Джоанна Линдсей - Это дикое сердце

– Подарка? – вскричал Траск, в его взгляде появился неподдельный страх. – Если хочешь меня убить – убивай. Или кишка тонка?

Но Чандоса это не проняло, ему уже надоел разговор с этим подонком.

– У меня есть желание тебя убить, – негромко промолвил он, подходя ближе. – Посмотри на меня. Посмотри в мои глаза. Ты раньше уже видел эти глаза, Траск, хотя это были не мои глаза. Или ты изнасиловал так много женщин, что сейчас не вспомнишь женщину, о которой я говорю? – Траск вздрогнул, и Чандос добавил ледяным голосом: – Вижу, ты вспомнил.

– Дьявол, это было четыре года назад!

– Ты думал, если прошло так много времени, месть команчей тебя не настигнет? Ты знаешь, что случилось с остальными, кто был с тобой в тот день?

Траск знал. Его лицо побледнело. До сих пор он думал, что все кончено, что дикари, нашедшие остальных, уже упились местью и не станут его искать. Но он ошибся.

Траск задергался, пытаясь освободиться от пут, но веревки были затянуты крепко. Чандос почувствовал запах его страха, умоляюще глядевшие на него глаза были полны осознания скорой смерти.

Чандос удовлетворенно развернулся и сел на лошадь. Поймав поводья чалой Траска, он сказал:

– Теперь ты знаешь, почему я хочу твоей смерти. Но вспомни и юную женщину-команча, которую ты сначала изнасиловал, а потом оставил умирать медленной мучительной смертью.

– Да это всего лишь какая-то индианка!

Если Чандос и испытывал какие-то угрызения совести, эти слова заглушили их.

– Это была красивая, ласковая женщина, мать ребенка, который тоже умер в тот день, и жена, чей муж до сих пор оплакивает ее. Она за всю свою жизнь не обидела ни одной живой души. Хороший и добрый человек. А ты убил ее. Поэтому я отдаю тебя ее мужу. Ты нужен ему, а не мне.

Чандос ускакал, не слыша криков Траска, который умолял вернуться и убить его. В эту минуту Чандос слышал крики женщин и детей, над которыми издевались, которых насиловали и убивали. Они были близко, так же как индейские воины, хоть он и не видел их. Но он чувствовал, что они наблюдают за ним, и знал, что они его поймут.

Через какое-то время Чандос увидел в отдалении Кортни, и призраки покинули его. Она прогоняла прошлое. Эта милая, невинная женщина посреди жестокого мира исцеляла его душу, как чудодейственный лечебный бальзам.

Она остановилась посреди широкой открытой равнины. И она, и ее кобыла были окутаны плащом из серебряного лунного света. Чандос пустил лошадь быстрее.

Когда он подъехал, Кортни расплакалась. Чандос улыбнулся. Она никогда не прятала своих чувств, но сегодня справилась с этим чудесно. Она была спокойна и уверена, когда это было нужно. Теперь же, оказавшись в безопасности, не сдержала слез.

Он одним движением снял ее с лошади и усадил перед собой. Продолжая плакать, она уткнулась лицом в его грудь, и Чандос обнял ее, радуясь тому, что со слезами из нее выходит страх. Когда она наконец затихла, он нежно приподнял ее лицо и поцеловал.

Кортни почти сразу поняла, что этот поцелуй не случаен. Жаркая кровь бросилась в лицо, у нее закружилась голова, она испугалась и отпрянула.

Не дыша, Кортни посмотрела на Чандоса. Его совершенное спокойствие задело ее.

– Только не говори, что этим ты хотел закрыть мне рот.

– Ты спрашиваешь, почему я тебя поцеловал? – вздохнув, произнес он.

– Я просто…

– Не надо, котенок, потому что, если я тебе отвечу, мы с тобой ляжем вместе прямо здесь, и утром ты будешь уже не такой невинной, как сейчас.

Кортни разинула рот от удивления.

– Я… я не думала, что ты считаешь меня… привлекательной.

Чандос заворчал. Ничего не сказал, не подтвердил и не опровергнул, просто заворчал. И как, позвольте узнать, это понимать?

– Думаю, тебе лучше посадить меня обратно на мою лошадь, Чандос, – неуверенно произнесла она.

– Это будет «подобающе»?

Всеми фибрами души ей хотелось оставаться рядом с ним, но его сарказм неприятно уколол ее.

– Да, – сухо произнесла она. – Подобающе.

Он рывком пересадил Кортни в ее седло, и она едва успела ухватиться за поводья, когда ее лошадь потрусила следом за лошадью Чандоса.

