Джоанна Линдсей - Это дикое сердце

– Мэгги?

– Маргарет. У нее есть свой домик, но сейчас она скорее всего в большом доме. Не волнуйтесь, она вам понравится. И я уверен, что вы ей тоже придетесь по душе.

– Спасибо, но… Хорошо.

Кортни, понимая, что у нее нет выбора, пустила пегую рысцой. Через минуту она опять заговорила.

– Могу ли я вас просить никому не рассказывать, кто привез меня сюда и что видели его здесь?

– Не могли бы вы объяснить, почему?

– Почему? – запальчиво воскликнула Кортни. – Откуда мне знать? Чандос никогда ничего не объясняет. Он сказал, что не хочет здесь никого видеть. Это все, что я знаю.

– Он теперь так себя называет? Чандос?

Она посмотрела прямо на него.

– Я думала, вы с ним знакомы.

– Когда он в последний раз наведывался в наши края, он отзывался на какое-то жуткое индейское имя, которого никто не мог ни выговорить, ни запомнить.

– Это на него похоже.

– Вы его давно знаете? – поинтересовался он.

– Нет… Правда, если считать и… нет, это не считается… о Боже, я, наверное, какую-то чепуху несу, да? Вообще-то, я его знаю примерно месяц. Он привез меня сюда из Канзаса.

– Из Канзаса! – присвистнул Зуб Пилы. – Это же у черта на куличках, прошу меня простить, мэм.

– Да, так и есть.

– Вы долго ехали, у вас было время хорошо узнать друг друга, – между делом заметил мужчина.

– Вы так думаете? – тихо произнесла Кортни. – Но сегодня я выяснила, что совсем не знаю его.

– А куда он направляется, вы знаете, мисс Хорте.

– Да, в… – Она замолчала, всматриваясь в темный силуэт едущего рядом мужчины. Насколько ей было известно, Чандоса могли здесь разыскивать. – Простите, но я не могу вспомнить название города, который он упоминал.

Смех Зуба Пилы удивил ее.

– Он так много для вас значит, да?

– Ничего он для меня не значит, – высокомерным тоном заверила она, и мужчина снова рассмеялся.

Еще до того, как они въехали во двор, Кортни услышала плывущие в ночном воздухе гитарные переливы. А потом показалось большое здание, с ярко горящими окнами и освещенной террасой. Здесь в креслах и даже на ступенях и перилах широкой парадной лестницы расположилась группа мужчин. К гитарной музыке примешивались смех и спокойный гул голосов. На ранчо царила теплая обстановка, что характеризовало «Бар М» исключительно с хорошей стороны.

Однако Кортни охватило легкое беспокойство, когда она обратила внимание, что на веранде находятся только мужчины – много мужчин. И едва они заметили ее, музыка оборвалась.

Пока Зуб Пилы подвел лошадей к террасе, царило молчание.

В этой гробовой тишине смех Зуба Пилы показался Кортни оглушительным.

– Эй, бродяги, вы что никогда не видели леди? Проклятие – прошу прощения, мэм, – она же не приведение. Дрю, сходи-ка к Мэгги, скажи, что к ней гостья. Только давай поживее.

Курчавый паренек вскочил и попятился к двери, не отрывая глаз от Кортни.

– А вы, коровьи пастыри, знакомьтесь, это мисс Хорте, – продолжил Зуб Пилы. – Не знаю, надолго ли она к нам, и увидите ли вы ее снова, так что поздоровайтесь, пока есть возможность.

Несколько мужчин коснулись краев шляп в знак приветствия, но остальные продолжали неподвижно глядеть на нее, что снова развеселило Пилу.

– Никогда не видел столько олухов разом, – рассмеялся он. – Прошу вас, мэм.

Кортни заставила себя улыбнуться, потом с благодарностью направила лошадь за угол дома вслед за Зубом Пилы. Она услышала топот сапог на террасе и поняла, что, если сейчас обернется, то непременно увидит ковбоев, сгрудившихся у перил и провожающих ее взглядом.

– Вам это понравилось, да? – шепнула она Зубу Пилы, который ехал прямо перед ней.

– Люблю встряхнуть парней, – довольно засмеялся он. – Но я не думал, что у них не только мозги, но и языки отнимутся. Вы красивая женщина, мэм. Теперь они месяц будут друг над другом подшучивать, что ни один не додумался заговорить с вами, когда была возможность. – Они заехали за дом. – Ну вот. Думаю, Мэгги сейчас выйдет.

