Ирис Ленская - Это мой ребенок

Полночи она промучилась, но память о прошлой жизни не возвращалась. Мелькали лишь обрывки воспоминаний: яхта, Карл с таблеткой в руке… Опять Карл и яхта. Когда в узком окне забрезжил первый свет, Виктория забылась, наконец, тяжёлым крепким сном.

Алексей

Все время, пока фальшивая сестра переодевалась у себя и готовилась к встрече, Батурин-младший не находил себе места от волнения и досады. Какого чёрта девчонка устроила на лестнице это представление? Почему ей вдруг вспомнилась фотография Макса в журнале? Что за дурацкое совпадение? Его всё сильнее и сильнее охватывало смутное беспокойство, на душе было неспокойно. А ещё по пути в комнату она отвечала на вопросы туманно и невпопад. «Сама не знаю… вылезло откуда-то из памяти… Нет, больше ничего не помню…» И вся эта путаница, неуверенность, сомнения только вносили сумятицу в его мысли и дергали и без того расстроенные нервы.

«С этим не поспоришь, если что, придётся подключать доктора Риноса, который промоет ей мозги насчёт этого эпизода», — продолжал думать Алексей, вдыхая чуть горьковатый запах сигары. Он к ним пристрастился совсем недавно и теперь любил подымить, обдумывая предстоящий план действий. Табачный дым удивительным образом успокаивал и позволял навести порядок в голове. А сейчас этого как раз остро недоставало.

Когда пришло время идти за сестрой, Алексей уже немного взял себя в руки. Ничего страшного не случилось, мало ли где она видела его портрет — в журнале или где-то ещё. Лично они нигде не встречались, Макс вообще тюфяк и домосед. Если бы не активность Лены — симпатичной секретарши брата, — после Виктории он бы так и ждал у моря погоды…

Мужчина снял галстук и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки. Главное, при встрече с отцом не подавать виду, что он волнуется… Тот может почуять неладное… Хотя вряд ли в его-то состоянии. В последнее время казалось, что у отца начало путаться сознание, во всяком случае он всё чаще отвечал невпопад и, казалось, не всегда улавливал нить разговора. Сейчас нужно действовать быстро, пока отец ещё в сознании.

Батурин по привычке посмотрел на часы и решительно направился к выходу. Через пять минут уже собирался постучать в комнату «сестры», когда дверь распахнулась сама. Перед ним стояла девушка до невозможности похожая на Вику, с таким же очаровательным лицом, с такой же умопомрачительной фигурой и аппетитными губами. Вот только… в её взгляде было нечто иное. Если его сестра вызывающе смотрела на окружающих и разговаривала с незнакомыми людьми без тени смущения, то эта красавица стеснялась и краснела от одного лишь комплимента или лёгкого прикосновения.

Впрочем, с Алексеем тоже творилось что-то неправильное, но разбираться с этим не было ни времени, ни желания. Ещё не хватало стоять и пялиться друг на друга как в игре «замри-умри».

Одобряюще улыбнувшись, Батурин пробормотал какой-то нелепый комплимент и подал ей руку. Сердце неровно билось в ожидании встречи с мужчиной, которого он привык считать отцом. И этой встречи нельзя было избежать, можно сказать, сегодня вечером решалась его судьба. И не только его. Ведь, если всё пройдёт гладко, они с «сестричкой» станут намного богаче…

Алексей подвёл девушку прямо к комнате Батурина-старшего. Незачем ждать разрешения Макса, который при этой встрече был бы третьим лишним.

Распахнув двери, он вместе со своей спутницей вошёл в знакомую до боли комнату, пропитанную запахом лекарств.

Как и ожидалось, одетый в любимую серо-бурую фланелевую пижаму старикан лежал на кровати у завешанного плотными шторами окна. И без того худой, за последние дни он совсем высох и теперь напоминал пожелтевшую мумию. И тем не менее вид у него был горделивый и неприступный. Острый подбородок торчал вверх подобно наблюдательной вышке, а крючковатый, словно клюв, нос склонялся к губам.

Алексей на долю секунды растерялся, собираясь с духом, а прежде чем успел опомниться, девушка вырвалась и бросилась к постели.

— Папочка, я здесь! — опустившись на колени, она взяла костлявую руку старика и поцеловала.

Алексея почему-то передёрнуло. Ему самому было бы до отвращения неприятно дотрагиваться до едва живого полутрупа, который ещё недавно был его отцом. Болезнь и немочь вызывали в нём противоречивое чувство. Смесь нетерпения, отвращения и острой страдальческой муки.

