Джоанна Линдсей - Это дикое сердце

– Чандос однажды спросил меня, смогу ли я жить так, как он, всегда в движении, никогда не задерживаясь на одном месте подолгу. Я не думаю, что он когда-нибудь захочет осесть, Зуб Пилы.

– Позвольте спросить, почему вы заговорили на такую тему?

Ее щеки порозовели.

– Я спросила у него, женится ли он на мне. Он отказался.

Зуб Пилы больше удивило даже не то, что предложение исходило от Кортни, а то, что Кейн ответил отказом.

– Вы хотите сказать, он просто отказал вам?

– Нет. Он просто спросил, смогу ли я жить, как он.

– Значит, это вы ему отказали?

– Нет. Я ему сказала, что так семью не создашь. Он согласился. На этом обсуждение закончилось.

– И вы смогли бы жить, как он? – поинтересовался Зуб Пилы.

По ее лицу пробежала тень.

– Не знаю. Раньше я думала, что безопасность и защищенность важнее всего. Но за последние несколько лет поняла, что дом зависит от людей, которые в нем живут, а не от чего-то другого.

Она понимала, что чересчур много рассказывает о себе почти незнакомому человеку, но ей почему-то не хотелось останавливаться.

– С Чандосом я всегда чувствовала себя в безопасности, доже посреди Индейской территории. Но мне хочется когда-нибудь иметь детей, а они не смогут постоянно быть в дороге. Поэтому я просто не знаю, – закончила она со вздохом.

– Мужчины тоже меняют свое мнение о том, что для них важно, – заметил Зуб Пилы.

«Некоторые мужчины, может, и меняют, – подумала Кортни, – но не Чандос».

Понимая, насколько волнительной будет встреча Кортни с отцом, Зуб Пилы ушел.

Решительным шагом, потому что так поступил бы Чандос, она подошла к дому и постучала в дверь. Та открылась почти сразу, за ней, выжидающе глядя на нее, стояла высокая и худая женщина.

– Элла?

– Господи, нет, – хмыкнула женщина. – Я миссис Мэннинг, экономка. Если вам нужна миссис Хорте, в это время она в школе.

– Нет, вообще-то… Я пришла к Эдварду Хорте.

– Заходите, но придется немного обождать. Он сейчас в другом конце города, у пациента.

Миссис Мэннинг провела Кортни в приемную для пациентов, заставленную стульям с прямыми спинками. Кортни не возражала. Ей не хотелось ничего объяснять этой женщине, и нужно было время, чтобы собраться с духом перед встречей с отцом. К счастью, комната была пуста, и девушка в полном одиночестве стала дожидаться возвращения доктора.

Это были самые долгие двадцать минут ее жизни. Она ерзала на стуле, теребила зеленое платье и приглаживала волосы. Вставала, шагала туда-сюда по комнате и садилась на разные стулья.

Наконец она услышала, как открылась парадная дверь, и отец крикнул миссис Мэннинг, что он вернулся. Потом он прошел по коридору мимо открытой двери к кабинету.

Кортни будто онемела. Она хотела позвать его, но не смогла издать ни звука.

Через секунду он вернулся и остановился в дверном проеме. Она встала, глядя на него и все еще не в силах выдавить из себя ни звука. Так она и стояла посреди комнаты, как кукла, с открытым ртом, а приготовленные слова застряли у нее в горле.

Целую минуту он не узнавал ее. Но что-то в ее внешности мешало ему начать разговор. Он просто смотрел на нее. Возможно, ее глаза подсказали ему, кто она. Они не изменились, и в тот миг, устремленные на него и полные ожидания, они казались огромными.

– Боже мой… Кортни?

– Папа! – воскликнула она.

Он устремился к ней. Девушка бросилась в его объятия, испытывая самое невероятное счастье в своей жизни. Отец прижимал ее к себе, она так часто мечтала об этом.

Простояв так очень, очень долго, Эдвард отстранил дочь от себя и стал осматривать. Его руки прикасались к ее лицу, вытирали ее слезы. У него и у самого лицо было мокрым от слез. В это мгновение она поняла, что он по-настоящему любит ее. И всегда любил. Лишь ее сомнения виной тому, что иногда ей казалось иначе. Боже правый, каким глупым ребенком она была! Она так погрузилась в свои страдания, что не видела то, что всегда было перед глазами.

– Кортни? – прошептал он. – Но как? Я думал, ты погибла.

– Я знаю, папа.

– Индейцы тебя не забирали. Я видел, как они уходили, и с ними был только фермер.

– Я была в сарае.

– Но я искал тебя в сарае. Я кричал, звал тебя, пока не сорвал голос.

