Тут вернулся мой «большевик», все еще увлеченно тыкающий в телефонные кнопки.

– Ну как, удачно? – быстренько привела я себя в порядок.

– Да. Буква «о»! – с гордостью сообщил Славик. Это у них со Старым Пляжем такая своеобразная манера повторять алфавит.

– О-о-о? – приподнял брови Всеволод. – Неплохо ты питаешься, парень!

Славик смущенно покосился на него, очевидно не ожидав, что посторонний человек разгадает их с бабушкой условные обозначения. А потом спросил:

– Полина, а скоро мы домой поедем?

– Не знаю, малыш. Наверное, еще нет.

Ребенок вздохнул и, с обреченным видом усевшись на стульчик, продолжил играть в телефон. А Всеволод махнул мне рукой, предлагая выйти с ним на лестницу.

Когда мы уединились между двух этажей, он спросил:

– А почему мальчик живет у тебя? У него что, отца нет? Я неопределенно повела плечом:

– Можно сказать и так.

– Не понял. Пьющий, что ли?

– Да нет, почему пьющий? Просто он живет с новой семьей. Старые дети ему не нужны.

– Что за бред? Какие старые дети? Как это не нужны?

Всеволод стоял, засунув руки в карманы, и весь пылал праведным гневом. И мне так захотелось ему в эту минуту все рассказать! Просто невозможно! Но было немного страшно.

К тому же, не дождавшись от меня ответа, он сказал:

– Ну ладно, я понял. У меня с Мишей будет тема для разговора. Давай беги, занимайся своим буквоедом! Я тоже пошел, а то меня там, наверное, уже матерят на чем свет стоит!

Он уже был почти у цели, когда я окликнула его:

– Всеволод! – Да?

– У меня… вернее, у нас… – Я совсем растерялась под его испытующим взглядом.

– Ну чего, чего? – поторопил он меня, явно уже раздражаясь.

– У меня будет ребенок от тебя! – выпалила я.

Он застыл. А потом стал спускаться назад, недоверчиво склонив голову набок.

– Ты шутишь, что ли? – достаточно зло спросил он меня. Прекрасная реакция! Именно то, что мне нужно! Сволочь.

Лихоборский! Все вы одинаковы! Хотите выглядеть благородными за чужой счет!

– Ты шутишь, я тебя спрашиваю?

Я попятилась от него. Разочарование мое не знало предела.

– Всеволод… – пробормотала я, – ты даже не предлагай мне ничего. Я просто хотела, чтобы ты знал…

– То есть ты освобождаешь меня от ответственности, – резюмировал он; у него было такое перекошенное лицо, даже вена вздулась на лбу.

– Да, конечно…

– Ну, спасибо, – чуть не прошипел он.

Развернулся и, в два счета оказавшись наверху, скрылся за дверью. С силой шарахнув ею напоследок.

Я испытала от этого разговора такой шок, что на прочие эмоции меня не хватило. Как механическая кукла, я спустилась по лестнице, вошла в комнату, села напротив Славика. Не издав ни единого звука, ни единого всхлипа. Невидящим взглядом отслеживала, как малыш раскачивает ножкой.

– Полина, а тут есть печенье?

– Что?.. А, печенье… есть… конечно, есть.

Странно, но, ухаживая за Славиком, я почти успокоилась. Даже смогла составить ему компанию. Наверное, за последнее время я столько страдала, что теперь у меня сработал какой-то иммунитет. Своего рода защитная реакция организма, которому теперь отрицательные эмоции нужны были меньше всего.

Мы со Славиком, тихо переговариваясь, пили чай (точнее, чай пила я, а Славик пил компот из сухофруктов, который я захватила из дома специально для него), когда вылетела взбешенная Дорохова и стала лихорадочно отыскивать на вешалке свою куртку.

– Зайчонок, ты чего? – спросила я у нее.

– Да пошел в жопу этот Лихоборский! Орет как полоумный! Я ему девочка, что ли? Пусть тогда бабки другим агентствам отстегивает, если его наши идеи не устраивают!

Тут довольно стремительно вошел и сам Лихоборский.

– Оксана Александровна! Я приношу свои извинения! Вернитесь на переговоры, пожалуйста!

– Засунь себе свои извинения, знаешь куда! Извини, малыш, – обратилась Оксанка к Славику.

– Куда? – поиграв желваками, спросил Всеволод, и при этом почему-то испепелил негодующим взором меня.

Оксанка молчала. Явно не решаясь произнести это слово при ребенке вторично.

– Вернитесь на переговоры, Оксана Александровна, – повторил Всеволод. – И не надо взваливать на себя слишком много. С заказчиками так себя никто не ведет. Попытайтесь быть сдержанней.

