? В Москве?.. Чем я занимаюсь? Да вот справляю одно знаменательное событие… Ага, угадал!.. Ну, спасибо! Нет, не восемьдесят четыре. Всего лишь семьдесят девять. Что говоришь? Плохо выгляжу? Слушай, Грязнов, я вот не пойму, на тебя хамеж, что ли, напал? И вообще, нечего мне деньги выговаривать! Приезжай, давай! Да мне наплевать на твои планы на вечер! Приезжай, говорю! Адрес я тебе эсэмэской вышлю. Я же могу это сделать на определившийся номер? Ну, все, сейчас пришлю. И только попробуй не приехать!

Как только Оксанка разъединилась, Гарик ревниво спросил:

– И кто у нас Толик?

– Скоро узнаешь, – беспечно отозвалась Дорохова, щелкнув Гарика по носу.

Но он сердито увернулся и обратился в толпу.

– Ну что, может быть, еще по одной?

– Разумно! – отозвался Олег.

Однако заинтриговавшая Гарика личность не давала покоя и всем остальным.

– Ой, а я знаю! – воскликнула Юляшка. – Это же, наверное, отпрыск той самой восхитительной женщины?

– О, да! – подтвердила Оксанка. – Женщины с большой буквы «Ж» и окончанием ОПА!

Тут и меня наконец осенило.

– Это сын тети Ринаты? – Угу.

– Погодите, девчонки! А вы разве все между собой не родственники?

– Слава тебе, господи, – закрестилась прямолинейная Алина, – бог уберег от таких родственничков! Я бы, наверное, повесилась на первой же березе.

– Мы с Оксаной по материнской линии. А Толик – по линии отца, – объяснила более обстоятельная Юляшка.

– Ясно.

Тут послышался голос Ирины:

– А он как из себя, вообще, видный дядечка?

– Ну, так, – повела глазами Оксанка, – я бы сказала, видный. Во всяком случае, росту он такого, что издалека видать.

Постепенно интерес к Толику угас. И вновь развеселившийся Гарик принялся потешать народ.

Сначала он показал фокус с чайным пакетиком. Жутко глупый и невероятно смешной. Потом взялся за гитару и исполнил ряд пошлейших песен. Я запомнила только припев одной из них. Слова такие: «Эх, Настя, подари нам счастье». Повторяются они раз по пятнадцать при каждом попадании Насти в мужскую компанию.

А после, когда на душу каждого присутствующего пришлось уже достаточное количество алкоголя, настал час стриптиз-шоу.