Всю дорогу до следующей остановки у нее голова шла кругом. Чандос хотел ее!

Чандос хотел ее! Это было первое, о чем она подумала следующим утром, проснувшись, когда ночной благостный туман еще не выветрился из ее головы. Но потом ее как будто окатили холодной водой. Истина была до невозможности очевидной! Какая она мечтательная дура! Конечно же, он хотел ее. Она – тут единственная женщина, а он – мужчина. Насколько она знала, мужчины не разборчивы и берут то, что есть. На самом деле он хотел не ее. Он с самого начала показывал свое безразличие. Это просто похоть, он поддался ей, как поддаются все мужчины, не задумываясь о женщине, пробудившей это чувство.

– Ты собираешься убить это одеяло, что ли?

Кортни повернулась.

– Что?

– Ты так на него смотрела, будто хотела прикончить.

– Я… Ох, мне просто приснился плохой сон.

– Не удивительно. После всего, что было.

Он сидел на корточках у костра с кружкой кофе в руке. Выбритый, одетый и уже в широкополой шляпе для езды. Он был готов ехать, но явно ждал, пока она проснется, давая ей выспаться. Как он догадался, что ей нужно хорошо выспаться?

– Если ты не сильно спешишь, может, нальешь и мне кофе? – попросила она, вставая и собираясь складывать одеяло. И тут до нее дошло, что на ней та же одежда, которая была вчера вечером. – Боже правый, и о чем я думала? – пробормотала она, ощупывая одежду, все еще влажную в некоторых местах.

– Это от нервов, наверное, – предположил Чандос.

– От нервов? – Она обожгла его взглядом. – Но ты же знал! Почему не напомнил?

– Я напоминал. Ты меня поблагодарила, легла и тут же заснула, как убитая.

Кортни отвела взгляд. Наверное, она выглядела как полная дура, когда улеглась спать в мокрой одежде. И все это, потому что Чандос на несколько секунд воспылал к ней желанием. Как можно быть такой идиоткой?

– Мне… мне нужно переодеться, – выпалила она и убежала.

Но на этом все не закончилось. Вчера вечером она собиралась так быстро, что неосторожно положила мокрую одежду в сумку к остальной одежде, и в итоге теперь все было влажным.

Кортни покосилась через плечо на Чандоса, потом опять посмотрела на сумку.

– Чандос, я… я…

– Неужели все так плохо, Кошачьи Глаза?

Она опять взглянула на него и протараторила:

– Мне нечего надеть.

– Что, совсем нечего?

– Нечего. Я… я сложила влажную одежду и… и забыла достать ее просушиться.

– С просушкой придется подождать до ночи. А те брюки? Они тоже мокрые? – Он подошел и посмотрел на сумку.

– Они сухие. Я держу их в седельной сумке.

– Они сойдут.

– Но я думала…

– Все равно выбора нет. Погоди. Я дам тебе какую-нибудь из своих рубашек.

Кортни была поражена. Похоже, он вовсе не рассердился. Через секунду Чандос бросил ей кремового цвета рубашку из мягчайшей оленьей кожи. Вот только рубашка эта не застегивалась, а зашнуровывалась спереди, а у Кортни не было сухой сорочки, чтобы поддеть.

– Не хмурься, Кошачьи Глаза, все равно больше ничего нет. Остальные мои вещи нужно стирать.

– Я не… Я с радостью перестираю твои вещи.

– Нет, – отрубил он. – Я о себе сам забочусь.

Вот теперь он разозлился. Надо же было ему выбрать именно… Ох! Кортни взяла брюки и пошла за кусты. Как ее бесил этот мужчина! Она ведь просто предложила помощь. А он повел себя так, что можно подумать, будто она набивалась… ему в жены.

Спустя пять минут Кортни решительным шагом вернулась в лагерь собираться в дорогу. Щеки ее алели от сдерживаемого негодования.

Рубашка Чандоса свисала намного ниже колен, поэтому она не могла ее заправить. А вырез в форме клина со шнуровкой, который ему, наверное, доходил до половины груди, на ней спускался до самого пупка. Но самым ужасным в этом была шнуровка! Сделанная из упругой сыромятной кожи, она упорно отказывалась туго затягиваться. Как Кортни ни тянула ее, та все равно оставляла открытым совершенно непозволительный разрез шириной в полдюйма.

Кортни держалась к Чандосу спиной, а когда подошла к костру за кофе, прижала к груди шляпу и бросила на него испепеляющий взгляд, как будто говоривший: попробуй только скажи что-нибудь. Он ничего не сказал. Мало того, он изо всех сил старался не смотреть на нее.

