Джоанна Линдсей - Это дикое сердце

– А ну, просыпайся, мерзавец! Просыпайся и выслушай меня. Я тебя ненавижу, и я скажу это тебе в глаза, как только ты проснешься. Ты – жестокое, бессердечное существо, и я не знаю, зачем всю ночь извожу себя, только бы тебя спасти. Просыпайся!

Кортни ударила его кулаком по спине, но тут же отшатнулась, пораженная и испуганная своим поступком. Она ударила бесчувственного человека!

– Боже мой, Чандос, прости меня! – воскликнула она, гладя место удара. – Пожалуйста, не умирай. Я больше не буду на тебя сердиться, пусть даже ты будешь совсем гадким. И… и если ты поправишься, я обещаю, что больше никогда тебя не захочу.

– Лгунья.

Кортни чуть не поперхнулась. Его глаза были все еще закрыты.

– Ты отвратителен! – прошипела она, вставая.

Чандос медленно перекатился на бок и посмотрел на нее.

– Почему? – негромко произнес он.

– Почему? Ты знаешь почему! – зло бросила Кортни и вдруг прибавила невпопад: – Я не чертова девственница. Уже нет, правда?

– А я тебя так назвал?

– Да, минут пять назад.

– Черт, я что, говорил во сне?

– Еще как, – презрительно промолвила она, развернулась и пошла прочь.

– Но ты же не будешь серьезно относиться к тому, что я говорил во сне, Кошачьи Глаза, – сказал он ей вслед.

– Да пропади ты пропадом, – бросила она через плечо, не останавливаясь.

Но Кортни ушла не дальше мертвой змеи, рядом с которой лежала кожаная сумка, затянутая шнурком. Ее здесь совершенно точно не было прошлым вечером.

Кортни задрожала, украдкой посмотрела по сторонам: вокруг было столько кустов, деревьев и прочих растений, что там мог спрятаться кто угодно.

Она опустила взгляд на сумку, боясь трогать ее. Сумка добротная, из оленьей кожи, по размеру примерно с два ее кулака, и явно не пустая.

Если ночью, пока она выхаживала Чандоса, кто-то подходил к их лагерю, почему она не увидела его или не почувствовала его присутствие? И почему этот человек не объявил о своем приходе? Может быть, кто-то обронил сумку случайно? Даже если так, этот неизвестный должен был увидеть костер в лагере и подойти ближе… если только он не хотел оставаться незамеченным.

У нее мурашки побежали по коже от мысли, что кто-то был здесь ночью и, возможно, наблюдал за ней. Но кто? И зачем было оставлять сумку?

Кортни осторожно подняла сумку за шнурок и, держа ее на вытянутой руке подальше от себя, вернулась в лагерь. Чандос находился там, где она его оставила, лежал на боку. Про себя она отметила, что лучше ему не стало, он просто очнулся. Боже, что только она наговорила ему, когда он был беспомощен и страдал! Что на нее нашло?

– Она не кусается, Кошачьи Глаза.

– Что? – спросила она, приближаясь к Чандосу.

– Сумка. Ты держишь ее так далеко от себя, – сказал он, – но я не думаю, что она на тебя нападет.

– На. – Кортни бросила сумку перед ним. – Сама ее я открывать не буду. Я нашла ее возле твоей мертвой змеи.

– Не упоминай про эту чертову гадину, – гневно воскликнул он. – Я бы с удовольствием прикончил ее еще раз.

– Да уж, – сочувственно кивнула она, а потом опустила взгляд. – Я… я прошу прощения за то, что не сдержалась, Чандос. Я сказала тебе непростительные вещи.

– Не бери в голову, – ответил он, поднимая сумку и открывая ее. – Ага! – радостно воскликнул он, доставая из сумки какое-то пожухлое растение с корешками.

– Что это?

– Змеевик. Эх, если бы я вчера им воспользовался. Но лучше поздно, чем никогда.

– Змеевик? – с сомнением повторила она.

– Надо растолочь его, добавить соли в получившийся сок, и наложить на укус. Это одно из лучших лекарств от змеиных укусов. – Он протянул растение ей. – Поможешь?

Кортни взяла растение.

– Ты знаешь, кто его ставил, да?

– Да.

– И кто же?

Он смотрел на нее так долго, что Кортни уже решила, что он не будет отвечать. Но он наконец ответил.

– Мой друг.

Кортни оторопела.

– Но почему этот друг не мог пройти дальше и передать мне это растение? Он бы объяснил, что с ним делать.

Чандос вздохнул.

– Он не мог объяснить тебе, что с ним делать. Он не говорит по-английски. И если бы он приблизился, ты бы, наверное, убежала.

