Розмари Роджерс - Это неистовое сердце

Индия, 1872 год

– Дурная кровь! Это дурная кровь. Говорят, в каждом поколении Дэнджерфилдов рождается паршивая овца! Недаром таких зовут дьявол-Дэнджерфилд! – Энергично обмахиваясь веером, миссис Ликок продолжала: – Все эти браки между родственниками… чего иного ожидать?! Мелчестер получил прозвище Сумасбродный Граф… Конечно, он пока еще не выкинул ничего по-настоящему безумного, но лично я считаю: позволять Ровене все, что девчонке в голову взбредет, – чистое безобразие! Этот характер… Помните, как она однажды чуть не до смерти запорола грума за то, что он забыл почистить ее лошадь?! Подумать только, единственная белая женщина во всей провинции Джанпур, которая присутствовала при публичной казни! Полковник сам говорил мне, как был потрясен, увидев ее там, а девчонка даже глазом не моргнула!

Необходимо, – авторитетно заявила миссис Ликок, – что-то предпринять! Вы знаете, мой дорогой муж терпеть не может вмешиваться в чужие дела, но я попрошу его поговорить с губернатором! Нельзя допустить, чтобы вышел скандал, особенно если в нем замешаны молодая англичанка и туземный принц.

У тех уроженок Англии, которые нашли в себе мужество последовать за своими мужьями на край света, в маленькую провинцию Джанпур, вошло в обычай собираться каждый день за чашкой чая. Когда за столом председательствовали миссис Ликок, жена епископа, или миссис О’Бэньон, чей муж командовал немногочисленным английским гарнизоном, такие встречи превращались в формальные собрания, где строго соблюдались все правила этикета, подавались крохотные пирожные, тонкие, как лепестки, сандвичи, фрукты и где обе леди поочередно разливали чай из серебряного чайника.

Сегодня во главе стола сидела миссис Ликок. Налив последнюю чашку дымящегося чая, она наклонилась вперед.

– Кстати, о дисциплине, – сказала она, слегка понизив голос, – должна признаться, что не только туземцы нуждаются в твердой руке! Поверьте, мои дорогие, поведение этой девчонки с каждым днем становится все более возмутительным!

С тех пор как граф Мелчестер, британский наместник провинции Джанпур, привез с собой внучку, Ровена Дэнджерфилд служила предметом постоянных сплетен среди маленькой английской общины.

– О небо! – охнула миссис О’Бэньон, выпрямляясь. – Неужели все эти слухи правдивы?

– Я узнала от грума, Мохамед Хана, что она встречается с принцем во время прогулок верхом, а если помните, только на прошлой неделе мы говорили о том, как рад махараджа, что сын так долго у него гостит на этот раз.

– Боже! Вы думаете, он остался именно поэтому? – Маленькая миссис Лавинг, жена младшего субалтерна, широко открыла голубые глазки.

Миссис Ликок благосклонно улыбнулась, показывая, что прощает непрошеное вмешательство.

– Все знают, что Шив Джанпур питает гораздо большее пристрастие к злачным местам Бомбея и Дели, чем к провинции, правителем которой станет в один прекрасный день! Он учился в Оксфорде, как и отец… но этих туземцев ничем не исправишь – стоит им только возвратиться сюда, и о цивилизации забыто.

– Но, Мэрион! – взволнованно воскликнула миссис О’Бэньон. – Губернатор, несомненно, знает обо всем… и… хотя… голова его набита безумными идеями… не думаю, что…

– Вы знаете так же хорошо, как и я, Элен, он позволяет девчонке все, что ей только вздумается! Даже ездить во дворец… и заходить на женскую половину! Кстати, омерзительный, совершенно нехристианский, языческий обычай у этих индийских принцев – иметь несколько жен! Даже у нынешнего наследника их не меньше пяти! Отец женил его чуть не в младенческом возрасте!

– Ох! – пролепетала миссис Лавинг, и женщины постарше понимающе взглянули на нее.

– Вы здесь недавно, дорогая, и не представляете, насколько примитивны эти туземцы! – усмехнулась миссис О’Бэньон.

– Конечно, – добавила миссис Ликок, – а кроме того, вы еще не знакомы с губернатором, не так ли? Мой муж, милый, добрый, милосердный человек, находится на грани отчаяния! Губернатор обязан служить примером… но чтоб… годами нога его не ступала в церковь, не говоря уже о высокомерной, наглой девчонке, его внучке! Я пыталась объяснить ему, что в этой языческой стране детей нужно учить правилам религии, пока они еще достаточно молоды, иначе чуждое влияние… Но он оборвал меня! Не дал слова сказать, только насупил свои мохнатые брови и ответил, что не желает, чтобы в голову его внучки вбивали замшелые догмы! Клянусь, я дар речи потеряла! Иногда я сомневаюсь в том, что он вообще христианин!

