Мэг Кэбот - Эти синие глаза

Роб, никогда не отличавшийся остротой ума, крякнул и закрыл дверь. Бренна кивнула головой, указывая на огонь в камине.

— Там есть чай, — сказала она Робу, — налей себе. Но осторожнее, он горячий.

Роб поспешил к огню. Бренна заметила, что Стэнтон оглядывает комнату, и подумала: «Он уже решает, куда поставить вещи. Наглец!» Но тут джентльмен озадачил ее, галантно обратившись к ней:

— В это время дня свет здесь недостаточен. Разрешите мне подержать для вас лампу.

К ее изумлению, он зажег масляную лампу, которую она держала на каминной полке, и, подняв ее, направил свет прямо на Лукаса, все еще распростертого на столе.

Бренна пробормотала слова благодарности и вновь склонилась над собакой.

Никто не произносил ни слова. Она только слышала, как Роб наливает себе чай, добавляет в него молоко и кладет шесть кусков сахару, маленький обжора. Бренна подумала, что не стоит оставлять сахарницу на виду. Она слышала тяжелое дыхание Лукаса, к счастью, вполне размеренное, а также дыхание его хозяина, чуть-чуть чаше обычного и не такое глубокое, как всегда. По-видимому, мальчик в отличие от собаки не особенно верил в медицинскую сноровку Бренны.

Вдруг послышался мягкий стук четырех кошачьих лап по полу, и Эрик не спеша направился посмотреть, из-за чего все так суетятся. Несколькими секундами позже послышался шорох крыльев Джо, ручной вороны Бренны, усевшейся на балку, чтобы лучше видеть происходящее. Сорча, рыжеватая собачка, уселась под столом, терпеливо ожидая окончания операции, мордочка у нее была встревоженная: Лукас был одним из ее приятелей.

И, несмотря на все это, Бренна не могла не чувствовать присутствия мужчины, стоявшего рядом.

Рейли Стэнтон наклонился над ней, стараясь получше освещать рану, которую она зашивала. Он стоял настолько близко, что она ощущала жар его тела под плащом. Она напрасно вообразила, что одетым он был для нее намного безопаснее, чем без рубашки, каким она увидела его в первый раз. Ее очень смущало, что над ней маячило столь привлекательное мужское тело…

Да что с ней такое? О, пожалуй, она не лучше Мейв, столь плотоядно пялившейся на молодого доктора, как какая-нибудь жаждущая любви школьница. Даже запах мыла, которым утром умылся этот доктор, и то будоражил ее. Это был острый запах свежести и чистоты, и через некоторое время она поняла, что это аромат лавандового мыла миссис Мерфи. Этот дразнящий запах смешивался с ароматом чистой, хорошо отглаженной одежды доктора, и это вызывало у нее какое-то покалывание в руках и плечах.

Бренна убеждала себя, что это происходит только потому, что она просто давно не бывала в обществе мужчин, которые мылись бы регулярно. Однако к тому времени, когда она полностью зашила рану Лукаса, она раскраснелась так, будто стоял жаркий летний день. Извинившись, она скрылась на некоторое время в спальне.

Поспешив к умывальнику, Бренна обтерла лицо мокрым полотенцем. Да что с ней такое творится?

Она была в таком же возбуждении, как всякий раз бывала Флора, когда Йен Маклауд оказывался в проеме ее двери и свет в комнате мерк, потому что его закрывала мощная фигура.

Но почему? Потому что мужчина, от которого пахло чистотой и свежестью, в отличие от всех других мужчин, с которыми она общалась в последнее время, стоял так близко от нее?

Это было смешно! Он был просто доктором, раздражающим, глуповатым малым, которого Йен Маклауд, девятнадцатый граф Гленденинг, нанял для того, чтобы унизить ее.

Лорд Гленденинг назвал его энтузиастом и был прав. Почему бы еще человек, пахнущий так хорошо, решился на такую авантюру и отправился на север? Здесь, на острове Скай, он не мог стяжать славы, не мог нажить богатства. Это она знала наверняка.

Уж об этом она, конечно, позаботится.

К моменту, когда она наконец, собравшись с силами, вышла из комнаты, оказалось, что доктор оживленно беседует с Хемишем, которому, должно быть, удалось побороть неприязнь к Стэнтону до такой степени, что он принялся рассказывать ему подробности происшествия, включавшие нелицеприятные высказывания о лорде Гленденинге, а также о его привычке ставить на своих землях капканы.

— Говорит, будто волки задирают его оленей, — сообщил Хемиш. — Только я ни разу не видел волков. Лисы, может, и встречаются, но не волки.