Сказав все это, он удалился.

– Не, видала такого козла!.. Прости, малыш… и ты, Поль, заодно, если оскорбила твои чувства. Но козел, как говорится, он и в Африке… козел! – И тяжко вздохнув, Оксанка вылезла из куртки, которую уже успела нацепить, и поплелась обратно.

Позже спустилась Вероника и дала мне задание срочно набросать, что необходимо при регистрации места на выставке. А также подобрать образцы выставочных стендов.

Пока я выполняла ее поручения, мне на мобильный раздался звонок. Номер звонившего мне ни о чем не говорил.

– Ало?

– Ало, это кто? – Голос на другом конце провода тоже не показался знакомым.

– А кого вам надо?

– Мне? – В трубке усиленно закряхтели, как будто человек вытаскивал бумажку с моим именем из того самого места, куда Оксанка совсем недавно отправила Лихоборского. – Мне Полину надо.

– Ну, тогда это я. А с кем я разговариваю?

– Это тот водитель, помнишь? Ну, это… на трассе Ростов – Дон… у нас с тобой еще… вышел маленький инцидент.

Ух, ты! Вот это да! Значит, уМиши все-таки дошл и руки? А почему было не сказать, маленькая словесная перепалка? Или малюсенькая размолвка? Сказал бы уж прямо!

– Мне это… – продолжал мой оппонент слегка извиняющимся тоном, – мне бы тебе бабло передать. Только я уезжаю сегодня. Ты как, это… через час сможешь быть на Белорусском вокзале?

– Через час на Белорусском? – в нерешительности проговорила я.

Закончить задание мне оставалось всего ничего, еще минут пять. Но отпустят ли меня?

И все же рискну. Упускать деньги ужасно не хочется. Сейчас уедет из Москвы, ищи его потом свищи!

– Ну, хорошо, – согласилась я. – А где там на Белорусском?

– У касс дальнего следования. Вспомнишь меня?

Еще бы я не вспомнила эту бандитскую рожу! Бугристую, как прошлогодний картофель! Надо же, какое сравнение меткое! Может, Дорохова о нем как раз и рассказывала?

Так мы и условились с зачинщиком, как он выразился, маленького инцидента.

Подготовив бумаги, я пошла отпрашиваться у Миши. Поднявшись к его кабинету, я еще несколько секунд собиралась с духом. Мне было страшновато, тем более что обстановка за дверью была, кажется, крайне напряженной. Во всяком случае, до меня долетали возмущенные вопли всех участников заседания.

Я постучалась.

– Да! – громко крикнул Миша.

Все же прочие голоса немедленно стихли.

Я вошла и сразу уперлась в развернутого полубоком к двери Всеволода. Он стоял весь взъерошенный и разгоряченный. Вероника, Чижова и Дорохова сидели за столом. Смурная Оксанка практически валялась на стуле, держа на весу свой блокнот. Две же другие дамы, напротив, очень воинственно опирались на столешницу. Миша с рассудительным видом стоял у окна.

– Что вы хотели, Полина? – обратился он ко мне.

– Я по личному вопросу.

Я заметила, что на этих словах Всеволод нервно сглотнул. А Миша не пожелал покидать кабинета.

– Ну, подойдите сюда, – позволил он.

Я подошла, и мы стали общаться вполголоса. Прения возобновились.

– Что у вас стряслось? – ничем не выказывая того, что я приперлась некстати, спросил Талов.

– Вы знаете, Михаил, мне только что звонил тот человек с Воронежской трассы…

– А-а, – перебил Миша, – значит, моим орлам все же удалось его отловить!

Я не нашлась, что на это ответить. Только попыталась взглядом отобразить, насколько я ему за все признательна.

– Так! И что? – подтолкнул меня Миша.

– Он назначил мне встречу через час. А потом он уедет из города.

Талов нахмурился.

– Темный, надо заметить, субъект. Встреча в людном месте?

Только я хотела ответить, но тут Всеволод как заорет:

– Это не вам решать, Ирина! Я здесь принимаю решения! Миша тут же отвлекся.

– Сева, старина! Поспокойнее! Что ты весь на взводе сегодня?

– Да! – ввернула Вероника. – Из-за того, что ты не хочешь нас слушать, мы потеряли уже два часа времени!

– А я вам скажу, почему я на взводе! – сверкнул глазами Всеволод. – Потому что некоторые, – он выразительно посмотрел на Оксанку, – считают, что они здесь самые умные! Пургу мне метут второй час!

Оксанка вскочила, шарахнув блокнотом по столу.