Вика, пора было привыкать называть её так даже мысленно, продолжала сидеть у кровати. Но Батурин-старший лежал неподвижно. С глухо бьющимся сердцем Алексей приблизился к кровати. «Неужели опоздали?!» — ёкнуло в груди.

— Вика… — губы лежавшего разомкнулись, и послышался шёпот, похожий на дуновение ветра. — Вика, родная…

— Да, это я.

— Дочка… Живая… — шёпот оборвался, сопровождаемый свистящим дыханием.

— Отец, как вы? Как же так? Вам стало хуже без меня? Как же я смогла уехать и бросить вас больного?! — в голосе «дочери» слышались неподдельные слёзы.

Алексею хотелось схватить её за плечи и хорошенько встряхнуть. Почему она ведёт себя как идиотка? Обращается к нему на «вы»? Это совершенно недопустимо! Сейчас испортит ему всю игру…

Батурин-старший открыл глаза, заставив Алексея инстинктивно подобраться и приготовиться к худшему. Отсветы лампы подрагивали на измождённом морщинистом лице, задранный костлявый подбородок, казалось, выпятился вперёд ещё больше.

— Ты тоже здесь, — прошелестел старик, встречаясь взглядом с сыном.

— Я нашёл её, как ты и просил.

— Пить…

«Сестричка» ловко, одной рукой, чуть приподняла голову лежавшего с подушки, а другой взяла со столика стакан.

— Папочка, я помогу… Небольшой глоточек! Вот так…

Старик покорно пил воду, глядя перед собой тёмными, глубоко запавшими глазами. Его вид вызывал у Алексея лишь отвращение. В сердце молодого человека не было ни капли жалости. Он никогда не чувствовал отцовской любви, потому что был лишь кукушонком. Это правда, Батурин-старший не выбросил его на улицу, но отобрал право на нормальную, как у остальных детей, жизнь. Забрал у матери, отказав в праве видеться. Никто не пришёл на её похороны, лишь спустя много лет сын смог разыскать её могилу… Образ погибшей стоял перед глазами Алексея, требуя отмщения.

Дверь в комнату распахнулась и вбежала сиделка.

— Простите, я отошла только на минутку! Добрый вечер…

Не слушая причитаний, Батурин-младший попытался забрать стакан у своей подопечной.

— Это забота сиделки, дорогая.

— Нет, теперь я буду заботиться об отце! — холодной рукой девушка сжала его разгоряченную от переживаний ладонь. — И останусь здесь. — Она обернулась к сиделке. — Каково состояние папы? Когда можно поговорить с врачом?

Та принялась объяснять:

— Он скоро придёт, Максим решил, что Георгию Степановичу нужен срочный осмотр.

— Мне… уже лучше… — Алексей уловил лёгкий шёпот и с облегчением выдохнул. Кажется, старик клюнул. Ещё бы, такое сходство! А то, что Виктория порой несёт несусветную чушь, вполне объясняется потерей памяти…

— Время принять лекарства, — продолжала суетиться сиделка. — Это займёт всего минутку…

Виктория поднялась и уступила ей место. Алексей положил ладонь на плечо девушки, и та не сбросила его руку.

— Идём, сейчас придёт врач…

— Я должна с ним поговорить!

— Попозже, после осмотра, — решительно надавил он и мягким движением потянул её в сторону выхода.

— Папочка, не волнуйтесь! Вам обязательно станет лучше, — девушка, на мгновение сбросив руку Алексея, присела на край кровати, в её голосе было столько тепла и заботы, что мужчину пробрала невольная дрожь. «Сестричка» слишком естественно играла роль чудом спасшейся дочери, которую придумал он сам. Но при этом катастрофически отличалась от настоящей Виктории своей непосредственностью и добротой. Очевидно, она и в самом деле была слишком впечатлительной и жалостливой. Если бы здесь был Макс, тот бы тоже глазам своим не поверил…

Как назло, дверь снова распахнулась, и в комнату влетел сводный брат.

«Теперь точно приплыли», — пронеслось в голове у Алексея, и он приготовился дать отпор.

* * *

Макс

Подходя к отцовской спальне, Макс продолжал хмуриться. Они же договорились встретиться в гостиной… Ему нужно было подготовить сестру к встрече с больным. Вика не может продолжать играть в глупые игры, всему есть предел! От её дурацкого поведения отцу может стать намного хуже… В последние дни тот стал совсем плох, и Макса снедало беспокойство, меньше всего он хотел, чтобы эта взбалмошная неврастеничка принесла отцу лишние волнения.

