– В этом нет необходимости! Мы с Люкасом, как всегда, поссорились. И он предъявил мне ультиматум, боюсь, очень жесткий, потому что вы еще не делали мне предложения, Рамон. Но наверное, собираетесь?!

Это оказалось так легко произнести, ведь Рамон любил меня. А я решила быть разумной. Нужно выйти замуж за Рамона и уехать отсюда. А потом, почему бы не он? Тодд Шеннон слишком сильный и властный, привык к беспрекословному подчинению. Нет, Рамон – именно тот, кто нужен.

Я даже не покраснела при этой мысли. И вечером за ужином принимала поздравления смеющейся Илэны и мрачно насупившегося Хулио. Люкас, как я узнала, поехал кататься верхом с Луз.

– Пора бы ему уже уделить хоть немного внимания бедному ребенку. – В голосе Илэны не слышалось ничего, кроме удовлетворения. – Завтра мы отпразднуем вашу помолвку.

– На меня не рассчитывайте, – проворчал Хулио, вставая. – Завтра возвращаюсь домой, к своему народу.

Именно Рамон отнес меня наверх в спальню этим вечером, несмотря на все протесты и уверения, что я вполне способна сама подняться и порезала не ногу, а всего лишь пальцы.

Но Илэна ничего не желала слушать. Когда Рамон вышел, чтобы принести еще вина, она наклонилась ко мне, по-прежнему улыбаясь.

– Вы должны позволить мальчику настоять на своем! Как понимаете, прекрасный предлог удержать вас в своих объятиях. – Она вздохнула. – Мой Рамон всегда был таким джентльменом! Иногда я думала, что совершила ошибку, позволив ему оставаться у отцов-иезуитов. Но не думайте, что у Рамона не было женщин! Просто мальчик слишком застенчив и мягок, особенно с теми, кого по-настоящему уважает.

– Разве? По-видимому, все ваши сыновья не слишком увлекаются женщинами.

– Мои сыновья – мужчины, но к женитьбе относятся по-разному. Рамон с первого взгляда был очарован вашей красотой и ни о чем другом не мог говорить. И вам ничего не стоило влюбить его в себя.

– Как все удачно сложилось для нас обоих, – с легкой ехидцей согласилась я, но Илэна только усмехнулась:

– Конечно! Рамон – идеалист. Уважал вашего отца, знает о моих желаниях, но думаю, не согласился бы жениться, не будь влюблен в вас!

– Господи! Неужели в таком случае пришлось бы выбирать между Люкасом и Хулио? Думаю, мои чувства ни при каких обстоятельствах не были бы приняты в расчет! Скажите, а если бы я не имела несчастье ехать именно в том дилижансе, как бы этот брак, о котором заговорил мой отец, мог быть заключен?

Илэна с издевательским упреком покачала головой:

– Но, Ровена, вы же не сомневались в моих словах или в том, что говорил шаман, мой отец. Если бы судьба не привела вас сюда, можно было придумать другой план. Но вам предоставили выбор, позволили все решить самой. Надеюсь, не считаете, что вас вынудили?

Темные глаза светились невыразимым блеском, и я на мгновение спросила себя, что именно знала она о происшедшем между мной и Люкасом.

Я еле заметно усмехнулась.

– Думаю, каждую женщину вынуждают в то или иное время принять решение, не находите? Но в моем случае… мне всегда везло, и в конце концов все выходило как хочу я.

В этот момент возвратился Рамон, и мы заговорили о другом. Илэна сказала, что не видит причин откладывать свадьбу. Рамон задумчиво и неуверенно взглянул на меня, и я, полная решимости не позволить этой женщине управлять моей жизнью, спокойно объявила, что можно обсудить наши планы и позже.

– Ведь мы только что обручились. Думаю, нужно время привыкнуть хотя бы к этому!

В ожидании поддержки я взглянула на Рамона, не на Илэну. Он покраснел от удовольствия и гордости и тут же согласился. Я вообще чувствовала, что он ни в чем не станет противоречить, если буду при этом достаточно тактична.

Рамон отнес меня в спальню, перед уходом поцеловал в губы нежно, но властно.

– Пожалуйста, Ровена, поверь, я не хочу, чтобы ты чувствовала, будто тебя заставили, вынудили согласиться на этот брак. Клянусь, никогда не скажу тебе грубого слова, буду терпеливым и постараюсь, чтобы ты была счастлива.

Любовь Рамона была честной, прямой и открытой. Я знала, он уверен в том, что я девственница, и поэтому еще больше преклонялся передо мной, обращался словно с хрупкой статуэткой, не в пример Тодду Шеннону. Я продолжала убеждать себя, что жизнь с Рамоном не так уж плоха, а кроме того, лучшего выбора у меня все равно не было.