– А некоторые считают, что они здесь самые крутые! – с вызовом глядя Лихоборскому в лицо, заявила она. – И что круче них только кремлевские звезды! Миша! Вероника! Прошу прощения лично у вас, но мое пребывание здесь на сегодня закончено!

Припечатав, она собрала со стола свои вещички и вышла.

Всеволод остался стоять, потирая щеку, как после оплеухи. Миша проделывал примерно то же самое. Во всяком случае, тоже почесывал лицо.

– А я вас предупреждала, – подала голос Вероника. – Нельзя вести бизнес с хорошими знакомыми. Или, как я подозреваю, с бывшими любовницами. Не будет соблюдаться никакая субординация!

Всеволод вспылил:

– А твое мнение сейчас вообще кто-нибудь спрашивал?

– Сева! – строго осек его Талов.

Я дернулась, понимая, что, если сейчас подам голос, буду расстреляна на месте. Но все же спросила:

– Так я могу поехать на встречу, Михаил?

– Да поезжайте вы куда угодно! – раздраженно отмахнулся он.

Выходя, я специально задела Всеволода плечом, будто он мешал моему проходу. Пусть знает, что я теперь тоже не на его стороне!

Когда я спустилась, то обнаружила, что Оксанка никуда не ушла. Она оделась, но сидела и разговаривала со Славиком.

– Ой, зайчонок, как хорошо, что ты еще здесь!

– А что такое?

– Представляешь, Михаил таки нашел того парня, который меня побил! И сейчас мне нужно с ним встретиться, чтобы забрать свою компенсацию за моральный ущерб.

– Да ты что! – разулыбалась Оксанка. – Все-таки Талов великий человечище! Не то, что твой мачо Лихоборский.

С этим, конечно, трудно было поспорить. Но все же Всеволод не мачо. Вот Витек Иркин – мачо, а Всеволод – нет.

– Поехали со мной, а? – попросила я Оксанку. – Заодно со Славиком побудешь, пока я схожу.

– Ну, поехали, – легко согласилась она.

Мы со Славиком быстро оделись. Я прибрала раскиданные фломастеры, сложила наши художества, мельком взглянув, что же там пририсовал Всеволод. Это оказалась огромная лохматая собака, похожая на сенбернара. Чудесная псина, изображенная почти профессионально. Из-за нее я даже не стала выкидывать весь рисунок. Спрятала к себе в сумку – на долгую память.

И мы тронулись в путь.

Подавая задом, я едва не въехала в припаркованный почти вплотную «лексус» Лихоборского. Вспомнила, как этот танк доставлял меня до дома той самой роковой ночью, от которой у меня теперь останется память гораздо лучшая, чем нарисованный пес. И мне вдруг стало так жалко мою малютку.

Не хочет тебя папка, да? Ну, ничего! Я буду любить тебя за двоих – за себя и за него! За десятерых таких, как он!

Я украдкой погладила живот и стала потихонечку съезжать с тротуара.

Мы поехали по Садовому кольцу, через «Маяковскую».

– Слушай! – неожиданно предложила Оксанка. – А высади нас со Славиком! Мы пока в кафешку сходим. Чего нам с ним в машине сидеть?

И то верно!

Я притормозила у обочины, и Оксанка с малышом меня покинули. Поглядев, как они, держась за руки, не спеша продвигаются в сторону памятника, я поехала дальше. Нужно еще было где-то совершить разворот, чтобы попасть на Тверскую.

Терпеть не могу Белорусский вокзал, впрочем, как любые вокзалы. Слишком многолюдно, грязно… Бомжи. Цыгане какие-то. Да еще и машину поставить негде!

Сердито осмотревшись по сторонам, я наконец заметила свободное место на противоположной стороне от привокзальной площади. Припарковавшись, сразу отправилась на поиски касс.

Несмотря на то что до назначенного времени оставалось еще минут семь, мой истязатель был уже здесь. Я узнала его сразу же. Хотя в прошлую встречу на нем не было головного убора. Теперь же прошлогодний картофель был упакован в вязаную, слегка потянутую шапку. В остальном, как мне показалось, туалет драчуна остался неизменным.

– Здравствуйте, – давая понять, что уже не сержусь на него, поздоровалась я.

– Привет. – Судя по выражению его лица, он никак не ожидал, что я выгляжу именно так. – Ты это… А ты Полина ваще?

– Нуда.

Он успокоился.

– Ну, ты это… извини меня… Был не прав и все такое…

– Бог простит, – несколько высокопарно отозвалась я. Он, довольный, осклабился:

– Ну да, точняк, – потом втянул голову, хитренько посмотрел по сторонам, вынул из-за пазухи конверт, быстро отдал мне в руки. – Держи компенсацию… Я пошел.