– Если она не приживется, мы узнаем это в ближайшее время. А до той поры доверься мне, я буду делать то, что считаю нужным. – Он поднял подбородок Джастиса. – И веди себя достойно, слышишь? Относись к ней с уважением, если не ради нее, так ради меня.

Джастис вздохнул и понурился.

– Если ей так нужно было обзаводиться ребенком, то почему не парнем? От девчонок никакого толку.

Шейн позволил себе улыбнуться.

– Подрастешь и вряд ли будешь так говорить. – Затем голос его стал жестче: – Я надеюсь на тебя, Джастис. Будь мужчиной. А мужчина всегда защищает женщин, нравятся они ему или нет.

– Как тогда, с Сериз?

У Джастиса был просто талант задавать вопросы, которые пронизывали до печенки. Шейн поборол в себе желание вытрясти из мальчонки душу. Он лишь выругался себе в бороду да сжал до боли кулак.

Его отец в такой ситуации залепил бы затрещину или пнул под мягкое место, но вот только с Джастисом это сработает не больше чем когда он был маленьким. Поэтому Шейн избегал таких воспитательных методов. Он никогда не бил его. Джастис и так достаточно настрадался в своей короткой жизни.

– Я подвел ее, Джастис. Я не смог защитить ее, когда она во мне нуждалась больше всего, – признал он очевидное. – Но клянусь тебе, я ни при чем, я даже не знаю, кто ударил ее ножом.

Джастис смотрел ему прямо в глаза. Лицо мальчика не выражало ни единой эмоции. Лишь рот был крепко сжат.

– Ты ведь веришь мне? – спросил Шейн.

– Да, сэр.

Ответ был верным, но Шейн не знал, искренне ли говорит его приемный сын.

– Ладно, беги на кухню. Мэри покормит тебя. Когда закончишь, можешь ехать на западное пастбище. Поможешь нам с кобылой. Договорились?

– Договорились, – эхом отозвался Джастис и улыбнулся.

Слова мальчика крепко задели Шейна, и он думал об этом всю дорогу. Может, Джастис прав? Может, он совершил самую страшную в своей жизни ошибку, притащив в Миссури Кэтлин? Но с другой стороны, он уже давно чувствовал, что ему чертовски надоело одиночество.

Кому-то женщина нужна, чтобы рассказывать ей о своих мечтах и гулять под луной. Кэтлин же была его женой. Даже несмотря на то, что она предала его, загуляв в своей Ирландии. Зря она не приехала тогда, в первый раз, когда он послал ей деньги на дорогу.

Но она приехала сейчас, и это, казалось бы, должно положить конец его горьким чувствам. Она причинила ему боль, но на то он и мужчина, чтобы стиснуть зубы и жить дальше, оставив прошлое позади.

Как он сказал ей, они муж и жена в глазах Господа. Он хотел зачать с ней ребенка. Он хотел пустить корни в этой земле и основать что-то стоящее для своих потомков. Он хотел, чтобы в землях Миссури имя Макенна было у всех на устах.

Он мог назвать по меньшей мере дюжину разумных причин, по которым ему было бы лучше найти себе молодую индианку, которая не чуралась бы грязной работы и не возражала против гражданского брака. Многие белые мужчины так и поступали. Те настоящие мужики, что жили на дальних границах белого общества в Америке.

Не слезая с коня, Шейн дотянулся до веревочной петли, открыл ворота, выехал со двора, развернул мерина и закрыл за собой створку, набросив петлю на шест. Сумерки быстро сменялись тьмой, но ему не нужен был солнечный свет, чтобы найти дорогу в пределах Килро-нана.

Только Господь Бог знает, как сильно он любит свою землю, каждый камешек, каждый ручеек, каждый овражек. Эта земля требовала крови и пота, и он даст ей в достатке и того и другого, ведь он хочет сделать эту землю лучшей во всей Америке. О, красот в Килронане сп хоть отбавляй. Плодородная почва, воды в изобилии, сочные травы. Но сколько предстояло сделать! Сколько деревьев вырубить, сколько изгородей построить, сколько мулов и лошадей вывести и вырастить.

Животноводство приносило ему немало денег, было основой его бюджета. Но как же тяжело давался каждый цент. Сколько труда уходило, чтобы обеспечить торговый центр Орегоналучшими животными! Ни времени, ни лишних денег на содержание благовоспитанной белой женщины у него не было.

А ведь именно так и выходило. Он уже дважды потратил все до последнего цента, чтобы она приехала сюда. Кэтлин в жизни не занималась грязной работой. Да, она была красавицей. Чтобы полюбоваться ее фигуркой, мужчины едва не сворачивали себе шеи. Она хорошо пела и прелестно играла на арфе. Она могла вышивать и на память читала стихи. Но ничто из вышеперечисленного не было в цене в Килронане.