Кортни посмотрела по сторонам в поисках чего-нибудь, что отвлекло бы ее от испытываемых неудобств, и ее взор пал на лишнюю лошадь, привязанную рядом с их тремя.

– По-моему, заставлять Траска идти в Канзас пешком было чересчур жестоко.

Ответ на этот легкий укор оказался неожиданным. Чандос пронзил ее ледяным взглядом голубых глаз. У нее возникло чувство, что он готов сделать с ней что-то нехорошее.

– Если ты не знаешь, в чем он виноват, как ты можешь судить о том, чего он заслуживает?

– Ты знаешь наверняка, что он виновен?

– Да.

– В чем?

– Изнасилование. Убийство мужчин, женщин и детей.

– Господи! – Кортни побледнела. – Если ты все это знал, почему не убил сразу?

Ничего не ответив, Чандос встал и направился к лошадям.

– Извини! – крикнула ему вдогонку Кортни. Услышал ли он?

Почему так получается, что она вечно за что-то извиняется? И кто ее за язык тянет?

Нужно выбросить Дэйра Траска из головы. Конечно, его стоило сурово наказать, как это делается в цивилизованных странах. Но она больше не будет об этом думать.

Выплеснув остатки кофе в костер, она пошла к своей лошади, которую Чандос любезно оседлал, достала щетку и принялась торопливо водить ею по волосам, чистым, но спутанным.

Чандос подошел сзади, когда она боролась с особенно сложным колтуном.

– Раз уж ты считаешь, что у меня талант к таким вещам, я мог бы его срезать. – В его голосе были отчетливо слышны шутливые нотки. Он прибавил: – Сколько там я скальпов поснимал? Не могу припомнить.

Кортни повернулась. Он смотрел на нее с улыбкой. Как же быстро улетучилось его плохое настроение!

Она вспомнила, что еще наговорила про него вчера вечером, и почувствовала, что начинает краснеть.

– Ты вчера долго слушал, что мы там говорили?

– Долго.

– Надеюсь, ты не думаешь, что я и правда верю в то, что им рассказывала, – поспешила заверить она. – Просто, когда они спросили, действительно ли ты наполовину индеец, я решила, что будет лучше сказать, что да. Я хотела, чтобы они поволновались. К тому же они говорили, что никогда не видели тебя, поэтому откуда им было знать, что ты совсем не похож на индейца?

– Не похож? – изображая тревогу, произнес он. – Как много индейцев ты видела, что можешь судить?

Кортни побледнела. Он дразнил ее, только ей это вовсе не казалось таким уж смешным.

Постепенно она почувствовала всю серьезность его настроения.

– Так ты не частично индеец, да? – прошептала она и тут же пожалела, что задала этот вопрос. На подобные вопросы не отвечают. Во всяком случае он на него не ответил, просто смотрел на нее своим тревожащим душу взглядом.

Она опустила глаза.

– Забудь, что я спрашивала. Если ты готов ехать…

Он взял ее руку и шлепнул ей на ладонь кусок оставшегося со вчера мяса.

– Это тебя поддержит до обеда.

– Спасибо. – Но, когда он отвернулся, она спросила: – Чандос, ты знаешь, что значит слово «bella»?

Он пристально посмотрел на нее.

– Мексиканец тебя так называл?

– Да.

– Это значит «красивая».

– А…

И снова Кортни охватило острейшее, жгучее ощущение неловкости.

– Если тебе еще нужно что-нибудь постирать, лучше сделай это сегодня, – сообщил Чандос Кортни, как только они вечером остановились разбить лагерь. – Завтра мы отдалимся от Арканзаса, и по меньшей мере три дня будем находиться вдали от воды.

Стирать Кортни больше особо было нечего, но ей было нужно проветрить и высушить весь гардероб. Чандос быстро расседлал лошадей, свою и Траска, и отправился на реку стирать свои вещи. С этим он тоже долго не возился и закончил, когда Кортни только готовилась приступить. Когда она закончила, их лагерь выглядел, как какой-нибудь постоялый двор. На каждом доступном дереве, на каждом кусте и камне была развешена одежда.

У Кортни вызывала улыбку мысль о том, что их маленький лагерь, затерянный посреди Индейской территории, выглядит так по-домашнему. От такой обстановки веяло чем-то теплым, и ощущение это в душе Кортни преобразовалось в чувство глубокого удовлетворения, удивившее ее саму. Часть этого чувства шла от Чандоса и от ощущения полной безопасности, которое давала близость к нему. Сегодня он не пошел на охоту, и Кортни не сомневалась, что он просто не хотел оставлять ее одну. Он чувствовал, что она еще к этому не готова, и она была благодарна ему за доброту.