– Он индеец? – Она произнесла это скорее как утверждение, чем как вопрос, потому что догадалась: их гостем был индеец. – Прыгающий Волк?

Чандос нахмурился.

– Похоже, я и правда много болтал.

– Ты разговаривал со многими разными людьми. Ты всегда говоришь во сне?

– Проклятие, откуда мне знать?

Резкий ответ отбил у Кортни охоту продолжать разговор. Она приготовила противоядие и вернулась с ним к Чандосу.

– Перевернись, пожалуйста, на живот.

– Нет. Дай мне.

– Я сделаю это! – Она зашла ему за спину. – Вчера ты и так натворил дел, когда пытался сам себя вылечить… Хотя, могу добавить, этого можно было избежать.

– Я, кажется, не просил мне помогать.

– То есть ты предпочел бы умереть, лишь бы не прибегать к моей помощи?

Он не ответил. И вообще больше ничего не сказал. Кортни это задело. После всего, что она сделала, он мог бы проявить хоть немного благодарности.

– Твой друг все еще где-то рядом, Чандос?

– Ты хочешь с ним познакомиться?

– Нет.

Он устало вздохнул.

– Его тут нет, если тебя это беспокоит. Но он скорее всего вернется проверить, как я. Только ты не увидишь его, Кошачьи Глаза. Он знает, какая ты пугливая.

– Я не пугливая, – с каменным выражением, произнесла она. – Откуда ему знать?

– Я сказал ему.

– Когда?

– Какая разница?

– Никакой. – Закончив с его ногой, она обошла его, чтобы видеть лицо. – Я просто хочу знать, зачем он преследует нас. Это его я видела в тот раз, да? Сколько еще ночей он подкрадывался…

Ее глаза раскрылись шире, когда она представила себе, что он мог видеть.

– В ту ночь он не приходил, Кошачьи Глаза, – мягко успокоил ее Чандос, угадав ее мысли. – И он не преследует нас. Просто так вышло, что нам нужно идти в одном направлении.

– Но если бы не я, ты поскакал бы с ним? Да, конечно. Не удивительно, что ты не хотел брать меня с собой.

Брови Чандоса сомкнулись над переносицей.

– Я уже рассказывал тебе, почему я не хотел.

– Да, рассказывал, – холодно повторила она. – Прости меня за то, что я больше не верю и половине твоих слов.

Вместо того, чтобы попробовать переубедить ее (на что Кортни в душе надеялась), Чандос замолчал. Кортни одновременно хотелось и плакать, и кричать на него. Но она не сделала ни первого, ни второго. Расправив плечи, она развернулась, собираясь уходить.

– Я иду на реку мыться. Если не вернусь через несколько минут, считай, что я встретилась с твоим другом и лишилась чувств.

Чандос смотрел, как Кортни разогревает похлебку, которой весь день пыталась насильно его накормить. Вечернее солнце играло с ее волосами, расцвечивая густые пряди золотистыми бликами. Ему казалось, что он может любоваться ею бесконечно. Он понимал, что заслужил наказание, ведь нехорошо обошелся с нею, со своими Кошачьими Глазами. Но он не мог вести себя иначе. Она была не для него. Если бы Кортни узнала о нем все, она бы это поняла. Если бы ей каким-то образом стало все известно, говорил он себе, она смотрела бы на него со страхом.

Сейчас же в ее глазах он видел огонь и ярость обиженной женщины. Если бы только ее злость перестала подпитывать его мужскую гордость… Но нужно было признать – ее реакция ему нравилась. Если бы она приняла его притворное безразличие, ему было бы очень неприятно. Но Чандос видел, что пренебрежение с его стороны выводит ее из себя, и это его радовало.

Он не хотел становиться тем, кто лишит ее девственности. Он изо всех сил старался, чтобы этого не произошло. Но, проиграв эту битву с самим собой, сделав Кортни своей на одну волшебную ночь, он решил, что огонь вожделения погаснет. Как же он ошибался. Стоило ему увидеть, как она моется в реке, и все принятые им решения пошли прахом.

Он был почти благодарен змее, которая положила конец его безумию. Ведь он несомненно снова занялся бы любовью с Кортни, если бы не утратил силы. А это ни к чему хорошему не привело бы. Расстаться с ней и так было очень трудно, и любое новое сближение только усугубило бы положение.

Она, конечно, пока не понимала этого, находясь в плену своей первой страсти, и очень сердилась на него. Она думала, что он ее использовал, утолив животное желание. Чандос вздохнул. Лучше пусть так и думает. А еще лучше – пусть возненавидит его.