Что еще хуже, она наставила ему рога с каким-то мужчиной, да еще и пыталась выдать своего ребенка за племянницу. Его жена, женщина, которую он любил больше всего на свете, оказалась изменницей и лгуньей.

Ему нужна честная, крепкая женщина, которая смогла бы таскать воду, разделывать животных, копаться в огороде, готовить и шить, а главное – нарожать ему здоровых сыновей. Он вкалывал с восхода солнца и до заката, а иногда и дольше, семь дней в неделю. И ему нужна была помощница, согласная на такую работу.

А что вместо этого? Кэтлин!

Он только что сказал Джастису, что мужчина не должен спешить с выводами. Но последовать собственному совету будет ой как нелегко.

– Сюда! – крикнул в темноте Гейбриел.

Впереди Шейн различил очертания кобылы. Она лежала на боку, а Гейбриел склонился над ней, стоя на коленях. Шейн привстал в стременах и махнул рукой.

– Иду.

Вдруг у его уха просвистело что-то, а мгновением позже он услышал ружейный выстрел. Кто-то пытался его убить.

Глава 4

Шейн инстинктивно сместился в седле так, чтобы представлять собой наименьшую мишень, спрятавшись за круп коня. Он выхватил винтовку из чехла, перекинул ее через шею мерина и стал выжидать.

Следующий выстрел ударил в землю прямо под носом у его скакуна. Шейн выругался, поскольку конь стал испуганно брыкать ногами. К тому времени, как он утихомирил животное, было очевидно, что уже слишком поздно стрелять в ответ.

– Не высовывайся! – крикнул он Гейбриелу.

В темноте он уже не видел ни Гейбриела, ни кобылы, но знал, что тот прижался к траве, как только раздался выстрел.

Последние отблески заката рассеялись в кромешной тьме беззвездной ночи. Кто бы ни стрелял в них, не исключено, что он уже удрал. По крайней мере Шейну это казалось вероятным. А если и нет, то темень стояла такая, что прицельно стрелять было попросту невозможно.

Затем Шейн услышал позади быстро приближающийся стук копыт. Он сместился на другую сторону седла и перекинул ружье, готовый выстрелить в любую секунду.

– Шейн! Я слышал выстрелы!

Голос Джастиса. Шейн облегченно вздохнул, осторожно опустил курок и убрал ружье в чехол.

– Отправляйся обратно в дом, немедленно! – приказал он.

Мальчик подъехал на своем пони вплотную к отцу.

– А кто стрелял?

– Делай, что тебе велят, Джастис. Я позже все тебе объясню.

– Если ты попал в беду, я ни за что не уеду.

– Черт возьми, парень! Хоть раз в жизни послушай, что тебе говорят. Кто-то стрелял в меня. И мне нужно, чтобы ты вернулся в дом и защищал женщин. Скажи Мэри, чтобы заперла все двери и закрыла все ставни. Давай скачи.

– Слушаюсь, сэр. Хей, хей, хей!

Шейн слышал, как кожаный ремень хлещет по бокам пони и он снова пускается в галоп. Когда Шейн убедился, что Джастис в безопасности, он спешился и повел коня на поводу в сторону Гейбриела и рожающей кобылы.

Ковбой не вымолвил ни слова, пока Шейн не положил руку на шею лошади.

– Ты ранен? – спросил наконец Гейбриел.

– Нет.

В душе Шейна бушевало негодование. Но в этих краях человек, который не умеет контролировать свои эмоции, не протянет долго. Холодная голова и трезвый рассудок могли очертить зримую границу между живыми и мертвыми. Ведь речь шла не только о его жизни, но и о судьбах Гейбриела, Джастиса и прочих.

– Поутру я прочешу лес и проверю, не оставил ли наш стрелок каких-нибудь следов, – сказал Шейн.

– Там земли Томпсона.

Гейбриел озвучил то, что оба и без того знали. А этого за ним не водилось.

– Здоровяк Эрл ненавидит меня, я знаю это, но он не стал бы стрелять в спину, – ответил Шейн.

– Рейчел тоже до этого не опустится.

У Шейна возникло ощущение, что они думают об одном и том же человеке.

– Бо? Он мог бы, да только кишка у него тонка устроить такую засаду.

Единственный сын Здоровяка Эрла Томпсона был бесполезным куском лошадиного помета. И сам Эрл прекрасно это знал. Вот его дочь – другое дело. Она была вдвое умнее брата и втрое смелее его. Беда в том, что она никак не вписывалась в идеальную картинку примерной дочери, которую старик Томпсон нарисовал у себя в голове. Впрочем, и своего отпрыска он не считал хорошим сыном.

Гейбриел кивнул.