Зуб Пилы спрыгнул с лошади перед коттеджем, который выглядел так, будто находился где-нибудь в Новой Англии, а не в техасской прерии. Кортни очаровал этот маленький домик с выбеленными стенами. Аккуратный заборчик, обсаженная цветами дорожка, ставни на окнах, даже цветочные горшки на подоконниках. Затейливый и уютный, дом казался неуместным на задворках громадного техасского ранчо. Слева на газоне перед фасадом росло большое дерево, а решетку крыльца отважно пытался затянуть чахлый виноград.

– Мисс Хорте?

– Что?

Кортни с неохотой оторвала взгляд от очаровательного коттеджа и позволила Зубу Пилы помочь ей спуститься с лошади. Теперь она рассмотрела, что это невысокий, поджарый мужчина, его серые глаза смотрели на нее с теплотой.

На задней стороне большого дома хлопнула дверь.

– Это Мэгги.

Так и было. Через двор, разделявший два здания, к ним торопливо шла маленькая женщина, на ходу кутаясь в шаль. Окна большого дома горели так ярко, что Кортни смогла рассмотреть темные с проседью волосы, чуть полную фигуру, а когда Мэгги подошла, то и живые зеленые глаза.

– Итак, что за гостью ты ко мне привел, Зуб Пилы?

– Пусть она сама представится, – ответил он и прибавил: – Ее привел твой друг.

– О! Кто же?

Кортни с тревогой посмотрела на Зуб Пилы, но успокоилась, увидев, что тот не собирается объяснять.

– Чандос, – ответила Кортни. – Во всяком случае, сейчас он себя так называет.

Мэгги задумчиво повторила имя и покачала головой.

– Нет, этого имени я не узнаю. Впрочем, здесь бывает так много молодых людей, и я надеюсь, что произвожу впечатление хотя бы на некоторых из них. Так приятно, когда кто-то считает тебя своим другом.

– Послушать тебя, – усмехнулся Зуб Пилы, – можно подумать, что на ранчо тебя кто-то не любит, Мэгги.

Кортни представилась редкая возможность увидеть, как кто-то другой краснеет от смущения. Она тут же прониклась к Мэгги искренней симпатией. Но гордость есть гордость, сказала она себе.

– Если вы не можете вспомнить Чандоса, то я не стану навязываться…

– Вздор, а когда я говорю «вздор», дитя, я имею в виду вздор. Я вспомню его, как только ты расскажешь о нем и освежишь мою память. Я никогда никого не забываю, правда ведь, Зуб Пилы?

– Это точно, – со смехом ответил он. – Я сейчас. Принесу вашу сумку, мэм, – сказал он Кортни.

Но Кортни пошла к лошадям вместе с ним.

– Ей можно про него рассказывать? – зашептала она. – Он не говорил… Боже, я даже не знаю, чего он здесь опасался. Но вы же это знаете, правда?

– Да, знаю. И да, вы можете рассказать Мэгги все. Она всегда была на его стороне.

Это ее заинтересовало, и ей захотелось узнать об этом больше, но Зуб Пилы сказал:

– Я займусь лошадьми, мэм. Надеюсь… Да, пожалуй, надеюсь, что вы здесь задержитесь на какое-то время.

Она хорошо поняла, что он имел в виду.

– Чандос не вернется из-за меня.

– Вы уверены в этом, мэм?

Он увел лошадей.

Мэгги повела девушку по утопающей в цветах дорожке к дому.

– У тебя невеселый вид, девочка, – ласково произнесла. – Этот мужчина, который направил тебя ко мне, важен для тебя?

Кортни не знала, как ответить.

– Он… он сопровождал меня в пути. Я предложила заплатить ему, чтобы довез меня до Уэйко, но он отказался брать у меня деньги. И до Уэйко не довез. Вместо этого отправил меня сюда, сказав, что вы – друг, и что только вам он может доверять здесь, а ему не хочется волноваться обо мне, когда я останусь одна. Ну не смешно? Он волнуется обо мне, хотя сам же меня и бросил. – К ее горлу снова подкатил этот ужасный комок. – Он… он просто бросил меня здесь. Мне было так…

Слезы ручьями хлынули из ее глаз, и когда Мэгги подставила плечо, она прильнула к нему. Это было так унизительно. Но боль была слишком сильной, чтобы держать ее в себе.

Кортни знала, что никаких прав на Чандоса у нее нет, и знала, что он был не тем, кем она его считала. У него была какая-то жуткая мстительная сторона, абсолютно не понятная ей. Наверное, стоило радоваться, что они расстались. Но ее терзало ощущение, что ее бросили и предали. Господи, как же это было больно!

Мэгги усадила Кортни на диван (дорогой чиппендейловский предмет мебели, которым Кортни впоследствии не раз восхищалась) и вручила ей кружевной носовой платок. Оставив гостью ненадолго одну, хозяйка зажгла пару ламп в гостиной, потом вернулась. Она обняла Кортни и сидела с ней, пока девушка не начала успокаиваться.