– Но вы рассказывали о Ровене, – напомнила миссис О’Бэньон; ее приятельница страдальчески вздохнула.

– Да-да, конечно. Ну что ж, по моему мнению, все это – следствие дурного воспитания. В школу она не ходила, а когда я упомянула, что моя дорогая Марша уезжает в английский пансион с прекрасной репутацией, губернатор только проворчал, что не позволит испортить жизнь внучке уроками музыки и живописи. Заявил, что сам будет ее обучать. Выписал из Франции и Германии, не говоря уж об Англии, кучу книг, и если девчонка не носится верхом и не отправляется на охоту за тиграми, значит, зарывается по уши в эти книги, которые, я уверена, вряд ли подходящее чтение для девушек ее возраста.

Миссис Ликок, для пущего эффекта, сделала драматическую паузу, но тут миссис Лавинг, сведя светлые брови, тихо сказала:

– О, я и не думала, что она еще ребенок… то есть… я почти уверена, что слышала, как кто-то говорил, будто ей уже восемнадцать.

– Ровене Дэнджерфилд семнадцать, но по ее виду этого не скажешь! Ей абсолютно все равно, как одеваться и что костюмы для верховой езды стали слишком тесны и коротки. Вечно выезжает в самое жаркое время дня, с непокрытой головой, представляете?! Чудо, что у нее еще не было солнечного удара. Моя Марша всегда надевала шляпу, выходила под зонтиком, и только благодаря огуречному лосьону загар к ней не приставал. Ровена же черна, как головешка, а с этой гривой темных, вечно не расчесанных волос легко может сойти за туземку! Не хочу показаться злой… но это ужасный пример для индийцев. А теперь еще и остальное!

– Безобразие, – согласилась миссис Картер, почти с сожалением глядя на миссис Лавинг, которая, будучи так недавно в Джанпуре, не успела еще узнать все сплетни. – Но конечно, чего и ожидать?! Девушка из подобной семьи… ужасный скандал! Неудивительно, что губернатор привез ее сюда и с тех пор сам ни разу не был в Англии.

Глаза миссис Лавинг снова расширились от ужаса и предвкушения новых разоблачений.

– Скандал? – пробормотала она.

– Дорогое дитя, где вы были до сих пор? – удивилась миссис О’Бэньон. – Весь Лондон несколько лет назад только об этом и говорил.

– Прошло пятнадцать лет. Ровена была совсем ребенком, когда ее привезли сюда, – зловеще покачала головой миссис Ликок. – Ужасно неприятно! Но Гай Дэнджерфилд всегда был отъявленным бездельником и шалопаем! Младший сын, любимчик матери, что поделать?! Его дважды исключали из Оксфорда за дурное поведение, и, что хуже всего, мальчишка сбежал в Америку добывать состояние!

Что вы думаете?! Через несколько лет он вновь объявился! Уильяма, наследника, случайно убили на охоте, остался только Гай, титул должен был перейти к нему. Скорее всего сам граф за ним послал. И внезапно, когда люди уже стали обо всем забывать, негодному мальчишке вздумалось жениться! На Фэнни Толливер! Миленькая девушка из приличной семьи, хотя денег там не очень много. Семнадцать лет, только из школы. Лично я сразу сказала, что из этого брака ничего хорошего не выйдет! И была права, как всегда.

Тут леди остановилась, чтобы перевести дыхание, и ее приятельница немедленно вмешалась в разговор:

– Конечно, Эми верно говорит. Фэнни Дэнджерфилд всегда была вертушкой! Говорят, когда она обнаружила, что ждет ребенка, начала закатывать истерики. А когда родила, убедила Гая позволить ей жить в Лондоне, с теткой, а сам он вместе с девочкой остался в поместье Мелчестеров. Правда, к его чести, необходимо сказать, что он прямо-таки трясся над дочерью, а на жену и внимания не обращал. Нужно было отправиться за ней в Лондон, привезти обратно, не позволять показываться на людях с посторонними мужчинами! А когда Гай все-таки приехал, она уговорила его остаться. И что же?! Начал пить, играть в карты, вечно шатался по каким-то притонам в Сохо.

И потом… убил человека за карточным столом, да еще и выстрелил в констебля, который пытался его задержать. Никому не известно, как ему удалось ускользнуть и оказаться на корабле, отправлявшемся в Америку. Скандал был невероятный.

– О Господи! – вздохнула миссис Лавинг, трагически сжимая руки.