Сидя за столом и опираясь подбородком на одну руку, в то время как другой он гладил правое ухо Лукаса, доктор Стэнтон серьезно кивнул.

— А тем временем, — продолжал Хемиш, — такие добрые и ни в чем не повинные собаки, как Лукас, ломают ноги.

— Нога не сломана, — возразила Бренна. — Кость, возможно, и ушиблена, но не слишком сильно. Она в основном здорова.

При ее появлении доктор Стэнтон учтиво поднялся с места, как и подобает лондонскому джентльмену, и Бренна невольно отметила про себя, что как только его темные глаза останавливаются на ней, в них загораются искры. Она тотчас же отвела взгляд, потому что ее это выбивало из колеи, и снова почувствовала, будто ее обдало жаром, несмотря на то что она только что освежилась ледяной водой.

— И все же я собираюсь наложить шину, — продолжала она, испытав облегчение, оттого что, как ей показалось, голос ее прозвучал ровно. Присутствие красивого доктора Стэнтона не могло оказать на нее никакого воздействия. Ни малейшего! — Ты должен последить, чтобы Лукас не жевал шину. Понял, Хемиш?

Мальчик пробормотал что-то невразумительное. Возможно, потому, что по примеру Роба он угощался кексом, недавно испеченным и теперь охлаждавшимся на низком буфете, и у обоих мальчиков рты были заняты едой.

— Я хотел вам сказать, — обратился к ней доктор Стэнтон, — что считаю, что вы в совершенстве владеете техникой. — Он указал на собачью лапу. — Это отец научил вас?

— Да, он, — ответила Бренна. Она села, изо всех сил стараясь не показать, как смущает ее присутствие доктора Стэнтона.

Она надеялась, что он не будет пытаться проявить к ней доброе отношение. Как бы ей удалось сохранить ненависть к нему, — а она была уверена, что ненавидит его, — если бы он стал проявлять к ней доброту и любезность?

— Я понял, — продолжал доктор, — что раз ваш отец покинул остров, то это вы лечите здешний народ?

— И народ, — ответила Бренна, и при этом слова ее прозвучали несколько невнятно, потому что она держала во рту кусок деревяшки, пока перевязывала собачью лапу, — и, как вы можете видеть, животных.

— В таком случае, должно быть, вы испытываете облегчение, оттого что я приехал сюда, — сказал доктор.

Бренна подняла на него изумленный взгляд. Ну надо же! Из всех надменных и самоуверенных молодых людей этот… был худшим экземпляром…

— Ну потому что, должно быть, для вас это было лишней нагрузкой, — поспешил он пояснить свои слова, будто испугался, что она неправильно его поймет. — Я хотел сказать, что вам, вероятно, хлопотно быть на побегушках у всех деревенских жителей. Вы могли бы проводить время гораздо веселее.

— Ну не совсем так, — возразила Бренна.

Теперь она могла говорить свободно, потому что вынула деревяшку изо рта и прибинтовала ее к лапе Лукаса.

— Ну я просто подумал… понимаете ли, вы могли бы проводить время в Лондоне, как большинство юных леди, в магазинах, на званых вечерах и приемах на свежем воздухе. Во всяком случае, так развлекаются все известные мне молодые леди…

Он умолк, очевидно, истощив свое красноречие, и посмотрел на нее. Она не представляла, что сейчас выражает ее лицо, но могла предположить, что оно выразило бесконечное изумление, особенно когда она услышала следующие его слова:

— Я не думаю, что здесь, на острове Скай, могут быть какие-нибудь приемы.

— Едва ли, — ответила Бренна, продолжая бинтовать собачью лапу, стараясь сделать многослойную повязку в надежде на то, что тогда Лукас не попытается содрать ее.

— И я не представляю, — продолжал доктор Стэнтон тем же ироничным тоном, — чтобы вы посещали их.

Бренна почувствовала, как кровь прихлынула к ее щекам, но на сей раз по совершенно иной причине. Как он смеет намекать на то, что она, будучи сведущей в медицине, неженственна и не может находить приятности в таком развлечении, как прием на свежем воздухе? Она бывала на десятках таких приемов и прекрасно проводила там время…

Ну, может, и не на десятках, и, возможно, на половине из них ей вовсе не было весело, но он-то не мог об этом знать. И разве ей было не наплевать на то, что думает о ней этот выскочка из Лондона с его приятно пахнущей одеждой и широкой грудью? Ей это безразлично.