– Ты не заглянул в ящик для продуктов. – В ее голосе не было упрека. Она просто отмечала этот факт.

– Конечно, не заглянул. Он же был не таким большим, чтобы вместить… Господи, но как?

– Мистер Брауэр выкопал под ним яму. Он сделал это для своей жены. Он был в сарае, когда на нас напали, и велел нам лезть туда. А мы с Сарой обе лишились чувств. Наверное, из-за этого мы не услышали твоих криков.

Еще секунда ушла на то, чтобы до него дошел весь смысл услышанного.

– Сара тоже жива?

Кортни кивнула.

– И снова замужем.

Девушка объяснила: все считали, что он попал в плен к индейцам, а выжить там невозможно. Она сказала, что не переставала надеяться ни на минуту, а потом вкратце рассказала, как прошли последние четыре года ее жизни, до того дня, когда она увидела его фотографию в старой газете.

– Сара решила, что я сошла с ума. Но, скажу по правде, я думаю, она не хотела верить, что это ты. Ей нравится быть женой Гарри.

– Я тоже снова женился, Кортни.

– Я знаю. Сегодня я ночевала в «Бар М» у Маргарет Роули. Она рассказала мне про Эллу.

Не снимая рук с плеч дочери, он посмотрел в окно.

– Господи, теперь, выходит, у меня две жены! С этим нужно что-то делать.

– А у Сары два мужа, – с улыбкой подхватила Кортни. – Но я не сомневаюсь, она согласится, что отмена одного брака лучше, чем два развода. Как считаешь?

– Могу только надеяться на это.

– Папа? – спросила Кортни. – Почему ты покинул ферму? Ты был ранен, почему не стал ждать помощи?

– Я не мог смириться с мыслью, дорогая, что ты сгорела вместе с домом. Мне нужно было убраться оттуда. Знаю, так не следовало поступать, но в то время я не мог рассуждать здраво. Я даже не взял лошадь! Можешь понять, в каком состоянии пребывал мой разум. Я кое-как добрел до реки и там потерял сознание. Меня нашел священник, путешествовавший с семьей, и только когда мы уже заехали далеко вглубь Индейской территории, у меня в голове прояснилось настолько, что я понял – мы направляемся в Техас.

– Вот, значит, как ты попал в Уэйко.

– Да. Я постарался все забыть. Я устроил себе новую жизнь. Здесь живут хорошие люди. – Тут он вдруг замолчал ненадолго, потом спросил: – Почему ты вчера остановилась в «Бар М», а не приехала в город?

– Чандос привез меня туда.

– Чандос? Что это за имя такое?

«Имя, которое я буду повторять, пока не закончу свое дело».

– Это имя ему дала сестра. Это сын Флетчера Стрэтона, или, скорее, блудный сын. Это долго объяснять, папа.

– Расскажи, как ты попала сюда из Канзаса.

– Меня привез Чандос.

– Сам? – удивился он, она кивнула. – Ты путешествовала с ним одна?

На его потрясенном лице ясно читались нравственные устои, заставившие его однажды жениться на экономке. Кортни даже рассердилась на отца, чему сама же удивилась.

– Папа, посмотри на меня. Я уже не ребенок. Я достаточно взрослая, чтобы самой принимать решения. Я решила путешествовать с мужчиной, потому что это был единственный способ добраться сюда. Все равно, это уже в прошлом, – прибавила она. – Я здесь.

– Но… все прошло хорошо?

– Чандос меня защищал. Он не позволил ничему плохому со мной случиться.

– Это не… не то, что я имел в виду.

– Ох, папа, – вздохнула Кортни.

– Папа? – донесся изумленный голос из-за спины ее отца. – Эдвард, я думала, у тебя всего одна дочь.

Кортни была только рада столь своевременному вмешательству. Она боялась, что у отца сложится типично родительское отношение к Чандосу. Но она уже не была робким, бессловесным существом, как когда-то. Она не собиралась извиняться за то, в чем не видела своей вины. И все же, не правильно было с этого начинать строить новые взаимоотношения с отцом.

Поэтому, хоть Кортни и готова была заранее невзлюбить новую жену отца, она пошла к ней, с благодарностью протягивая руку.

– Вы, должно быть, Элла, – тепло улыбаясь, произнесла Кортни. – Да, верно, у него всего одна дочь, это я, как видите, живая и здоровая. Но пусть лучше он сам расскажет вам, что случилось. Я оставила дорожную сумку на пороге, и, если миссис Мэннинг меня проведет в мою комнату…

Она хотела обойти удивленную Эллу, когда ее остановил голос отца:

– Мы обсудим это позже, Кортни.

– Если нужно. – Она попыталась говорить с беззаботным выражением. – Но мне правда хотелось бы поскорее устроиться. И я уверена, у Эллы сейчас тоже не так много времени… Или уроки на сегодня закончились?