Всю ночь, лежа без сна и глядя на бледное лунное сияние, бросавшее отсветы на пустую кровать Луз, я повторяла себе, что не буду интересоваться, куда Люкас увез Луз, что они делают так поздно. Но все-таки уснуть не смогла, а подойдя к окну, увидела желтоватый свет лампы в комнате Илэны. Мысль о том, что она тоже не спит и волнуется, доставила мне злобное удовлетворение. Я понимала – она женщина сильная, но не могла доверять ни льстивым словам, ни притворной заботе обо мне. Но все же даже у нее были свои слабости, и это вновь обретенное знание давало мне небольшое преимущество.

Я металась в постели, снова ощущая неприятное чувство в желудке, всегда появляющееся при воспоминании о странных, противоестественных отношениях между Илэной и Люкасом. Больше всего я осуждала ее, но и он тоже… Жена отца! И все-таки его обуревала похоть к этой женщине, бесстыдное вожделение, а тем временем он использовал других, чтобы удовлетворить мимолетное желание… ее же ставил на пьедестал. Я ненавидела себя за то, что сделала сегодня, и ненавидела его за угрозы, ультиматум, предъявленный мне. Желание, нет, скорее, похоть – омерзительная вещь, ее нужно бояться и избегать! Именно это чувство делает рабами мужчин и женщин. Не поэтому ли мать оказалась в постели Эдгара Кардона? «Я люблю его, – сказала она мне. – Это то, чего тебе никогда не понять!» Почему она называла вожделение любовью? Что есть любовь, как не похоть, одетая в красивые слова и фразы?

Я все еще не спала, когда в комнату тихо прокралась Луз с туфлями в руках. Трудно было понять, который час, но луна уже поднялась высоко и не освещала наши кровати.

Луз бросилась на постель и, как мне показалось, тихо заплакала.

Утром лицо ее было мрачным, глаза распухли.

– Луз! Ты выглядишь усталой, а рука у меня прошла. Почему бы тебе не полежать подольше? Я помогу готовить и убирать.

– Если я не буду ничем занята, начну думать… О, какая разница! И представить не можешь! Я была так счастлива вчера, когда он пригласил меня на прогулку, а потом…

Голос девушки дрожал, но я знала, что не могу оставить ее одну.

– И потом?

– Потом ничего. Мы ехали верхом по долине, разговаривали, но, как обычно, болтала я, Люкас только отвечал. Он поцеловал меня после того, как мы спешились и легли в траву. И мне показалось, что на этот раз он пойдет дальше, не ограничится поцелуями, и я ему позволю все, а потом мы поженимся. И что же – все напрасно! Иногда я не понимаю, почему он забрал меня у Монтойа и привез сюда. Наверное, из-за нее Люкас перестал быть мужчиной! Я тоже женщина, ничем не хуже ее, но он и не смотрит на меня! По крайней мере, о Боже, Хесус Монтойа видел во мне не сестру, а женщину, женщину из плоти и крови!

Щеки ее пылали, в голосе слышалось отчаяние.

– Ты не знаешь, что говоришь! – резко оборвала я, чтобы немного успокоить девушку. – Люкас просто слишком уважает тебя и поэтому сдерживается.

– Уважает?! – истерически вскрикнула Луз. – Думаешь, мне этого достаточно? Сколько еще я должна оставаться девственницей в ожидании мужчины, который придет и возьмет меня?! Люкас знает, что я люблю и хочу его! Я забыла обо всем, что ты сказала мне, не могла оставаться холодной под его поцелуями, умирала от желания, но он остался равнодушным. И не потому, что уважает меня, а потому, что жаждет заполучить ее! Думаешь, не знаю, куда он отправился после того, как привез меня? Когда он пошел отвести лошадей в загон, я прокралась в его комнату, разделась и стала ждать. О Боже, без всякого стыда и смущения я лежала там и думала, что когда он увидит меня такую, не сможет сдержаться и возьмет меня. Я лежала и лежала… но в конце концов пришлось возвратиться, а когда я проходила мимо ее спальни, услышала, как она смеется, и… его голос, его, там, в ее комнате, постели!

Мы взглянули друг на друга; краска гнева и отвращения бросилась мне в лицо.

– Подобный человек недостоин твоей любви, не стоит даже плевка! Слушай, Луз, когда мы с Рамоном поженимся и уедем отсюда, ты должна уйти с нами. В мире много других мужчин, добрых, благородных, считающих женщину личностью, а не орудием наслаждения.

Я подошла к Луз, схватила ее за плечи.