– А позже Фэнни развелась с мужем, что тоже не улучшило положения. Уехала во Францию и там вышла замуж за этого негодяя, сэра Эдгара Кардона! Баронет, но состояние нажито торговлей. А репутация! Теперь понимаете, почему губернатор так спешил забрать у нее свою внучку?!

Миссис Ликок разволновалась бы еще больше, знай она, что именно в этот момент Ровена Дэнджерфилд, одна, без грума, сидела на полуразрушенной стене и болтала с принцем.

– Но я уже обещал, что брошу всех! – настойчиво уверял стройный юноша, откидывая со лба прядь черных волос. – У меня не будет другой жены, кроме тебя, и ты будешь всюду показываться со мной, помогать управлять моим народом… Я сделаю для тебя все… только в христианскую веру не перейду.

– Иногда, – спокойно ответила девушка, – я сама не уверена в том, христианка ли я. Но не в этом дело. Я не могу стать твоей женой, Шив, даже если бы хотела. Не думаю, что вообще выйду замуж. Зачем? Стать домашней кошечкой, позволять обращаться с собой как с ребенком?! Чтобы кто-то управлял каждым моим движением… давал деньги на расходы? Да я лучше умру!

– Ровена! Как ты можешь так говорить?! Женщина должна выйти замуж, иметь детей, заботиться о муже. Так принято везде, не только в моей стране, но и в твоей. Разве я тебе совсем не нравлюсь?

– Не нравился бы – не пришла бы сюда. Мне интересно разговаривать с тобой, Шив, ты понимаешь толк в лошадях…

– Лошади! – театрально застонал принц, прижимая ладонь ко лбу. – Я говорю о свадьбе, о любви, а ты – о лошадях! Хватит с меня этих английских мисс, только и думающих о лошадях! Даже в Англии они меня не интересовали! Ты первая умная женщина, с которой можно говорить. И… – Тут он бросил на нее многозначительный, страстный взгляд. – Я не видел, чтобы уроженка Европы могла так носить сари… а кожа твоя стала совсем золотистой под нашим солнцем. Все время вспоминаю тебя в тот день, у пруда с лотосами. Волосы распущены, в ушах и на щиколотках золотые украшения…

– Шив, немедленно прекрати! Ты не имел права врываться в сад. Я оделась так только… чтобы порадовать твоих жен, а тут появляешься ты! Уставился на меня как идиот!

Принц разразился громким смехом.

– Но, маленький цветок, я ведь так долго был в отъезде! Почему мне не навестить моих женщин? Не забуду, как ты покраснела и щеки твои стали нежно-розовыми. Именно тогда меня молнией поразила мысль о том, что наконец-то нашлась женщина, которую я бы хотел назвать любимой и единственной, сделать навсегда своей!

– Тебе следовало бы родиться поэтом, а не принцем! – сухо заметила Ровена. – Не вспоминай о моем замешательстве в тот день! Ну пожалуйста, прекратим говорить о свадьбе, это бесполезно!

Лицо принца потемнело.

– Это потому, что я индиец, а ты британская аристократка?!

– Ты слишком хорошо знаешь меня, чтобы предположить подобное!

Синие глаза, такие темные, что казались почти фиолетовыми, гневно блеснули, и, несмотря на обиду и разочарование, молодой человек не смог отвести взгляда. Как она прекрасна, хотя не понимает этого и часто называет себя дурнушкой! Ровена выглядит словно юная богиня, неукрощенная, буйная, с густой гривой черных волос и стройным телом, закаленным верховой ездой. И ездит она как богиня, без седла, часто без узды, а тонкая талия не знает корсетов. А глаза! Пусть сейчас они гневно блестят, но как необыкновенно прекрасны – огромные, широко расставленные, с густыми, лохматыми ресницами. Лицо почти овальное, если бы не маленький упрямый подбородок. Чувственные полные губы истинной женщины.

Принц медленно, страстно оглядывал девушку, но раздраженный голос Ровены вернул его на землю:

– Шив! Что это с тобой?! Неужели решил дуться только потому, что я отказалась выйти за тебя?! По-моему, наоборот, должен радоваться, что удалось отделаться. Я в жизни не стану послушной, покорной женой.

– Ты еще не пробудилась. Совсем девчонка. Может, когда-нибудь я смогу заставить тебя полюбить, и ты никогда не покинешь Индию. Должна же ты понять, что принадлежишь мне и моей стране!

– Я никому не принадлежу, Шив Джанпур! – негодующе объявила Ровена, сдвинув прямые черные брови. – И не буду принадлежать. Помни это, если хочешь остаться моим другом!