– Нет, нет, мне еще нужно вернуться.

Кортни снова улыбнулась ничего не понимающей леди и вышла из комнаты. В коридоре она прислонилась к стене, закрыв глаза. Она слышала, как отец объяснял все жене, а Элла радовалась за него.

Элла была довольно красивой молодой женщиной. Кортни не ожидала, что она окажется настолько молодой – лет двадцати пяти или около того. Имея ярко-рыжие волосы и светло-зеленые глаза (очень выигрышное сочетание), Элла не была похожа на тех учителей, которых Кортни доводилось видеть раньше.

Отец, наверное, любит Эллу. И Кортни, пожалуй, не стоило своим вторжением нарушать их идиллию.

Вздохнув, она оторвалась от стены и пошла за сумкой.

С хитростью, которой она сама от себя не ожидала, Кортни удавалось несколько дней избегать разговоров о Чандосе. Она отвлекала своего отца, расспрашивая о его жизни в Уэйко, о том, как он встретил Эллу и так далее. Да и пациенты требовали постоянного внимания – как это знакомо, – поэтому ей выпадала возможность повидаться с ним только в конце дня, и даже тогда его нередко вызывали к больным.

Она поближе познакомилась с Эллой и обнаружила, что та ей определенно нравится. На Сару она не была похожа вовсе. Но женщина пропадала в школе, и Кортни практически все время была предоставлена самой себе.

Очень скоро она заскучала и подумывала напроситься на место миссис Мэннинг. В конце концов, она была вполне способна управлять домом. Но однажды утром Кортни услышала историю жизни миссис Мэннинг и поняла, сколько радости ей доставляет служба в семье Хорте. Так что на этой затее пришлось поставить крест. Но Кортни проработала слишком много лет, чтобы теперь просто бездельничать днями напролет. Она должна была чем-то заняться.

Несколько дней девушка помогала отцу с пациентами. Он был доволен. Кортни всегда хотела участвовать в его работе, но только сейчас получила возможность узнать, какое это изнурительное занятие. У нее был слишком отзывчивый характер и слишком чувствительное сердце. После того как она упала в обморок при виде одного ребенка-инвалида, ей пришлось прекратить работать в кабинете отца.

Через десять дней после прибытия Кортни решила уехать. Дело не только в том, что она чувствовала себя абсолютно бесполезной. Флетчер Стрэтон был прав. Ей было неуютно от осознания того, что она оказалась внутри недавно созданной семьи. Эдвард и Элла и так проводили вместе мало времени, а теперь им приходилось большую часть этого времени посвящать ей. Они все еще притирались друг к другу, и ее присутствие нередко заставляло всех чувствовать неловкость.

По ночам было хуже всего. Кортни слышала, как ее отец и Элла ворковали в соседней комнате, а потом слышала, как они предавались любви. Утром, встречая их, она краснела. Это было невыносимо. И некуда от этого деться, потому что в доме всего три спальни, и третью занимала миссис Мэннинг.

Такими были причины отъезда, или Кортни убедила себя в этом. Но на самом деле она так скучала по Чандосу, что чувствовала себя совершенно несчастной, и изображать радость было слишком трудно.

Она сказала отцу, что собирается съездить к Мэгги на несколько дней, но в действительности Кортни намеревалась подыскать какую-то работу у Флетчера Стрэтона. На таком огромном ранчо наверняка есть, чем заняться.

Флетчер обрадовался, когда она рассказала о своем желании. Девушка знала, что он будет рад, ведь ему приходилось каждый день отправлять своего человека наблюдать за домом ее отца.

Потребуется определенное мужество, чтобы сказать отцу, что она не будет жить в его доме. Он очень опечалится. Он скажет, что ей не нужно работать. Напомнит, что они только воссоединились. Кортни же ответит ему, что ее отъезд не означает невозможность видеть друг друга так часто, как им хочется, ведь она будет находиться всего в четырех милях от него.

Но правда сводилась к одному: девушка хотела жить на ранчо и надеяться, опираясь на уверенность Флетчера Стрэтона, что Чандос туда вернется. Она нуждалась в этой надежде больше, чем в чем-либо.

В тот вечер ужин с Флетчером прошел приятно. Хозяин постарался сделать так, чтобы она чувствовала себя как дома. Мэгги и Зуб Пилы ужинали с ними и высказывали предложения, чем Кортни может заняться на ранчо. Среди предложений была каталогизация библиотеки Флетчера, украшение большого дома и даже присвоение имен новорожденным телятам. Зуб Пилы чуть не подавился едой от смеха, когда Флетчер сказал, что дает имя каждому теленку.