– Ну вот. – Мэгги заменила мокрый носовой платочек сухим. – Я всегда говорила, что хорошенько поплакать очень полезно. Только мужчинам этого не скажешь, а у нас здесь одни мужчины. Так приятно для разнообразия немного понянчиться с женщиной.

– Простите меня, – сказала Кортни, всхлипывая.

– Нет, девочка, не нужно извиняться. Когда хочется плакать, нужно плакать. Тебе уже лучше?

– Не очень.

Мэгги погладила ее по руке, ласково улыбаясь.

– Ты так его любишь?

– Нет, – быстро и решительно ответила Кортни, а потом простонала: – О, я не знаю. Я любила его, но как я могу его любить после того, что узнала сегодня? Он способен делать такие ужасные вещи…

– Боже мой, что он с тобой сделал? – тихо произнесла Мэгги.

– Не со мной. Он… он изувечил человека, а потом убил его из-за мести.

– Это он тебе рассказал? – поразилась Мэгги.

– Я и так об этом знала. Чандос просто подтвердил, что это сделал он. И сейчас он собирается убить другого человека, наверное, таким же жестоким способом. Может быть, эти люди заслужили смерть, не знаю, но убивать так… так жестоко!

– Мужчины делают жестокие вещи, дитя мое. Бог знает, почему, но так уж повелось. И если не все они, то большинство имеют на то какую-то причину. У твоего молодого человека есть такая причина?

– Точно не знаю, – тихо ответила Кортни и объяснила, как могла, про индейский набег. – Я знаю, что у него были друзья среди команчей, – закончила она. – Быть может, он даже жил с ними. Но разве это причина для такой жестокости?

– Может, у него была жена из этих людей? – предположила Мэгги. – Знаешь, многие белые мужчины берут в жены индианок. И если ее изнасиловали перед убийством, это может объяснить жестокость.

Корни вздохнула. Ей не хотелось думать, что у Чандоса была жена, но Мэгги, возможно, была права. Это объяснило бы, откуда Чандос так хорошо знает индейцев. Конечно же, это всего лишь предположение Мэгги.

– Не имеет значения, смирюсь ли я с тем, что он сделал, пойму ли – я все равно его больше никогда не увижу.

– И поэтому ты такая несчастная… Нет, не говори «нет», девочка. Должна признаться, мне весьма любопытно узнать, кто же этот молодой человек. Можешь его описать? Очень хочу его вспомнить.

Кортни посмотрела на свои крепко сжатые руки, лежавшие у нее на коленях.

– Чандос стрелок. Он очень хорошо умеет это делать. Поэтому я и подумала, что путешествовать с ним будет безопаснее. Он высокий, у него черные волосы, но глаза – голубые. – Мэгги ничего не сказала, и Кортни продолжила: – Он не разговорчив. Пытаться вытащить из него какие-нибудь сведения, все равно что зуб выдергивать.

Мэгги вздохнула.

– Ты только что описала дюжину мужчин, которые побывали на этом ранчо, дорогая.

– Не знаю, что еще могу рассказать о нем… Ах, да, Зуб Пилы говорил, что Чандос называл себя каким-то индейским именем, пока был здесь.

– Это немного облегчит поиск. Здесь побывало двое молодых людей с индейскими именами. Один был наполовину индеец… И да, у него были голубые глаза.

– Чандос говорит, что он не индеец, но он похож на полукровку.

– Если он не индеец, то… – Мэгги нахмурилась. – Почему он не пришел с тобой?

– Не захотел. Сказал, что здесь живут какие-то люди, которых он не хочет видеть. Боюсь, он что-то натворил здесь. Может быть, его разыскивают за какие-то преступления или что-нибудь такое.

– Он еще сказал что-нибудь? – ласковый голос Мэгги сделался настойчивым.

Кортни робко улыбнулась.

– Он велел мне не называть вас старушкой. Сказал, что когда однажды назвал вас так, вы надрали ему уши.

– Господи Боже! – ахнула Мэгги.

– Вы поняли, о ком я говорю? – спросила Кортни, на этот раз радостным тоном.

– Да, да. В тот день, когда я надрала ему уши мы и стали друзьями. С ним было непросто… сблизиться.

– Его разыскивают? – очень тихо спросила Кортни. Ей обязательно нужно было знать.

– Нет, если не считать Флетчера. Он ушел отсюда не при лучших обстоятельствах, и Флетчер… он в сердцах наговорил ужасных вещей. Они оба наговорили лишнего. Но это было четыре года назад, и Флетчер раскаивается…

– Четыре года? – прервала ее Кортни. – Но тогда он жил среди команчей.

– Да, после этого он вернулся к команчам…