– Промой глаза холодной водой. Неужели хочешь, чтобы он понял, как ты плакала? Ради Бога, будь гордой! Не обращай на него внимания. Когда в следующий раз пригласит на прогулку, откажись!

Не знаю, что она поняла из моих гневных речей – в запальчивости я говорила по-английски, а не, как обычно, по-испански. Но так или иначе, Луз позволила умыть себя и сделать новую прическу – заколоть волосы вверх, так что локоны спадали на плечи.

Девушка, словно ребенок, немедленно отвлеклась от своих бед и начала вертеться перед зеркалом.

– Какая я хорошенькая! Словно знатная дама… О, Ровена! Думаешь, он заметит меня? Не будешь ревновать, если Рамон тоже обратит на меня внимание? Будь у меня красивое платье, вроде тех, что Люкас ей привозит…

Я в отчаянии пожала плечами, но пообещала сделать все, что смогу.

– Оставайся здесь!

Я смело подошла к двери комнаты Илэны и постучала. Послышался сонный голос:

– Войдите!

Увидев меня, Илэна изумленно подняла брови:

– Ты? Почему так рано?

Илэна зевнула, потянулась, и я против воли восхищенно заметила, что даже сейчас ей удается выглядеть молодой и привлекательной. Она была одна… но неужели я и вправду ожидала увидеть его там?

– Я хотела встать помочь Паките с завтраком, но оказывается, все мужчины уже уехали! Что-то случилось, Ровена?

– Простите, если побеспокоила, – неловко пробормотала я. – Но… вы были так добры, что позволили носить свои платья. Тот розовый костюм, что вы подарили, не возражаете, если я переделаю его для Луз?

Высоко поднятые брови говорили о том, что она видит меня насквозь, но ответ был снисходительным, хотя чуточку насмешливым.

– Ну конечно! Он твой, делай с ним что хочешь! С твоей стороны так благородно принимать участие в крошке Луз! Боюсь, ты думаешь, я оставила ее без внимания. Да, действительно…

Илэна села, задумчиво нахмурясь, словно в самом деле была озабочена, но все же у меня было такое чувство, будто веду очередной поединок с этой женщиной.

– Обязательно напомню своему легкомысленному сыну, чтобы привез несколько красивых платьев, когда в следующий раз отправится в Санта-Фе или Мехико. А пока можно перешить ей несколько моих. Ну вот, надеюсь, ты не сердишься? – улыбнулась она. – Не думай, что я плохо отношусь к Луз!

– Мне это в голову не приходило, – уклончиво ответила я и поблагодарила Илэну за щедрость.

– Если понадобится что-то, только попроси! Ведь ты теперь моя дочь! Или младшая сестра, – озорно добавила Илэна, – ведь мой отец удочерил тебя.

Илэна Кордес и я прекрасно понимали друг друга, и временами я даже наслаждалась нашими словесными битвами, но сегодня утром у меня было такое чувство, словно она намеренно, преувеличенно добра к Луз и ко мне, словно к детям, которых решила побаловать.

Позже я спустилась вниз, оставив Луз перед зеркалом восхищаться новым платьем, и почти добралась до кухни, когда услышала рассерженный голос Люкаса. Он ворвался через входную дверь, и я едва не столкнулась с ним.

– Что ты здесь делаешь? Тебе нужно отдыхать!

Говорил он рассеянно и, думаю, прошел бы мимо, не загороди я, вполне намеренно, дорогу.

– Доброе утро, Люкас! Не собираешься меня поздравить?! Ведь именно ты был причиной моего решения выйти за твоего брата!

Мне показалось, он с трудом сосредоточился. Только сейчас я заметила, что он без рубашки и шляпы, на ногах украшенные бусами индейские мокасины, лицо усталое и злое.

– Поздравить тебя? – непонимающе переспросил он, раздраженно откидывая волосы со лба.

– Мы с Рамоном помолвлены, – повторила я деланно терпеливо. – Ты теперь каждый день будешь возвращаться так рано, Люкас? Если так, мне придется постараться не лезть тебе на глаза.

– О чем ты бормочешь? Где Илэна? У нас, кажется, гости: нужно предупредить всех!

Я поняла, он думает о чем-то другом: лицо напряженное, словно все морщинки мгновенно прорезались на нем.

– Кто-то едет? Чужой?

– Не надейся, твоих знакомых не будет!

– По-моему, грубость – твоя вторая натура!

– А ты задаешь миллион идиотских вопросов.

– Ну что ж, придется найти того, кто ответил бы, не срывая на мне злость.

– Подожди! – Он схватил меня за руку, повернул лицом к себе. – Послушай… послушай… Прости меня.