Если только…

Она не была бы настоящим ученым, если бы не допустила, что Рейли Стэнтон мог быть и вполне приятным и привлекательным молодым человеком, не только, как ей показалось, регулярно принимающим ванну, но и не совсем лишенным интеллекта.

Но, конечно, он не мог пронять ее своими хорошими манерами и ароматом лавандового мыла.

И самым легким способом избежать этого было бы напоминать себе почаще, что это он вторгся в ее коттедж.

— Итак, это лорд Гленденинг прислал вас, доктор Стэнтон?

Заканчивая перевязку, она успокаивающе похлопывала собаку по загривку, и пес улыбнулся ей в ответ, и хвост его забарабанил по столу.

— Нет, он не присылал меня, — заявил доктор Стэнтон.

— О? — Брови Бренны высоко и изумленно взметнулись. — Мне показалось, что вы сказали именно это. Значит, вы пришли по собственному почину? И собирались просто посмотреть свое будущее жилье? Камин иногда дымит в дождливую погоду, но в остальном коттедж вполне приемлем для жизни.

Ей было приятно видеть его смущение. Он помрачнел, и речь его зазвучала невнятно:

— Да нет… дело не в этом… И я пришел не поэтому…

Она сидела и улыбалась, как ей казалось, с безразличным и презрительным видом. Его наконец прорвало, и он выпалил:

— Верно! Это лорд Гленденинг прислал меня. Но вовсе не для того, чтобы я осмотрел коттедж…

— Нет? — Бренна была удивлена. — Тогда зачем?

И в это мгновение она начала прозревать.

И снова вспыхнула, но на этот раз от ярости.

— О, теперь понимаю! — объявила она, вскакивая на ноги с такой поспешностью, что Джо испуганно забила крыльями. — Он прислал вас осмотреть меня. Я права?

Она прочла смущение на его лице.

— Что же он вам в таком случае сказал? Что я слабоумная? Нет, погодите! Знаю! — Она вытянула руки вперед. — Что я подвергаюсь опасности и могу навлечь на себя беду… Верно?

— Нет, ничего такого он не говорил, — возразил Стэнтон с явно неискренним негодованием.

— Конечно, сказал. Он ведь и прежде это говорил. Он прислал вас сюда освидетельствовать бедную экзальтированную мисс Доннегал, которую, как он рассчитывал, вы склоните принять его благородное предложение выйти за него замуж.

Она заходила по комнате взад и вперед, и ее юбки взвивались вихрем каждый раз, когда она поворачивалась. Она не могла припомнить случая, когда была так разъярена, как сейчас. Черт бы побрал это вмешательство, это назойливое внимание, пусть даже проявленное со всей джентльменской учтивостью!

— Но он забыл вам сказать, что мисс Бренна, с которой вы познакомились вчера вечером, и бедная полоумная мисс Доннегал — одно и то же лицо. Верно? — Она покачала головой. — Должно быть, вы сами испытали некоторый шок, когда я открыла дверь.

Надо было отдать ему справедливость, он ответил честно.

— Скорее не шок, а разочарование, — признался он, — потому что на вас не оказалось мужских панталон.

Ее обескуражила его искренность. И она умолкла на полуслове.

И в этот самый момент в третий раз за утро кто-то громко забарабанил в дверь Берн-Коттеджа.

— Не сомневаюсь, что это он! — в негодовании проговорила девушка.

Она старалась сохранить накал ярости. Возможно, думал Рейли, она нечасто посещала приемы, но в совершенстве владела женскими ухищрениями.

— Посмотрим, как я преуспел в диагностике, — согласился с ней Рейли.

Он бессознательно старался поддержать огонь ее гнева. Нечасто доводилось ему видеть разъяренную красивую женщину, и это забавляло его.

— Да, я уверен, что так и есть.

Его реплики еще больше раззадорили ее. Рейли подумал, что едва ли будет преувеличением сказать, что эти ослепительные синие глаза просто мечут молнии.

Он готов был снова снять перед ней шляпу. Кристина в гневе, вызванном чаще всего теми, кто использовал детский труд, и в подметки не годилась мисс Бренне Доннегал.

Ее гнев был чем-то из ряда вон выходящим.

И втайне он даже пожалел Йена Маклауда. По-видимому, граф совсем терял голову, когда речь заходила о его даме сердца. У Рейли не возникло ни малейшего сомнения в том, что как только Бренна Доннегал откроет дверь и увидит на пороге лорда Гленденинга, она тотчас же по меньшей мере украсит синяком и его другой глаз.

Но когда мисс Доннегал открыла дверь, оказалось, что на пороге стоит вовсе не граф, а одна из девушек-служанок из таверны, продрогшая и посиневшая от холода.