Макс распахнул двери и застыл, глядя на сидевшую на кровати папину любимицу. Оставалось только догадываться, как долго она здесь рассказывает о себе, жалуясь на потерю памяти и, бог знает, на что ещё!

Алексей стоял рядом, скрестив на груди руки. На появление сводного брата он даже не отреагировал. Только пожал плечами, будто говоря «не мешай им»…

— …я плохо помню, что со мной случилось, пап… — растерянно бормотала Вика, гладя отцовские пальцы… — Не знаю, зачем согласилась на эту поездку…

Макс нахмурился ещё сильнее и подошёл ближе.

— Так зачем ты поехала в этот круиз? — вырвалось у него сквозь зубы.

Девушка подняла голову, их взгляды встретились. В бездонно серо-голубых глазах отражалось нечто похожее на стыд, даже раскаяние.

«Надо же, опомнилась!» — Максу меньше всего хотелось её утешать. В памяти отчётливо запечатлелись те обидные слова, которые Вика выкрикнула ему во время последнего свидания. И, пожалуй, ещё больше боли причиняло ему то, как она обращалась с отцом. А ведь тот любил её, даже обожал.

Но ответа на свой вопрос он не получил — в комнату вошёл врач и попросил всех ненадолго выйти. К нему подошёл Алексей и что-то тихо проговорил. Сестра с поникшим видом поспешила к выходу.

Едва они оказались в коридоре, Макс бросил на неё злобный взгляд.

— Так неожиданно видеть в тебе заботливую дочь! Не ты ли пять дней назад даже слушать не хотела, когда я уговаривал тебя отложить поездку, пока отец не встанет на ноги? Уже забыла? А ведь я почти умолял тебя, Вика!

— Вот как?! — Изящные брови сестры потешно взлетели вверх. Она продолжала изображать жертву катастрофы. Мексиканский сериал, бурные страсти, потерянная память и обретённая наследница. Макс скрипнул зубами от злости и отвращения. — Почему же не остановил меня? — неожиданно сказала она.

И Макс поперхнулся от такой наглости:

— Кто же тебя остановит, коли ты ураган?

— Любого человек можно остановить, пока он не наломал дров… И потом, Errare humanum est.

Неожиданная латынь заставила Макса поморщиться. Долго же сестра готовилась к этому представлению!

— Так ты у нас и латинский язык знаешь? С каких это пор? — Она лишь пожала плечами. — Браво, Вика, из тебя получится хорошая актриса! — Макс театрально захлопал в ладоши. — Моих скудных познаний хватило, чтобы перевести. «Человеку свойственно ошибаться…» Радует лишь одно — мы снова на «ты».

Глаза девушки теперь метали искры. Вот это уже больше походило на прежнюю Викторию.

— Acta est fabula. Финита ля комедия!

— Слушайте, хватит дурака валять! — возмутился вышедший из спальни Алексей. — У Вики амнезия, прекрати уже на неё давить!

— Я согласен, представление окончено, — уже тихо произнёс Макс.

Воцарилось молчание, нарушаемое лишь взволнованным дыханием девушки. Её грудь, затянутая лифом жёлтого платья, продолжала бурно вздыматься. После пятиминутного молчания Вика заломила руки:

— Это было жестоко с моей стороны — взять и уехать…

— Вовсе нет, — вступился защитник-Алексей, прижимая к себе сестру. — Просто ты решила взять тайм-аут в личной жизни. Никто, кроме Макса, не обиделся.

На самом деле шпилька была обращена только к брату. Но Макс проигнорировал этот выпад, рассматривая бледное лицо девушки и искусанные губы. Переживает?! Да ладно… Это так непохоже на самовлюбленную и испорченную дочь, любимицу богатого папочки.

— Ещё не поздно, Вика. Всему есть предел, хватит притворяться, твоему лицемерию нет границ!

— Просто удивляюсь самой себе. Своей бесчувственности и эгоизму. Я потеряла память, но не стыд…

— Правда? — хмыкнул Макс. — Вот уж не ожидал услышать это от тебя.

Она посмотрела таким невинным взглядом, что он поневоле улыбнулся. Лицо её в этот момент было совсем невинным, почти детским. На минуту натянутость между ними ослабла. Ему даже показалось, что уголки её губ готовы были растянуться в ответной улыбке. И тут Макс вспомнил, какими мягкими и податливыми, какими сладкими они были. В глубине бездонных глаз девушки что-то жарко полыхнуло, и он подумал — всё она помнит… Всё, что было между ними… Лгунья!