Если бы у него хоть на миг появилась надежда, что он сможет сделать ее счастливой, он никогда не отпустил бы ее. Но какую жизнь он мог ей предложить? Четыре года назад Чандос принял решение покинуть мир бледнолицых и снова зажить жизнью команчей. Пятнадцать выродков изменили эту жизнь навсегда, и когда все закончится, с чем он останется? Он скитался так долго, что уже перестал верить, что сможет снова осесть где-то, даже в кругу команчей. Способна ли белая женщина принять такую жизнь? Пойдет ли его Кошачьи Глаза на такое? Он знал, что не имеет права спрашивать ее об этом.

Из задумчивости его вывела Кортни, когда присела рядом с ним и протянула кружку с горячей похлебкой.

– Как ты себя чувствуешь?

– Так же паршиво, как в прошлый раз, когда ты спрашивала.

Она нахмурилась.

– Боже, Чандос, обязательно быть таким невоспитанным?

– Невоспитанным? Тебе хочется невоспитанности? Я покажу ее тебе…

– Спасибо, не надо, – прервала она его. – Вчера ночью я услышала достаточно, чтобы понять, на что ты способен.

– Жаль, что я не увидел, как ты краснеешь, Кошачьи Глаза? – усмехнулся он. – Ты же знаешь, как мне нравится, когда ты краснеешь. Если для этого нужно немножко невоспитанности…

– Чандос!

– Так-то лучше. Чтобы смутить тебя, и стараться не надо, да?

– Человек, который одной ногой стоит в могиле, не будет таким противным, значит, тебе еще рано умирать, – строго заметила она и вдруг спросила: – Так скажи, ты наполовину индеец?

Немного помолчав, Чандос ответил:

– Знаешь, ты хорошо справлялась с ролью врача до тех пор, пока не решила, что этот суп может придать мне сил.

Кортни вздохнула.

– Я хочу услышать простой ответ: да или нет. Но, если не хочешь отвечать, не отвечай. Мне все равно, кто ты, даже если ты наполовину индеец.

– Надо же, какая ты великодушная.

– Надо же, какой ты лицемерный, Чандос.

Его лицо сделалось непроницаемым, словно захлопнулась дверь.

– Думаешь, я не знаю, что ты до смерти боишься индейцев?

Она вздернула подбородок.

– Что еще я должна о них думать, если имела с ними дело всего один раз, и ничего хорошего от них не увидела. Но ты совсем на них не похож.

Чандос едва сдержался, чтобы не рассмеяться.

– Я говорил тебе не гадать, женщина. Если ты хочешь сделать меня индейцем, я могу стать индейцем и буду вести себя, как индеец.

– Значит, ты не…

– Нет, но мне не нужно быть индейцем, чтобы быть дикарем, правда? Доказать?

Кортни вскочила и поспешила стать с другой стороной костра. Когда между ними оказалась преграда, она, уперев руки в бока, посмотрела на Чандоса.

– Тебе доставляет какое-то извращенное удовольствие пугать меня?

– Я испугал тебя? – невинно спросил он.

– Конечно, нет, – ответила она. – Но ты пытался, да?

– Конечно, нет, – передразнил ее Чандос.

Ему нравилось злить ее, и он ничего не мог с собой поделать. Она была чертовски красива, когда ее медовые глаза загорались огнем.

Теперь он увидел, какова она в гневе. Ей это путешествие шло на пользу. Кто может предсказать, что нового она еще узнает о себе до того, как они доберутся до Техаса. Еще неделю назад она была до того застенчива, что начинала заикаться в его присутствии. Теперь же… и он это прекрасно понимал, она не упадет в обморок даже при виде Прыгающего Волка.

– Мне интересно, Чандос, что, по-твоему, ты можешь сделать со мной, когда с трудом поднимаешь голову, чтобы поесть суп?

Это задело его за живое.

– Осторожнее, леди. Ты удивишься, на что способен мужчина, если его дразнить.

Кортни пожала плечами.

– Мне просто любопытно, – заверила она его.

– Так подойди сюда, и я удовлетворю твое любопытство, – вкрадчиво произнес он, и ее глаза вспыхнули.

– Может, тебя не беспокоит твое состояние, но мне не все равно, что с тобой будет. Тебе нужно набираться сил, а не драться. Теперь, пожалуйста, поешь суп, Чандос, и отдохни, пока я буду готовить на обед что-то поплотнее.

Он кивнул. Расстраивать ее еще больше не имело смысла.

Будет дождь. А если судить по сгущающимся тучам, возможно, и с грозой.

Это было первое, что заметила Кортни, когда проснулась. Потом она увидела, что Чандос еще спит, и решила сходить на реку за водой, чтобы поставить кофе, пока он не проснулся.