– Запросто может быть Бо. Я на днях видел, как он швырнул лисенка в реку и тренировался в стрельбе, используя его как мишень.

– Не важно, кто это был. Когда я его найду, он едва ли проживет долго, – пообещал Шейн.

– Будь осторожен, дружище, – предостерег его Гейбриел. – Если ты пристрелишь сына Здоровяка Эрла без весомых доказательств, то на Килронан обрушится страшная кара.

– Тут ты прав, с ним шутки плохи, – согласился Шейн.

– Как и с тобой, мой друг.

Кобыла вздрогнула и захрапела, когда очередной приступ схваток скрутил ее. Она ударила передним копытом. Гейбриел обнял ее за шею и зашептал что-то утешительное на ухо.

– Давай-ка займемся роженицей, а стрелка оставим до утра, – сказал Шейн.

– Верно. Вот только есть еще кое-что, о чем тебе обязательно нужно знать. Пока тебя не было, я нашел еще одну сломанную ограду в заборе по периметру. Пять наших лошадей паслись на траве Томпсонов. Я отвел их обратно и укрепил жерди.

– Могли они сами вырваться?

Гейбриел щелкнул языком. Это была индейская привычка – щелкать языком, когда сказано что-то очень забавное.

– Шесть жердей – это почти два метра в высоту. И это был новый загон.

– Дрянь дело.

Неудача стала частой гостьей в Килронане с тех пор, как утонули дядя и кузен Шейна. Телята умирали от странных болезней, изгородь каким-то мистическим образом ломалась в самых неожиданных местах да еще пожары на сухостое, которые едва не сжигали дома.

Но пули к случайностям никак не отнесешь. И, насколько они знали, только Томпсоны желали отомстить им. Во всяком случае, среди живых.

Кобыла снова забилась в судорогах. Шейн погладил ее по вздутому животу.

– Как думаешь, сможем переместить ее в амбар? Перемещать животное было опасно. Но еще опаснее было принимать роды здесь. Ведь для этого придется зажечь лампы, а в таком случае они станут прекрасной мишенью для убийцы, если он все еще сидит в засаде.

Гейбриел задумался на минуту и согласно кивнул головой. Тогда они встали на ноги и начали поднимать кобылу. Они помогли ей встать и направились к дому. На половине пути, посреди пастбища, Гейбриел поднял вдруг руку.

– Кто-то приближается, – прошептал он. Шейн прислушался, но не услышал ничего, кроме треска цикад и храпа лошадей. Затем он услышал уханье совы, которое разносилось далеко над землей. Гейбриел сложил ладони лодочкой и поднес ко рту. Он просигналил в ответ таким же приветствием.

– Это Мэри, – сказал он Шейну, – Мэри идет к нам.

– Я же сказал Джастису, чтобы держал женщин в доме.

Гейбриел пожал плечами.

Шейну показалось, что он хихикнул. Но тут и он различил отчетливый звук приближающихся шагов. Он достал ружье из чехла на спине коня. Он доверял Гейбриелу. Но даже Гейбриел мог ошибаться.

Две фигуры выплыли из темноты.

– Шейн? Ты в порядке? – услышал он голос Кэтлин. – Джастис сказал нам, что...

– С нами все в порядке. Какого черта вы обе тут делаете? Я же приказал вам оставаться в доме.

– Неужели? – Кэтлин передернуло от грубого тона Шейна. Она посмотрела вокруг сквозь непроницаемое покрывало ночи. Миссури казалась такой темной и пустынной! Дома, в Ирландии, еще до того, как погиб весь урожай и случились ужасные вещи, она частенько выходила ночью подышать воздухом без всякого фонаря. Она знала все тропки, овражки и изгороди в округе. Могла пройти везде с закрытыми глазами. Но здесь все было иначе. Мэри предлагала ей остаться с Дерри, но разве она могла? Если Шейн ранен, то она нужна ему. И вот сейчас, когда она увидела, что он цел и невредим, страх за него сменился злостью.

– Кто пытался тебя убить? – спросила она требовательно. – Что это за страна такая, что в человека стреляют ни за что ни...

– Я не знаю, – отрезал он грубо.

В голове ее всплыл еще один вопрос, и она не смогла удержаться и задала его:

– И что ты за человек, Шейн Макенна, если тебя хотят убить?

– Не слишком ли ты остра на язык, Кейти? Прибереги свой гонор для лучших времен. Да и место неподходящее для семейных сцен.

– Приберегу, уж будь уверен, – пообещала она.

– Мальчик сказать нам запирать все двери, – сказала Мэри на своем тарабарском английском. – Он сказать, что тебя стрелять плохой человек. Мэри не взять фонарь. Мэри идти быстро-быстро. Миссис жена не оставаться дома. – Она засунула незажженную трубку обратно в рот и кивнула.